грудь руками, готовясь оттолкнуть, и Верей зажмурился, но оглушающего удара в солнечное сплетение так и не последовало.
Если бы Милюзина умела плакать, вероятно, сейчас бы она выплакала половину моря.
– Я хочу позаботиться о нашей дочери, Мил. Позволь мне это сделать, – он шептал и успокаивающе поглаживал ее по длинным темным волосам, что словно тоже были покрыты чешуйками. – Ты знаешь, что я люблю тебя. И люблю ее. Я не способен предать никого из вас двоих.
«Договор…»
– Это не измена. И не предательство, Мил. Это… Забота, – он отпрянул и посмотрел в ее глаза, выдыхая сжато. – Ты не станешь морской пеной, если позволишь мне позаботиться о Яре.
«Верей».
– Прости меня, прошу, – он поцеловал ее в лоб, чувствуя, как испарялся ее гнев. – Прости, что решил все без тебя. И что вообще прошу о таком. Прости.
Она молчала. Волны разбивались о берег, и вскоре о них начал тарабанить ураганный дождь. Верей не выпускал Милюзину все это время, а она и не собиралась вырываться.
«Я прощаю тебя», – в итоге произнесла она эти слова в свой первый раз.
Шепот. Шепот. Шепот…
Яра росла с каждым днем. Год сменялся за годом, на лице Верея появлялись все новые и более глубокие морщины. Яра часто трогала его лоб и пыталась размять хмурые следы тяжелого рабочего дня, а он улыбался и кружил ее на руках в благодарность. Когда Яре исполнилось пять, Верей впервые взял ее с собой покататься на лодке. Они отплыли совсем недалеко – так, чтобы в случае чего Верей мог за считаные минуты вплавь добраться до берега вместе с Ярой. Весь вечер они прокатались вдоль береговой линии, а после проводили солнце на закате, будучи самыми счастливыми людьми во вселенной. Верей держал Яру на руках и покачивал в такт мелким убаюкивающим волнам. Она постепенно засыпала, утомленная новыми впечатлениями, а он улыбался ей, не в силах перестать думать о Милюзине. Он боялся, что как только скроется солнце, она поднимется из своих глубоких вод и проплывет у него под лодкой, заявляя права на свою дочь и требуя немедленно опустить малышку под воду.
Но ничего подобного не случилось. Верей никогда не видел Милюзину далеко от островка с маяком, так он и не увидел ее сегодня, когда Яра оказалась в столь «доступном» для нее месте. Конечно, он не собирался скрывать Яру от Милюзины всю жизнь. И допускал возможность, что рано или поздно они встретятся. В конце концов, таков был уговор и таковым стало прощение для него от морского демона. Вот только Верей искренне надеялся, что к тому моменту он уже будет спать вечным сном. Расхлебывать эту густую и трудноусваиваемую кашу его вовсе не прельщало.
Яре так понравились лодочные прогулки, что она принялась каждый вечер упрашивать покатать ее еще раз. Поначалу это было даже мило. Елла искренне радовалась, что Яра много времени проводит в компании отца и живо интересуется окружающим миром. Но вскоре упрашивания и просьбы переросли в требования, а требования стали заканчиваться истериками, если вдруг Яра получала отказ. Ей словно было совершенно все равно, какая стояла погода за окном и вообще была ли возможность у Верея ее покатать. Она просилась в море по дикому холоду и шквалистому ветру. Желала плавать по волнам, когда те во много раз превышали человеческий рост. Даже град не был ей помехой или даже отсутствие Верея вечером, когда он задерживался на работе. Яра плакала, рвала на себе и на матери волосы, пинала и била мебель, сдирала шторы и в конце концов осталась почти без чувств, когда истерика подходила к концу. Никакие объяснения не помогали, доводы были бесполезны. Елла с содроганием ожидала наступления нового вечера и ожидала супруга на пороге особенно сильно. Ведь справляться с Ярой в одиночку становилось все сложнее.
– Это ее мать зовет. Она чувствует ее, вот и рвется, – как-то сказала Елла, и Верей едва не выронил чашку с чаем из рук.
– Как ты…
Но не успел он договорить, как обеспокоенное бледное лицо жены исказилось горечью сожаления.
– Ее мама-дурочка, что утопилась, наверняка уже отмучилась за свои грехи, и теперь желает видеть дочку, которую покинула. А Ярочка чувствует и тянется к ней, сама того не понимая.
– Глупости все это, – выдохнул тогда Верей. Елла лишь покачала головой и пошла заниматься домашними делами, даже не подозревая, как близки к правде были ее слова.
Позднее они приняли решение записать Яру к детскому психологу. На весь их городок он был только один, так что выбора особо у них не было. Как и ожидалось, тот посоветовал переключить внимание ребенка на новое занятие, а также поспособствовать расширению круга общения Яры. Она никогда не была заинтересована в соседских ребятах. В отличие от Верея, что все детство пробегал по пляжу со сверстниками, Яра предпочитала разные одиночные игры и занятия. Она много рисовала, собирала паззлы, читала и запускала воздушных змеев, которых сама мастерила. Они были удивительно похожи на драконов, хотя Яра звала их феями, и оттого по коже Верея бегали мурашки. Он с опасением подпускал дочь к морю, даже в самое знойное лето, когда пляжи были полны отдыхающих и туристов.
Но вот однажды в такой летний день им посчастливилось познакомиться с семьей, которая только-только переехала в их края к своим дальним родственникам. У молодой пары был мальчик, Макс, и они с Ярой тут же нашли общий язык. Оказалось, что раньше всей семьей они много путешествовали по миру, бывали на многих морях и океанах, видели сотни озер и даже спускались на каноэ по десяткам горных рек. Макс рассказывал про все это Яре, не без сказочных детских приукрашиваний, и та, словно впервые заинтересовавшись кем-то, увлеченно слушала каждое слово. С тех пор началась их дружба. Маск с родителями сняли домик неподалеку, а позже вовсе выкупили его. Яра часто ходила к ним в гости, а те, в свою очередь, еще чаще брали девочку с собой на морские приключения и заплывы.
Тогда-то Милюзина простила Верея второй раз, когда он, так и не показав ей дочь, молил позаботиться о Максе, ее единственном друге, как о втором собственном ребенке.
Шепот. Шепот. Шепот…
«Как смеешь ты…»
– Мил, дорогая, пожалуйста.
«Ты безумец!»
– Прошу, прошу тебя, Мил!
Верей срывал горло в рыданиях. Милюзина воспарила над водой невиданной птицей, драконом, раскрыла свои руки, что перепонками слились с ее прекрасным молодым телом, уходящим в рыбий хвост невероятных переливов.
