Ладожском, Псковском и Чудском озерах, строительство галерного и корабельного флота, основание Адмиралтейства). Овладев берегами Невы на всем ее протяжении, русское командование старалось закрепить и энергично развить этот успех. Петр стремился, с одной стороны, занять весь Карельский перешеек, овладеть крепостями Выборг и Кексгольм, а с другой стороны, захватив столь памятную для него «злощастную» Нарву, а также Иван-город и Дерпт, установить надежный контроль над выходами из Ладоги, Псковского и Чудского озер, рек Невы, Луги и Наровы.
Однако, как ни парадоксально, поражения, которые терпели шведы в Ингерманландии в 1702–1708 гг., не были смертельны для шведского владычества в Восточной Прибалтике. Все успехи царя Петра в дельте Невы стоили немногого, если бы его упорная борьба с Карлом XII в Польше и на Украине закончилась победой последнего и русские проиграли бы генеральное сражение под Полтавой в 1709 г. Тогда все неудачи шведов в Ингерманландии оказались бы временными, они разом окупились бы общей победой в войне и соответствующим мирным договором, который Карл XII хотел продиктовать Петру I непременно в Москве. Согласно проекту этого договора, русские должны были разом очистить от своего присутствия устье Невы.
Впрочем, и сам Петр прекрасно понимал, как ненадежно закрепился он в дельте Невы. Накануне Полтавского сражения он приказал заминировать взятые ранее крепости Лифляндии и Курляндии, с тем чтобы подорвать их в случае вынужденного отступления… Но блистательная победа русского оружия на Полтавском поле летом 1709 г. изменила весь ход Северной войны и решила судьбу Петербурга.
Портрет героя на фоне города:
Обер-комендант Роман Брюс, или Кто же забыл в его гробу клещи
Итак, 1705–1708 гг. были самыми трудными для нашего города. Армия Петра I под натиском шведов почти непрерывно отступала из Польши в глубь России, и после раздумий царь дал указ восстанавливать укрепления Москвы – видно, он готовился у стен старой столицы дать бой сильному врагу. Петербург же был предоставлен на волю Бога и обер-коменданта Романа Вилимовича Брюса.
Напомню, что в крепостях не было более важного чина, чем ее комендант. Во время вражеской осады только он решал судьбу гарнизона, только он мог приказать спустить флаг и сдаться неприятелю или биться до последнего во время штурма или блокады. И только на коменданте лежала вся страшная ответственность за судьбу крепости. Роман Брюс – сын шотландского эмигранта и старший брат знаменитого Якова Брюса, был многократно проверен царем под огнем войны и в застолье мира. Роман Брюс вышел из преображенских «потешных», служил отважно и усердно в разных походах и был ценим Петром, сделавшим его обер-комендантом Петропавловской крепости. Тогда это был ключевой пост – от успешной защиты крепости на Заячьем острове зависела судьба всего новорожденного Петербурга и юного флота.
Брюс оказался неутомимым и дельным начальником. Он то боролся с наводнениями, то отражал нападения шведских отрядов на дальних подступах к городу, то строил Кронверк и палисады на Городовом острове. До самой своей смерти в 1720 г. генерал-лейтенант Роман Брюс не покидал своего высокого поста и был готов отбить любой натиск противника. Его похоронили прямо у стены недостроенного еще тогда Петропавловского собора. Эта была высшая честь для подданного – в пределах крепости хоронили только царственных особ. Со склепа Брюса начинается знаменитое Комендантское кладбище Петропавловской крепости, на котором за два века похоронено всего девятнадцать комендантов.
Но вернемся к Брюсу. Перед нами документ, который непосредственно относится к его судьбе, точнее к тому, что от него осталось. Это акт 1980 г. о вскрытии склепа Брюса. Он начинается, как и все казенные бумаги такого рода, словами: «Мы, нижеподписавшиеся, составили акт о нижеследующем…» И далее идет описание того, что спустя 260 лет после похорон Брюса увидели люди: «1. Был вскрыт и обследован склеп Романа Брюса. 2. Склеп сложен из маломерного кирпича петровского времени». Да, из такого узкого и тонкого красного кирпича голландского образца были построены многие дома времен Петра Великого. Под сводом из такого кирпича и нашел вечный покой Роман Брюс. Читаю дальше: «Погребение находится в вытянутом положении на спине, руки чуть согнуты в локтях. Сохранность костей хорошая (и дальше – внимание! – Е. А.) темный цвет [их] свидетельствует о периодическом длительном пребывании в воде». Это означает только одно: наводнения подтапливали Заячий остров, и наш знаменитый комендант и после смерти часто плавал в невской воде. Такова была судьба всех комендантов Петропавловки – вся их жизнь была связана с Невой. Стоя на Нарышкином бастионе, комендант с тревогой смотрел на прибывающую невскую воду. Он давал приказ начать пальбу сигнальной пушки, поднимавшую на ноги встревоженных жителей столицы, прекрасно знавших, что так дают им знать о начале наводнения. Весной же комендант на нарядном катере переплывал Неву, поднимался в Зимний дворец и получал разрешение государя на открытие навигации по Неве. Громом салюта встречала крепость это важное событие.
Читаем далее: «Под костяком тлен зеленой окраски – остатки преображенского мундира». Значит, генерал был одет в мундир родного полка, в котором он служил еще в 1695 г. капитаном и во главе своей роты штурмовал стены турецкого Азова. Удивительно, что тлен (остатки мундира) сохранил зеленую окраску – так оказались стойки против натиска трех столетий и воды минеральные красители наших предков. Далее в акте написано: «Под правым плечом погребенного были обнаружены положенные вместе с ним в гроб строительные клещи».
Чтобы это значило? Может быть, что шотландец Брюс был масоном, а клещи, как и молоток, мастерок и циркуль, – знаки масонской символики? Однако в масонской литературе нет ни слова о клещах как одном из знаков масонства. Значит, их в гробу случайно оставил гробовщик, а потом, наверное, обыскался под всеми лавками. Не будем забывать, что дело происходило в России, а у нас все возможно…
Государь-мечтатель
Во всем начатом здесь, в Петербурге, в первые годы чувствовалась временность, первые петербуржцы тревожно ожидали перелома в войне со шведами. А перелом этот долго не наступал, и не было уверенности, что город строится здесь надолго, навсегда. И лишь победив под Полтавой, заняв в 1710–1714 гг. Эстляндию, Лифляндию, Карелию и Финляндию, Петр мог наконец-то осуществить все свои высокие государственные мечты. В чем же они состояли?
Нет сомнений, что Петербург виделся царю не просто цитаделью, крепостью в угрюмом краю «отчин и дедин», оплотом Российского государства в этой части Европы, а живым городом, портом – «пристанью», как тогда говорили. В июньских 1703 г. «Ведомостях» была опубликована заметка из Берлина от 12 мая (то есть за
