прочитать, все увидеть. Я слушала, исписывала заметками целые страницы, училась так, как никогда раньше.
Я хотела учиться до конца своих дней.
Глава 17
Габриэль
Мы больше не видимся. Только пересекаемся иногда. Хотя и живем под одной крышей.
У нее всегда горит свет. Утром, вечером, ночью. Она только и делает, что работает. Зачем она так изматывает себя? Кто ее об этом просил?
Уж точно не я.
Лили
Первое время я брела, спотыкаясь. Потом полетела вниз. Это было настоящее падение с отвесной скалы. Между лицеем и подготовительными курсами разница огромная, и все очень непросто. Никто тебе не поможет. Ты впервые начинаешь понимать, что на самом деле значит «сам по себе». У тебя должно быть полно всяких преимуществ, конкуренция очень жесткая. И вообще, почему они все говорят о конкуренции, а не о здоровом соперничестве? Как будто мы все тут боремся за одно и то же место. Но я не знаю, чего хотят другие. И не знаю, чего хочу сама.
Я получаю первые оценки. Это катастрофа. «Вам тут делать нечего», – добавляет преподавательница. Я знаю, она и другим это говорит, и не принимаю близко к сердцу. Стиснув зубы, продолжаю работать. Не закрываю глаза, не опускаю руки. Рано или поздно мои усилия окупятся.
Когда я пришла на подготовительные курсы, я хотела учиться, учиться, учиться. Была ненасытна. Я хотела, чтобы меня учили, чувствовала, что мне еще столько всего нужно узнать. А теперь мне кажется, что я вообще ничего не знаю.
Мне дали понять, что нужно выйти из зоны комфорта. Но мне казалось, что я и так уже из нее вышла.
Мне дали понять, что прежде всего я должна научиться быть как все. Приобщиться к их культуре.
Я и не знала, что мы, живущие в пригороде, были изгоями. И я думала, что хожу на курсы просто учиться.
Глава 18
Габриэль
Я слышу, как она расчесывает волосы у себя в комнате, готовясь к занятиям. Я вижу, как она меняется. Даже радио она теперь слушает другое.
И дверь у нее всегда закрыта.
Это мир, куда у меня больше нет доступа – дверь захлопывается перед моим носом. «Ты не сможешь понять, объяснять слишком долго, рассказывать слишком долго, тебе это будет неинтересно». Я бросила учиться, не окончив даже колледж, но это не значит, что я глупая. Я все понимаю, просто нужно хотя бы попытаться объяснить мне.
Сначала я задавала вопросы, показывая, что мне интересно, но потом, столкнувшись с полным нежеланием Лили впустить меня в ее новый мир, я замолчала и больше не пыталась войти к ней в комнату.
Так и стояла на пороге – со своими вопросами. С нашим молчанием.
Лили
Я была в полной растерянности, и ничто не могло мне помочь. Не к кому было обратиться, чтобы нагнать упущенное, понять непонятное. Что вообще можно сделать, если ты отстаешь на двадцать лет. Я не собиралась говорить об этом маме. «Кстати, мама, мне сейчас очень тяжело, я ничего не понимаю, вся моя культура для них не в счет. Знаешь, как они ее называют? Субкультурой!»
Я даже не подозревала, что одни фильмы ценятся больше других, что одни режиссеры считаются лучше других. Для меня «Трюффо»[27] было тем местом, где мы купили Жан-Клода, нашу первую черепаху.
Так что, мам, я исключаю тебя из своей жизни, потому что не могу защитить тебя от того, что переживаю сейчас сама, – от этой пощечины. Но прежде всего потому, что, честно говоря, я немного злюсь на тебя, но ты этого не заслужила, и я не хочу, чтобы ты это почувствовала. Но мама… ты не подготовила меня к той жизни, которая меня ждет.
Глава 19
Габриэль
Однажды я увидела на кровати Лили (она по-прежнему не пользовалась письменным столом) листок с выполненной работой и была потрясена оценкой: у дочери всегда было не меньше 16 баллов из возможных 20, а тут я увидела 8/20!
Я спросила, что случилось. Она ушла к себе и захлопнула дверь.
Лили
8 из 20 – это была моя лучшая оценка за тот год.
Глава 20
Лили
Французский, философия… Мне пришлось догонять их по всем предметам, чтобы хотя бы говорить с ними на одном языке. Что ж, ладно. Но математика? Я всегда получала 20/20, у нас была одна и та же программа, одни и те же экзамены. Но почему они уже знали так много – гораздо больше, чем я?
Однажды я услышала обрывок разговора двух учащихся и наконец поняла то, чего не понимала до сих пор: прежде чем поступить в подготовительный класс, мои одноклассники занимались с репетиторами! Им помогали освоить программу, их подтягивали до нужного уровня. Вот почему они не отставали. Они брали частные уроки даже по английскому! Это был мой любимый предмет, и хотя я очень хорошо пишу, но когда дело доходит до устной речи, мне с одноклассниками не сравниться – столько всего они узнали и услышали во время своих языковых стажировок. У некоторых даже было идеальное британское произношение. Я так завидую! Как бы я хотела говорить по-английски лучше, чем любой француз, вообще без акцента, чтобы никто не мог догадаться, откуда я. Француженка? Из пригорода? У меня было очень хорошее произношение, но не идеальное. Есть вещи, которым можно научиться только там.
Не знаю, будут ли у меня дети, но если будут, то они вырастут в двуязычном мире, будут говорить по-английски и станут культурнее культурных. Да, я высоко поднимаю планку. Не знаю зачем, но я так хочу.
Таковы правила. Я узнаю о них в самый разгар игры, и они работают против меня. Можно выкладываться по полной, но этого уже недостаточно. И впервые мои оценки зависят от экономических и социальных факторов.
«Где хотение, там и…» Ну нет. Это работает не всегда. И теперь я знаю почему.
Габриэль
Иногда моя дочь взрывается.
– Эти мерзкие снобы все одинаковые!
– Лили, пожалуйста, не обобщай. Я тебя не так воспитывала.
– Нами управляет мафия, которая защищает свои интересы. И это меня убивает! Взять хотя бы немецкий и латынь: никто не выбирает эти языки в колледже просто потому, что ему захотелось! Это совершенно точно, теперь я лучше понимаю, как работает социальное воспроизводство.
Иногда мне кажется, что она преувеличивает. А иногда – что она права.
Мы никогда не попадем в их мир.
Лили
Я словно пробудилась от долгого сна и обнаружила, что злюсь. Злюсь на все. На жизнь и ее несправедливость. Как будто я надела новые очки и увидела то, чего не видела раньше, о чем даже не подозревала. Сквозь новую ясную призму я увидела, что все это время ошибалась. Теперь я лучше понимаю выражение «счастливый идиот». Иногда знание приносит с собой грусть и горечь. Но мне не грустно и не горько. Я в ярости.
Этот гнев быстро превратился в силу. В отчаянное желание показать им, на что я способна. Два года я работала на износ. Не позволяя себе отвлечься. Моей единственной целью был успех, я должна была стать лучше.
Лучше, чем раньше. Лучше, чем они.
Учителя, один за другим, говорили мне: «Вам тут нечего делать». Моя мама твердила: «Бросай, если это так трудно».
Это что, шутка?! Ну уж нет, я им такого удовольствия не доставлю. Я не позволю им остаться в их тесном кружке, ведь там есть место и
