вернется из Галлии?
Кальпурния не знала, что делать.
– Это происходит немного иначе… – прошептала она. – Будущее является ко мне наяву или во сне, я не могу увидеть его по своему желанию…
– Тогда сосредоточься, – настаивала Аврелия. – Обычно мне и самой ясно, куда движется жизнь моего сына, но по какой-то причине, ускользающей от меня, сейчас я все вижу очень смутно. Поэтому мне нужен твой дар.
Аврелия не верила, как другие, в чародейство, гадалок и прочую чепуху, но уважала предзнаменования, обряды, богов и допускала, что человек может, сам того не желая и не стремясь извлечь выгоду, быть наделен божественным даром и уметь видеть будущее так же отчетливо, как авгур, или даже лучше. Подобные люди встречались, хотя и редко. Из бесед с родней юной Кальпурнии Аврелии стало известно, что у той этот дар есть, и теперь она желала убедиться в этом сама. Если с сыном должно случиться что-то ужасное и девица-Кассандра не в силах предотвратить рокового события, возможно, это удастся ей, матери.
– Увижу ли я, как мой сын победоносно вернется из Галлии? – повторила она.
Кальпурния поняла, что обязана ответить.
Она закрыла глаза.
К своему удивлению, среди теней, отбрасываемых масляной лампой, чувствуя руки свекрови, крепко сжимавшие ее пальцы, она и впрямь увидела будущее… Но увиденное ею было страшным. И безнадежным…
Она открыла глаза.
– Да, ты увидишь, как твой сын победоносно вернется из Галлии, – солгала она.
Аврелия долго смотрела ей в глаза, пока Кальпурния не опустила взгляд. Поняла ли свекровь, что невестка лжет?
– Могу я пойти к себе? – спросила девушка. – Цезарь вот-вот закончит с делами, и мне бы хотелось, чтобы он застал меня в спальне.
– Да, конечно, иди.
Девушка встала.
– Постой… – окликнула ее Аврелия, и девушка остановилась и посмотрела на нее с порога. – Скажи мне, малышка… у тебя были ложные видения?
На этот раз Кальпурния ответила быстро и решительно:
– Нет, никогда.
Мать Цезаря кивнула. Она поняла, что в ответ на второй вопрос Кальпурния сказала правду, но сомневалась, что и первый ответ был правдив.
Дом Помпея
На другой день
Накануне вечером Цезарь простился с Крассом, матерью, дочерью, сестрами, а также с друзьями, а утром, перед отъездом, счел необходимым в последний раз отправиться в гости.
Без приглашения.
Без предупреждения.
– Твоей дочери нет дома, – буркнул Помпей, увидев его в дверях.
– Я знаю. Вчера вечером за ужином она говорила, что сегодня вместе с рабами пойдет за покупками на Бычий форум. Похоже, Птолемей Двенадцатый и его свита опустошили твои кладовые.
– Верно, – задумчиво согласился хозяин. – Но раз так… Если ты знаешь, что твоей дочери нет дома…
Вопрос повис в воздухе.
– Я пришел поговорить с тобой, – пояснил Цезарь.
Помпей приподнял брови.
Цезарь оглянулся. Рабы убирали атриум.
– Наедине, – уточнил он.
– Мы одни.
Для Помпея, как и для большинства римлян, рабы не шли в счет.
– Лучше без рабов, – настаивал его гость.
Хозяин сделал знак атриенсию, и тот велел всем удалиться.
– Так что же? – продолжил Помпей, как только они остались наедине. – Чему я обязан этой неожиданной… честью?
Цезарь ответил на насмешку столь же язвительной улыбкой. Их связывал договор, но они по-прежнему не доверяли друг другу. Он подошел ближе, пока не оказался в шаге от собеседника.
Помпей не отступил. Он не боялся Цезаря. Он уважал его как противника в государственных делах – а если бы не брак Помпея с Юлией, они, возможно, столкнулись бы и на поле сражения, – но не боялся.
– Я пришел сказать тебе только одно.
– Слушаю тебя, – повторил Помпей.
Цезарь придвинулся еще ближе и заговорил шепотом:
– Я пришел сказать тебе вот что: если что-нибудь случится с моей дочерью, с Юлией, что бы то ни было, по твоей вине или нет, если Юлия споткнется и ушибется, если ее настигнет болезнь или другое несчастье, знай: в мире не найдется места, где ты сможешь спрятаться. Я буду искать тебя по всей земле, пересеку реки и горы, моря и границы, пока не разыщу. Пока не разыщу и не убью.
Цезарь умолк и отступил.
Затем повернулся и зашагал к двери.
Он не ждал ответа и не желал его слышать. Ему было безразлично, что думает Помпей. Цезарь пришел сюда лишь затем, чтобы сказать то, что сказал.
В другое время, при других обстоятельствах, в более доверительной обстановке, Помпей мог бы признаться Цезарю, что Юлия ему действительно по душе и он заботится о ней не потому, что она дочь врага, а ради нее самой. Но, услышав угрозу, высказанную напрямик, без вступлений, без оговорок, он благоразумно предпочел смолчать.
Цезарь не оглянулся. Он подошел к дверям, подождал, пока Помпей знаком не велит рабам их открыть, и вышел, как только тяжелые деревянные створки распахнулись.
XCV
Наступление гельветов
Озеро Леманн, рядом с городом Генава[121] На границе Гельвеции и Галлии 58 г. до н. э.
Продвижение гельветов и их союзников через Альпы оказалось гораздо медленнее и сложнее, чем представлялось Дивикону: к обильному, несмотря на весну, снегопаду добавились ссоры и стычки с небольшими племенами, которые не могли остановить гигантскую волну переселенцев, но замедляли ее по мере сил. К тому же вместе с закаленными в боях солдатами шли их родственники – женщины, дети и старики; за ними двигались сотни повозок с поклажей, которые едва проезжали по извилистым тропам, зачастую узким и бугристым. Переход, на который Дивикон собирался потратить несколько дней или недель, превратился в целое странствие, растянувшееся почти на два месяца. Эта задержка позволила наместнику приграничных римских провинций добраться туда, куда он намеревался попасть, – к месту впадения Родана[122] в озеро Леманн, недалеко от укрепленного города Генавы, населенного аллоброгами.
– Непонятно, кто он такой, – сказали Дивикону начальники и лазутчики, когда речь зашла о Цезаре. И добавили еще несколько нелестных замечаний: – Ему сорок два, а он до сих пор не одержал ни единой громкой победы. Пустое место. Посредственность. Говорят, он разбил на юге не то иберов, не то лузитан, точно не знаем, но отказался от триумфального шествия по Риму, которое устраивают в честь тех, кто одерживает крупную победу.
Лазутчики передавали обрывочные сведения. Это могло привести к серьезным ошибкам. Им было неизвестно, отчего Цезарь не отпраздновал свой триумф, а отказ от подобной почести по соображениям государственного порядка виделся им чем-то невообразимым.
Дивикон выслушал советников, и их уверения укрепили его решимость. Его не волновала ни Генавская крепость, ни близлежащее озеро, ни река. Его интересовал только мост, возведенный рядом с
