о хозяйке и ей грозил огромный штраф за разглашение любой информации. Я щедро оплатил ее риск. Но вопросов меньше не стало. Кто едет на райский остров, чтобы потом с него смыться?
Я не смог вытащить ее данные и из базы авиакомпании. Кто она такая? Что за “гриф секретно”? Кто ее мужик, что так охранял свою красавицу, но позволил прилететь ей не на частном джете, а на обычном самолете, как простой смертной? Мы и сами полетели этим самолетом случайно. Мама выиграла путевку от местной турфирмы, бывает же такое. Чудеса. Я не собирался ехать, но она так настаивала, да и Кирюхе с его вечными соплями-кашлем морской воздух был необходим, в итоге – согласился.
Даже не знаю, что бы выбрал: не встретить Аду и жить дальше без вновь стучащего сердца или встретить, зная, что она для меня недоступна.
Вру себе.
Второе.
Точно второе.
Эта чертовка засела в моей голове, как заноза, которая пульсировала, тюкала, нарывала и не давала о себе забыть ни на минуту. Только я не собирался ее вытаскивать из себя. Мне нравилось, что она внутри меня. Кажется, я снова что-то чувствовал. И дело было не только в проснувшемся физическом желании, от чего я отвык давно. Дело было в другом. В чем я боялся себе признаться. Я наделил эту незнакомку чертами Киры. Знаю, спятил! И что?!
Прежде чем увидеть ее в салоне самолета, я услышал знакомые ноты Кириного голоса. Эту музыку я узнал бы из тысячи. Меня как парализовало.
Невозможно!
Я брежу!
Схожу с ума!
С моей невыносимой тоской по жене пора что-то делать! Я так и не научился жить без нее. Единственное, что у меня получалось теперь, так это делать вид, что живу. Я часами пропадал на работе – после того, как отжал у отца бизнес, мне пришлось во всем разбираться. Потом – в тренажерке, на ринге, под машинкой тату-мастера.
Я изматывал себя умственно и физически, чтобы оставить меньше возможности думать, вспоминать и переигрывать то, что уже не исправить. Что, если бы я тогда поверил любимой, а не больному извращенцу? Но в глубине души я всегда ждал подвоха, что Кира меня бросит, рано или поздно поймет, какой я на самом деле. Ведь не могла же такая, как она, влюбиться в такого чокнутого, как я?! Ждал предательства – получите, распишитесь.
В самолете я ошалел – этот голос надел мне на голову медный таз и долбил по нему кувалдой с размаху. Его владелица зашла с ребенком на руках в салон, и я убедился: она не призрак прошлого. Она реальная девушка. Молодая. Сексуальная. Дерзкая. Такая, что с первых ее слов захотелось перекинуть ее через колено и пройтись по ее заднице, как следует отшлепав.
Что я там вытворял? Меня реально можно было сдавать ментам за жесткие домогания. Я пялился на ее грудь, когда она кормила ребенка! А когда изо рта малышки выскользнул маленький розовый влажный сосок, я чуть в штаны не кончил пушечным залпом, забрызгав спермой весь салон! Извращенец!
Меня не смущало наличие у нее ни мужа, ни ребенка. А как можно было не влюбиться в Оливку, этого маленького ангела? Она так забавно спала на руках у Аделины, что я не удержался и стал разглядывать их под странный взгляд няни-бестолочи, потом подошел к ним с одеялом и укрыл их. От этого простого естественного жеста защемило где-то в груди. Я отчаянно желал, мечтал, придумывал себе, что это могла бы быть Кира, живая, и наша с ней дочь. Мы, как обычная семья, летели бы отдыхать вместе на море. Но люди не научились воскрешать мертвых. И господь бог не давал им шанса начать все сначала после того, как закрытый ящик опускался в ледяную землю.
Кирюшка – единственный лучик света в моем царстве тьмы и скорби, который держал меня на этой земле. Я назвал сына в честь погибшей жены. Говорю же, больной на всю голову. Благо Карине было пофиг. Если бы не этот мальчишка, который все время требовал моего внимания, я бы не вылазил с кладбища. Он был моей персональной ответственностью сделать жизнь ребенка лучше, окружить его отцовской любовью и заботой, которых не было в моем детстве.
Оливка же вызывала совсем другие чувства. Она пахла счастьем. Именно его я почувствовал, держа дочку Аделины на коленях, когда своими маленькими ручками она дергала меня за волосы вместе с Кирюшкой. На минуту я погрузился в транс. Мне казалось, что это и есть моя семья. Жена, Кира, рядом. Наши дети. Это было странно, но я даже сфотографировал Оливку с Кирюхой на память. Мне так захотелось запечатлеть этот момент. За что меня чуть не высекла розгами ее строгая мамочка с грудью четвертого размера, которая так и стояла яркими вспышками перед моими глазами. Конечно же, я не удалил снимок.
***
– Ваша жена не будет против нашей встречи?! – Спросил мой детонатор Аделина, подорвавший мою эмоциональную импотентность, когда я вздумал пригласить ее в ресторан.
– Моя жена… – Я, по привычке, начал теребить свое обручальное кольцо, обдумывая, что сказать.
Моя жена не могла дать ответ на этот вопрос, потому что она умерла. Я не успел купить нам кольца при ее жизни, но сделал это позже и не снимал обручалку с правого безымянного пальца. Я заказал нам символы нерушимости моей брачной клятвы у известного российского ювелира, себе – максимально простое кольцо с гравировкой на внутренней части “Ты внутри меня”, Кире – с такой же надписью кольцо с бриллиантом V-образной формы. Контакты именитого мастера дал мне Потапов, не подав и вида, что удивился странности моей просьбы. Кира не любила всю эту атрибутику роскошества, но я хотел, чтобы ее кольцо было лучшим.
Мама переживала за мое душевное здоровье, особенно, когда я отказался носить кольцо на левой руке как вдовец. Она подсовывала мне то контакты психологов, то через друзей пыталась убедить меня жить дальше. Только я знал: ни один психолог, ни один психиатр не вернет мне мою жену к жизни, не заштопает дыру в моей груди и не сделает меня нормальным в общепринятом значении этого слова.
Однажды мама ночевала у меня дома с Кирюхой и утром, когда пришла будить меня, увидела на соседней подушке обручальное кольцо Киры. Как она тогда истерила! Умоляла срочно обратиться к специалисту, ведь нельзя настолько убиваться по любимой женщине, что всему есть свои пределы. А кто устанавливает
