не было сильных флотоводцев, и в военно-морской истории они известны, несмотря на славное прошлое викингов, как большие неудачники, почти непрерывно терпевшие поражения на море. Словом, от свежего балтийского ветра кружилась голова Питера-тиммермана – так звали в Голландии коронованного плотника. Поэтому Петербург, по мысли Петра, должен был стать военно-морской столицей, главным военным «пристанищем» Балтийского флота, который в это время поспешно создавался на верфях Ладоги и уже в Петербурге.
Некоторые ученые видят в идее строительства нового, удаленного от Москвы столичного города стремление Петра I противопоставить старой столице – рассаднику политической, идеологической и культурной оппозиции, тормозу России – новый город. Думаю, что такая мысль, в числе прочих, не была чужда Петру. Он действительно хотел сделать Петербург символом, «фасадой» новой России, хотел построить на берегах Невы город своей мечты, непохожий на традиционные русские города, впитавший все лучшее, что можно было взять у Запада. Он мечтал, чтобы этот город напоминал любимый им Амстердам. На берегах Невы, в гуще стройки, Петр отдыхал – здесь был тот простор, которого ему не хватало в Москве. Для него этот город был «парадизом» – раем, – как он не раз называл его в своих письмах. По словам пленного шведа Л.Ю. Эренмальма, побывавшего в России в 1712 г., Петр ненавидел Москву, а когда бывал там, то жил только в Преображенском и неоднократно говорил, «… целуя крест, что скорее потеряет половину своего государства, нежели Петербург»[147]. Это весьма похоже на правду.
Жгучий вопрос: когда же мы стали столичными жителями?
Когда же Петербург стал столицей? Мысль о том, что здесь будет столица, царь высказал в письме уже 28 сентября 1704 г., объявив о своем скором намерении «быть в столицу (Петербурх)»[148], хотя тогда, конечно, эти слова отражали лишь мечту, а не реальность. После Полтавской победы 1709 г. Петербург действительно мог стать столицей России – позиции в Европе и на Балтике резко усилились. Петр писал тогда своему «повелителю» – князь-кесарю Ф.Ю. Ромодановскому: «Ныне уже без сумнения желание Вашего величества резиденцию вам иметь в Питербурхе совершилось чрез сей упадок конечной неприятеля»[149]. Тот, кто знает шутовские отношения князя-кесаря Ромодановского с его царственным «подданным», поймет о чьем желании иметь резиденцию – говорится в письме.
Парадокс заключается в том, что мы не знаем точно, когда же Петербург стал столицей – никакого особого указа об объявлении города второй столицей (Москва никогда статуса столичного города не теряла и всегда называлась «царствующим градом»), издано не было[150]. При отсутствии такого указа совершенно неясно, на каких же основаниях, собственно говоря, нам следует Петербург считать столицей, резиденцией: то ли потому, что на берега Невы переехала царская семья и двор, то ли потому, что сюда перебрался дипломатический корпус или государственные учреждения? Здесь полная неясность. Как известно, семья царя появилась в Петербурге в 1708 г., но потом все они уезжали оттуда и подолгу жили в Москве и ее окрестностях. Людей, которые окружали Петра и Екатерину, ставшую официальной женой царя в 1712 г., трудно назвать двором – скорее, это была прислуга, сопровождавшая царя в беспрерывных походах. В 1710 г. в Петербурге торжественно отпраздновали свадьбу племянницы Петра I Анны Ивановны и курляндского герцога Фридриха Вильгельма. Это, как будто, подчеркивало значение новой резиденции. Но когда через два года, в 1712 г., Петр и Екатерина венчались в Петербурге, вся церемония была устроена не как традиционное пышное брачное торжество русского самодержца в новой столице, а как скромная свадьба шаутбенахта Петра Михайлова и его боевой подруги, на которую пригласили узкий круг гостей – преимущественно моряков и кораблестроителей.
Когда Петербург стал официальной резиденцией для иностранных дипломатических представителей? Один Бог знает! Первым из европейских послов в 1709 г. приехал на берега Невы датский посланник Ю. Юль, в 1710 г. – саксонский посланник Ф. Фицрум, в 1712 г. – английский посол Ч. Уитворт, в 1715 г. – француз Лави, летом 1716 г. – голландец де Би. Брауншвейг-Люнебургский посланник Ф.Х. Вебер и прусский Г. Мардефельд появились в Петербурге не раньше 1718 г. Но нужно иметь в виду, что дипломатический корпус, точнее те несколько дипломатов, которые были аккредитованы в России, кочевали за неугомонным царем по всей стране и жили в Петербурге временно, на съемных квартирах.
Известно, что обычно вручение верительных грамот происходило в резиденции правителя. Однако еще более известно, что Петр не терпел официальных церемоний и избегал торжественных вручений верительных или отпускных грамот. Датский посланник Юль, прибывший в Россию в октябре 1709 г., познакомился с царем в Нарве в гостях у коменданта крепости, куда его позвали по указу Петра. В декабре Юль переехал вслед за царем в Петербург. По дороге его кибитка попала в полынью, и все дипломатические бумаги, в том числе верительные грамоты, превратились в заледенелый ком. Не успел Юль расположиться в своей квартире, как его позвали на пир к Ф.М. Апраксину. Уйти оттуда было невозможно, и в ответ на просьбу Юля отпустить его домой, чтобы просушить верительную грамоту и другие важные бумаги, подвыпивший царь, по словам Юля, ответил, «что о моем назначении посланником к его двору он получил письма непосредственно от короля [Дании. – Е. А.], а потому примет меня и без верительной грамоты. После этого несколько человек получило приказание следить за мною, чтоб я как-нибудь не ускользнул»[151].
Когда в 1710 г. в Петербург прибыл саксонский посланник Фицрум, то, по словам Юля, Фицрум «отправился к царю, которому он, безо всякого предварительного доклада и безо всякой торжественности, передал верительную свою грамоту… и не имел более ни торжественной, ни частной аудиенции»[152]. Но и Юля нельзя считать первым иностранным посланником в Петербурге. 24 ноября 1704 г. в Меншиковском «Посольском доме» на Петербургском острове Петр устроил прием турецкого посла[153]. Эту дату считать началом превращения Петербурга в официальную столицу, резиденцию монарха не поднимается рука.
Нет ясности и с переездом в Петербург государственных учреждений. С основанием Петербурга многие приказы образовали на берегах Невы свои «походные» отделения – канцелярии, которые постепенно перетянули к себе власть головных учреждений. Руководители этих приказов – ближайшие сподвижники Петра – были зачастую возле него, то есть в Петербурге, и московские приказы (которые в 1710-е гг. стали чаще также называть канцеляриями) в сущности сами превратились в московские отделения петербургских «походных канцелярий». Происходило это переселение, перетягивание, «переливание» власти из Москвы в Петербург не вдруг, с перездом каждого учреждения нужно разбираться отдельно. Известно точно, что высший орган государственной власти – Правительствующий Сенат – переехал в новую столицу в 1712 г. Пожалуй, именно
