смену той, с которой бился Александр Македонский, – одержав победу, он распространил власть эллинов на все известные земли, до самой Индии, и навсегда изменил мир. Помпей пытался подражать Александру, стремясь добраться до реки Инд через Кавказ, но не сумел пересечь горы. Помпей перепробовал все, чтобы стать новым Александром, – все, кроме войны с Парфией.
Клеопатра шла вдоль реки в сопровождении солдат из личной охраны отца, фараона Птолемея Двенадцатого. Она смотрела на бурный Тибр, сравнивая его со священным Нилом. Нил был неизмеримо шире, протяженнее и величественнее, но воды его двигались медленно. Тибр был узким, коротким и быстрым – он обладал силой, способной смести все на своем пути.
Цицерон искал нужную книгу… У него имелась своя мечта, которая непременно должна была сбыться: свергнуть власть триумвирата и вернуть решающее слово в государственных делах Сенату. Точнее, не всему Сенату, а оптиматам, которые по-своему толковали законы, права граждан и устройство государства: горстка избранных владеет почти всем, а прочие – почти ничем. Только на этом веками и держался мировой порядок, только таким он и должен оставаться впредь. Но… куда же он засунул эти проклятые свитки?
Уединившись в комнате для занятий, Красс развернул карты: если ему удастся победить Парфию, преемницу древней Персии, он, Красс, станет новым Александром Македонским, а значит, величайшим человеком в Риме. Денег у него было в избытке, но он жаждал славы.
– Ты прав, – наконец согласился Лабиен. – Проклятый германский царь двигается на юг, и остановить его – наш долг. Значит… мы не покидаем Галлию? Ты это хочешь сказать?
– Согласен, – кивнул Афраний, пристально глядя на Помпея, – Галлия – это лабиринт, где войны бесконечны. Но неужели он не отыщет выход?
– Есть только один выход, – ответил Помпей уверенно, как человек, долго об этом размышлявший.
Сердце Юлии забилось еще сильнее. Она пыталась переварить услышанное. Она верила, что Помпей любит ее, и надеялась, что привязанность, которую она в нем пробудила, каким-то чудом сделает возможным мирное сосуществование ее отца и ее мужа… Но теперь стало ясно, что эти надежды бесплодны.
Наблюдая за тем, как воды Тибра облизывают причал и подпорные стенки речного порта, Клеопатра думала о своей мечте – о Египте. Ее мечта непременно сбудется, она была в этом уверена: отец найдет способ вернуться в Александрию.
– Единственный выход из галльского лабиринта, – промолвил Помпей, – это поочередная борьба Цезаря с бесчисленными полчищами врагов: свевов, германцев с их сонмом разных племен или же галлов – арвернов, нервиев, эбуронов, менапиев и многих других – и победа над ними всеми. Всеми, – повторил он. – Никто не может одолеть столько врагов.
Он рассмеялся. Афраний и Геминий рассмеялись следом за своим покровителем, и все выпили за Галлию, откуда нет выхода.
Прислонившись спиной к стене и широко раскрыв глаза, Юлия размышляла: получается, она вышла замуж за того, кто предал ее отца. Она никогда не доверяла этому человеку, но надеялась направить его ненависть в другое русло, примирить этих двоих. Отныне она понимала, что все тщетно. Невозможно изменить человека, чье главное желание – гибель ее отца.
Цезарь глубоко вздохнул и не ответил Лабиену.
«Значит, мы не покидаем Галлию?»
Вопрос повис в воздухе.
Вместо ответа он вместе с Лабиеном и другими начальниками вышел из претория и молча посмотрел с холма на север.
– Вот она где! – воскликнул Цицерон. – Гиппократ, «De morbo sacro». – И забормотал себе под нос: – Посмотрим, что расскажет нам о припадках Цезаря старый греческий врачеватель.
Ему хотелось перечитать все, что известно об этой болезни.
Он уже переговорил с Помпеем, и тот поделился с ним своими соображениями: Галлия раздавит Цезаря. Но неплохо иметь запасной замысел. Вдруг пригодится.
Вернувшись в дом, отведенный для египетской царской семьи, Клеопатра размышляла: можно ли, вернувшись в Александрию, попытаться соединить величие Нила с неукротимым напором Тибра? Возможно, так и следовало поступить… но она всего лишь ребенок. Она шла молча, погрузившись в себя. Жрецы, ненавидящие фараона, сделают все возможное, чтобы этому помешать. Но отец не сдастся.
И она… тоже.
Юлия была в ярости. Они смеялись над отцом. Точнее, над тем, что он погибнет в бою, далеко на севере, среди сонма галльских племен, как брошенный пес в окружении волков.
Внезапно Юлия вспомнила, что она сама сказала отцу: «Брак с Помпеем – моя война, мое поле битвы. Не держи меня в тылу, не заставляй стыдиться того, что я ничем не могу тебе помочь. Брось меня в битву».
Такова была ее речь.
Дословно.
И война, к которой она так стремилась, началась именно сейчас, в этот самый миг.
Она взяла себя в руки.
Оттолкнулась спиной от стены и шагнула к гостям.
В атриум мужнина дома Юлия вошла с лучезарной улыбкой и приветливо поздоровалась со всеми, как будто ничего не слышала. Как будто ничего не знала. Однако она знала все.
– Так, значит, Гай, мы не возвращаемся в Иллирию? – снова спросил Лабиен.
Наконец Цезарь заговорил, не отрывая взгляда от севера:
– Пока нет.
Лабиен слегка кивнул, и Цезарь повернулся к нему.
– Но я не справлюсь в одиночку, – добавил он. – Ты не покинешь меня?
Лабиен глубоко вдохнул, медленно выдохнул и ответил:
– Я пойду за тобой даже на край света.
Цезарь вновь воззрился в бездонный и темный север Галлии.
– Раз так… мы справимся.
Последний луч солнца погас в небесах. Ночь накрыла землю своей черной мантией. Цезарь и Лабиен, подобно двум изваяниям, смотрели на север этой неприступной, непобедимой земли.
Река Рен
58 г. до н. э.
Ариовист, царь германцев, спешился, чтобы наблюдать за переправой своих войск через великую реку.
Он разбил несколько галльских племен и овладел обширными землями к северу от Рена, а затем, одержав победы над эдуями и секванами, – к югу от него. Однако он задумал не только завоевания, но и заселение этих земель; южнее Рена обосновались уже более ста двадцати тысяч германцев. Прибытие римского проконсула ставило под угрозу все его замыслы.
Ждать Ариовист не любил: он собрал свои лучшие войска, состоявшие главным образом из свевов, а чтобы совершить сокрушительный прорыв, призвал из далекой Ютии[128] грозных гарудов – крепких воинов громадного роста, готовых на все.
– Где римлянин? – спросил он начальников.
– В Бибракте, – ответили ему.
Ариовист не любил тратить слова попусту.
Он вскочил на коня и помчался на юг.
За ним в боевом порядке устремились пятнадцать тысяч свевов и двадцать четыре тысячи гарудов. Бесконечная колонна воинов змеилась по галльской земле,
