что-нибудь, трактирщик? Может, какие подозрительные люди в городе появились?
– Единственные люди, кого я заметил в наших краях, носят золотые доспехи. При всем уважении, Хранитель, ваши блестящие нагрудники порядком выделяются в такой толпе.
Солдат нелепо расхохотался, и Вим почувствовал, как весь зал затаил дыхание.
– Твоя правда, не стоит нам здесь околачиваться, – с улыбкой согласился он. – Но от судьбы не уйдешь, и я доволен, что мне выпал мой жребий, а не твой.
Трактирщик молчал.
Он не променял бы свою судьбу ни на что на свете.
Наконец, Хранитель одним глотком осушил свой стакан, поднялся на ноги и, обведя взглядом окаменевший от страха зал, с отрепетированной медлительностью направился к двери. За своим главарем последовали остальные солдаты, включая и тех, кто тащили за собой одинокого торговца.
После их ухода все обменялись испуганными взглядами, не решаясь заговорить – боялись, что солдаты могут вернуться. Хранители обладали врожденным даром внушать страх.
Вим вздохнул и принялся дальше полировать прилавок.
Клиенты как-то сразу вздохнули свободнее, и атмосфера разрядилась сама собой. Как будто ничего и не было.
Трактирщик взял с полки справа стакан, наполнил его горячим молоком и бросил в него несколько крохотных засахаренных цветков колокольчика. Вим медленно вышел из-за стойки и подошел к столику возле окна. Он наклонился к девочке, которая все еще не решалась оторваться от материнской груди, и с теплой улыбкой протянул ей стакан. Она взяла его обеими ручками, поднесла к розовым губам и отпила несколько глотков теплого молока. Малышка ответила трактирщику такой радостной улыбкой, которой способны вознаградить только дети.
Глаза девочки напомнили ему весеннее небо. Порой дети оказывались гораздо более стойкими, чем их родители. Вим встретился взглядом с глазами ее матери и почувствовал боль от читавшегося в них ужаса.
Мир на его глазах превращался в настоящее охотничье угодье, где каждый рисковал стать жертвой.
* * *
Безмолвная тишина ночи наполнила «Болящие души». Вим наблюдал за пустой комнатой, в которой танцевали тени. Факелы так слабо подрагивали, что казалось, их пламя готовилось вот-вот сорваться со своего постамента.
Порыв ветра распахнул одно из окон зала. Мужчина вздохнул.
– В Ден’Джахале становится все опаснее, – бросил он во тьму.
Из угла комнаты ему ответил загадочный шепот.
– Судя по всему, так и есть.
– Хранители теперь с подозрением смотрят на одиноких путников. Некоторых Шааль обвиняют в сговоре с Охотниками.
– Они нащупали след? – спросил мужской голос.
– Они близки к этому.
Еще один слабый порыв ветра со свистом ворвался в трактир, подхватив несколько соринок и заставив факелы на стенах мерцать чуть ярче. Из угла вновь послышался шепот.
– Как там Алиенора?
– Она справится со своим заданием, – сказал Вим, утвердительно кивнув. – Как обычно.
– Вы…
– Я и дальше буду присматривать за ней – незаметно для нее, разумеется. Сколько потребуется.
– Она и правда до сих пор ничего не поняла?
– Ее сердце охвачено болью и жаждой мести, а перед глазами стоят видения прошлого. Как тут понять? Но однажды кто-то приподнимет перед ней эту завесу.
– И тогда, может…
– Да, тогда, может быть, все наконец изменится.
Ветер подул с новой силой и погасил несколько факелов.
Вим наполнил свой стакан ликером Идрисса и ощутил, как его горькая сладость медленно растекается по горлу. Поднял глаза в темноту и улыбнулся.
Он был один.

Глава 11
За Пустыней лежат Пылающие горы – в огне этих обжигающих вершин сгорел не один человек.
География Королевства Душ, глава 13
Алиенора все еще не пришла в сознание.
Аэль отдал все силы, чтобы вынести девушку из Пустыни безмолвия. В тени дерева Хранитель нашел лошадей. Они проделали еще долгий путь, девушку вез Мистраль, и так добрались до березы, которая стояла вдали от удушающей жары и опасности. Теперь, выбравшись за пределы безмолвия Пустыни, юноша жалел, что не может поговорить с кем-нибудь. Он жалел, что не может поговорить с Алиенорой.
Пейзаж был уныл. Земля покрылась трещинами, обнажившими бездонные расщелины, из которых доносились подозрительные звуки. На горизонте виднелись только редкие деревья, лишенные листьев. Небо над головой было серым, как будто обещало бурю.
Хранитель забеспокоился, что Алиенора до сих пор не пришла в себя. Сейчас она казалась ему младше, на вид ей нельзя было дать больше двадцати. Аэль вдруг понял, что ничего не знает об этой девушке и что, если Алиенора умрет в Пустыне, он даже не сможет передать тело ее семье, если она у девушки, конечно, есть. Юноша осмотрел проводницу, чтобы убедиться, что она цела и невредима. На одежде виднелись прорехи, и тонкая струйка крови стекала из рассеченной губы.
Аэль обратил внимание на татуировку на правом бедре Алиеноры. Маленький кинжал, который в Пустыне горел красным, теперь снова стал черным. Юноша заметил, что он подозрительно похож на клинок, который девушка всегда носила на поясе. Она строго-настрого запретила прикасаться к своему оружию. И юноша был не настолько глуп, чтобы ослушаться ее.
Повинуясь какому-то необъяснимому порыву, Хранитель прикоснулся к татуировке. В тот же миг его пальцы накрыла твердая рука. Аэль поднял глаза.
Алиенора проснулась и испуганно смотрела на него. Она тут же отняла ладонь и принялась лихорадочно искать в сумке бумагу и уголь.
– Все позади, Алиенора. Ты больше не в Пустыне. Можешь говорить.
На мгновение Аэлю показалось, что в глазах девушки блеснули слезы облегчения. Но этот мираж исчез так же быстро, как и появился, и Охотница ограничилась теплой улыбкой.
– Спасибо, – прошептала она.
Сердце юноши дрогнуло. Благодарность Алиеноры отдалась в его груди – он понял, что должен навсегда сохранить в памяти это мгновение. Порученная Аэлю миссия наконец обрела смысл. Наконец он защищал кого-то. И этот кто-то, как юноша понял, больше не был ему безразличен.
– Сколько тебе лет? – неожиданно спросил он спутницу.
Алиенора на мгновение замешкалась. А вдруг Аэль усомнится в ее способностях, узнав, насколько она молода? Потом она вспомнила, как мало молодой человек знает о мире за пределами стен столицы. Что же мог знать об Охотниках этот юноша, еще недавно и понятия не имевший, что Идрисс – это цветок?
– Мне двадцать один.
– И ты странствуешь? В таком юном возрасте?!
– Приходится зарабатывать на жизнь, знаешь ли. Это ремесло позволяет мне путешествовать и есть столько, сколько я захочу. Чего же еще желать?
Аэль молчал. Он бы желал в тысячу раз больше вещей. Роскошный дом, слуги… Слава…
– Разве ты не хочешь иметь свой дом, остепениться? Завести детей?
Алиенора рассмеялась.
– Я не создана для
