великому удовольствию последних, ибо иностранцы покупали их для услуг своих только на время войны, после которой возвращали им свободу. Русские тоже покупали многих из этих пленных, но несчастнейшие из них были те, которые попадали в руки татар, которые уводили их к себе в рабы, в неволю – положение самое плачевное». Картина эта мало изменилась и впоследствии. Ю. Юль, находившийся в Петербург в 1710 г., уже после взятия русскими Выборга сообщал, что «в Петербурге женщины и дети повсюду продавались задешево, преимущественно казаками»[122].
Бегство населения из Ингрии шло, несмотря на распоряжения Петра о рассылке по всей Прибалтике предупредительных извещений о том, что солдатам русской армии насилия запрещены, что «все бесчинства против (то есть в нарушение. – Е. А.) указу его учинены» и что тех из местных жителей, кто останется на месте и будет просить защиты государя, царь «от всех податей и налогов свободит»[123]. Но это не успокаивало местное население. С началом кампании вокруг Ниеншанца русские войска столкнулись даже с сопротивлением мирных жителей. В мае 1703 г. фельдмаршал Б.П. Шереметев, главнокомандующий армией, писал Петру об ижорянах: «Чухна не смирны, чинят некия пакости и отсталых стреляют, и малолюдством проезжать трудно, и русские мужики к нам неприятны: многое число беглых из Новгорода и с Валдая, и ото Пскова, и добры они [более] к шведам, нежели к нам»[124].
В планы шведского командования на 1704 г. входили как оборонительные, так и наступательные операции. Шведам нужно было во что бы то ни стало удержать оставшиеся в их руках опорные пункты обороны – Нарву, Выборг, Кексгольм – и попытаться сбить русских с линии Шлиссельбург – Петербург – Кроншлот. От разведчиков и перебежчиков они знали, что Петербург стал уже мощной крепостью. В донесении командующего армией в Финляндии генерала И.Г. Манделя от 24 июля 1704 г. отмечено: «Петербург очень хорошо основан и укреплен; его положение таково, что он может стать одновременно и сильной крепостью, и процветающим торговым городом; если царь сохранит его в течение нескольких лет, то его власть на море станет значительной»[125]. Как раз этого шведы не хотели допускать.
Между тем русскому командованию приходилось держать ухо востро – на севере противник стоял за рекой Сестрой, то есть весьма близко от Петербурга. Здесь шведы опирались в своих действиях на свою мощную крепость Выборг. Шведская Нарва «висела» с другого, южного фланга обороны русской Ингерманландии. Новое, более серьезное столкновение русских и шведских сил под стенами Нарвы становилось неизбежным. Как писал в марте 1704 г. Меншикову П.М. Апраксин, по его сведениям, «в Нарве все прежнее, живут во многом страхе»[126]. 24 января 1704 г. полковник А. Балабанов сообщал Меншикову о поимке в Ямбурском уезде «шпика», которого генерал И.И. Чамберс «приказал… при себе пытать и [тот] с пытки сказал: “Послал-де ево из Ругодива (Нарвы. – Е. А.) генерал-маэор ругодивской (комендант Горн. – Е. А.) для проведыванья [по] деревням силы конных и пехотных полков, что в которой деревне стоит“»[127]. Опасения коменданта Горна были не напрасны: в начале апреля 1704 г. отряд драгун, форсировав Нарову, перешел на эстляндскую сторону и устроил страшный погром по Ревельской дороге: были сожжены мызы и деревни, убиты около 200 человек, а 15 апреля русские драгуны напали на караульню у самого рва Иван-города, уничтожив шесть караульных солдат. Нападавших пришлось отбивать орудийным огнем с бастионов крепости[128].
Со своей стороны, русские тоже опасались неожиданных действий противника. Заняв Ингерманландию, они унаследовали от шведов обширное пространство вдоль побережья Финского залива, которое следовало оборонять или хотя бы контролировать. Войска были сначала сосредоточены в Ямбурге, Копорье и на Дудергофских высотах – здесь, как уже сказано выше, при шведах были оборонительные укрепления в Дудергофской мызе. В Ямбурге стоял П.М. Апраксин, в распоряжении которого было 2456 человек, но воевода считал, что этих сил для сопротивления шведам ему недостаточно[129].
С приходом зимы у русских возникли новые проблемы. Генерал князь А.И. Репнин, под началом которого было пять полков (четыре тысячи солдат), держал штаб в Дудергофе. Он писал в феврале 1704 г. Меншикову: «А ныне для опасения, что море стало и чтоб не не было приходу неприятельскова чрез море (по льду. – Е. А.) на те станцы[и] из Ругодева и Выбору (Выборг. – Е. А.), которые мои полки солдацкие стояли от моря за Копорьем кругом Дудергофской мызы, все я перевожу и ставлю на станцыях подле моря в самых крайних деревнях». Обеспечить непрерывность цепи «станций» – постов вдоль берега залива – было трудно: «А деревень много было, в которых солдатам и драгуном не досталось стоять»[130].
Синие мундиры на Выборгской дороге
Летом 1704 г. шведы предприняли нападение на Петербург. Они действовали двумя группировками – одна двигалась по Выборгской дороге, а другая (военно-морская) приблизилась к Котлину. 9 июля 1704 г. обер-комендант Петербурга Роман Брюс срочно сообщил находившемуся под Нарвой А.Д. Меншикову: «Сего июля 9 числа… пришло к Котлину острову неприятельских судов с 30, да при них мелких немалое число, и из них одна шкута (шхуна. – Е. А.) выбегает за остров к урочищу к Лисьему Носу, а в которых местах те их суды стоят, послан к вашей милости чертежик». В тот же день посланный по Выборгской дороге отряд драгун и запорожских казаков полковника Бахметева за восемь верст от реки Сестры неожиданно для себя наткнулся на мощную группировку противника под командованием генерала Манделя, которая двигалась к Петербургу. Люди Бахметева «от великой их пушечной стрельбы понуждены [были] уступить» и бежать назад. Противник преследовал Бахметева около 20 верст, пока русская конница не рассеялась по лесам.
Роман Брюс, оценив и соспоставив эти факты, был очень встревожен. Он писал Меншикову, что «неприятель… силен гораздо», и беспокоился за безопасность Петербурга[131]. Меншиков тотчас попросил главнокомандующего русской армией Георга Бенедикта Огильви перебросить часть войск к Петербургу для усиления его гарнизона. Но Огильви, не желая ослабления главной армии, предложил Меншикову лучше подумать о том, как собрать рассеянную шведами конницу Бахметева. Однако Брюсу не пришлось прибегать к решительным действиям – уж очень неорганизованно и бестолково действовали шведы.
23 июня их полки, шедшие от Выборга, форсировали Малую Невку и оказались на Каменном острове, затем вышли к Ниеншанцу. Вместо того чтобы оттуда атаковать Петербург, Мандель оставил у Ниеншанца часть войска, а с основными силами двинулся к Шлиссельбургу. Однако подойти к нему по каким-то причинам шведам не удалось[132]. Еще хуже действовали шведы, приплывшие на кораблях.
