мыслях столько вопросов, на которые ему никто не мог бы дать ответа. Или же почти никто…
Он разговаривал с другими рыбаками, узнавал подробности всяких традиций и что будет, если те нарушить, но ни один так и не смог поделиться чем-то внятным. Даже начальник в какой-то момент расхохотался и призвал Верея пойти и самому спросить у богов и дьяволов все, что он пытался узнать у людей.
Верей так и поступил. Однажды летней теплой ночью он прошел на пирс, где его встретило по-волшебному спокойное море, и взмолился всем богам, имена которых знал или читал когда-то, даже в школьные времена. Он молился каждому из них по отдельности и всем одновременно. Он спрашивал их «почему» и «за что». Просил даровать ему и его жене исцеление и шанс породить новую жизнь – их воплощение, что останется в этом мире после их смерти. Ребенка, через которого они смогут продолжать жить. Он обещал их почитать, уважать и молиться им до скончания своих дней. Предлагал взамен собственную душу и душу своей супруги до тех пор, пока не охрип и не услышал наконец-то голос разума. А разум говорил, что боги не заключают сделки.
Их заключают демоны.
И Верей обратился к ним в следующий раз.
Шепот. Шепот. Шепот…
Верей все вглядывался в черную толщу воды. Морской пласт скрывал от него что-то, он чувствовал. Оно было живым. Что-то там водилось, и это точно была не рыба. И не человек.
Он нахмурился. По спине пробежали мурашки, а холодный ветер облизал его кожу через промокшую рубаху. Он наклонился, едва носом не соприкасаясь с верхушками морской ряби. Чарующая пелена оставалась непроглядной. Непокорные, свободные, соленые воды не собирались открывать ему свои сокровища, но это лишь подначивало и разжигало интерес у прожженного жизнью рыбака. Страх куда-то улетучился, стоило подошедшей волне окатить его голову и утянуть шапку в свои объятия. Верей вскинул голову, дрогнул от нетерпения и ощутил это – зов из тех самых глубин, что он пытался высмотреть. Они, казалось, делали то же самое со своей стороны. Рассматривали его.
Сердце застучало быстрее. В ушах зазвенело, а где-то в пояснице скопился странный возбужденный зуд. Его так и тянуло туда – вперед, в воду, затем вниз и так до тех пор, пока легкие не начнут гореть. Все тело наполнялось странной безудержной энергией. Верей почти чувствовал, что мог бы взлететь над лодкой и «рыбкой» слиться с морем. Таким бескрайним и огромным, что уже не верилось в существование берега и всех его проблем.
Не существовало грубого начальника с дыркой меж передних зубов.
Не существовало разваливающегося деревяного домика с прохудившейся крышей.
Не существовало увядающей мамы с ее горсткой горьких пилюль.
И не существовало Еллы с ее трижды нерожденными детьми.
И страха остаться последним из своей семьи.
На мгновение, лишь на мгновение он закрыл глаза и услышал всю свою жизнь. Она отдалась кислым привкусом на корешке языка и была словно покрыта золой. Он услышал причитания мамы, грустный смех отца, рыдания и жалобы Еллы вместе с ее красивыми лестными речами и звонким игривым повизгиванием. Гремящие ключи начальника, кашель мотора старой лодки, базарные разговоры на рыбном рынке и соседские сплетни. Какофония эмоций смешивались в единую грязную массу, не оставляя после себя никакого положительного послевкусия. Верей чувствовал себя среди этих сочных, ярких образов жалкой букашкой без личности и будущего. Тем, кто не принес и не способен в принципе принести для общества хоть какую-то пользу. Он так надеялся, что это могли бы осуществить его дети, что просто забыл, каково это – действовать в одиночку.
Горькое чувство вины вызывало приступ тошноты. Он помнил, как поднял на Еллу руку после очередного выкидыша. Сожалел о том, как ругался с врачами, не в силах признать очевидное. И каким идиотом он был, когда вымещал злость на мебели, которую после и не думал чинить.
Верей зажмурился, по щеке покатилась слеза.
«Иди ко мне».
Он дрогнул и вернул взгляд морским глубинам.
«Будь со мной».
Они звали его. Этот голос, не сравнимый ни с чем мирским, манил его и чаровал так, что невозможно было устоять.
«Люби же меня».
Верей всхлипнул, и его сердце сжалось от боли.
«И я подарю тебе все».
Шепот. Шепот. Шепот…
Он дал ей имя, хотя она была против. Заменил всего лишь букву, но зато теперь он мог сокращать его до Мила. Мелюзины никогда не понимали прелести имен, как и многого другого в человеческой жизни. Верей считал их душами утопших, но по правде, по легенде, они действительно являлись морскими феями-драконами.
И его Милюзина – его Мила – сочетала в себе все. Царствие, таинственность, красоту и величие. Как настоящий дракон, она производила впечатление мистического и в каком-то рода даже ужасающего существа, что способно погубить тебя в мгновение ока. И как настоящая фея, она очаровывала и окутывала небывалой сказочностью каждую секунду, проводимую с ней наедине.
Верея не смущал ее внешний вид. Совсем наоборот, ему очень даже нравилась ее наполовину чешуйчатая кожа цвета темной морской волны. Он любил всматриваться в огромные черные глаза, в которых заключалась вся глубь неспокойного моря, и в тонкие точеные черты молодого девичьего лица. Верей также с удовольствием вслушивался в ее голос, что раздавался чудными трелями прямиком в его голове. И не без опаски позволял себе разные вольности, будь то разговоры или действия.
Чудесная и притом демоническая морская дева практически не рассказывала о себе, но вместо этого задавала множество вопросов своему избраннику. И те были отнюдь не детскими и наивными, что могла бы задавать та, кто никогда не бывал на суше. Милюзина много лет наблюдала за жизнью на береге и в общих чертах понимала мир людей. Ей было интересно то, насколько велики их земли и что же скрыто за их горизонтом. Верей рассказывал ей о железной дороге и самолетах. Также Милюзина с удовольствием слушала рассказы про различные научные достижения, о которых доводилось слышать или читать самому Верею. Порой, чтобы угодить ей и удовлетворить неугомонное любопытство, он покупал разные журналы и вычитывал оттуда интересные факты и истории. В какой-то момент он чуть было сам не начал увлекаться такими областями, как орнитология или астрология, находя и для себя их очень увлекательными в каких-то плоскостях. Однако скачущий интерес Милюзины не позволял сосредоточиться на чем-то одном.
Вероятно, она действительно была еще совсем юна, хоть Верей и никак не мог узнать
