к этой композиции полноценный текст.
Придумали прямо на репетиции. Песня получила название «О, моя телега!». Телега – не в смысле повозка, в которую запрягают лошадь, а в смысле «тачка», машина – ее тогда и «телегой» называли тоже. Смысл текста был в том, что мама или бабка подарила мне велосипед, я о нем мечтал много лет, спицы и педали, все дела, как хорошо! И припев:
«О, моя телега, ты – моя мечта,
Ты лети, телега, сквозь года!»
Всего в этой песне было четыре куплета, где сначала у меня был велосипед, потом машина и в конце концов – ракета, и я сел на нее и улетел. Мы начали играть песню на наших выступлениях, и, к моему удивлению, это имело успех. Это была первая целиком придуманная нами композиция – и музыка, и текст. Основным автором текста стал Леня Могилевский, наш барабанщик, хотя отчасти это получилось и коллективное творчество – повторюсь, писали прямо на репетиции, кто-то подсказал одно слово, кто-то другое…
Кстати, нас стали приглашать и на выпускные школьные вечера, и спустя годы Александр Иванов из группы «Рондо», когда мы с ним встретились в конце 80-х или в 90-х, сказал:
– А вы знаете, что я благодаря вам стал музыкантом?
– Это как? – удивился я.
– А вы играли у нас на выпускном, – ответил Саша, – это было в спортзале школы. Мы стояли вокруг вас, вы как начали играть, сразу с Grand Funk, и я понял, что это так круто, и я сам хочу стать музыкантом!
Конечно, это было слышать очень приятно.
Так прошел наш второй курс. И весной 1977 года Вадим Дмитриев решил жениться. Ему тогда не исполнилось еще и девятнадцати лет, и мы, одногруппники, не оценили его решения, говорили ему: «Ты нормальный вообще?» Вадим отвечал: «Нет, я люблю, женюсь, и все тут!». Ну, женился. Я был у него свидетелем на свадьбе… И уже летом он нам заявляет:
– Ребята, я женился, я работаю, мне некогда ездить на репетиции, в общем, я ухожу из группы.
А надо сказать, что многим известно сейчас о хорошей дисциплине у нас в «Арии», но ее истоки – еще там, в «Волшебных Сумерках». У нас тогда было строгое расписание репетиций: два будних дня (скажем, вторник и четверг) и воскресенье. В будние дни, после окончания 4-й пары мы ехали на репетицию, она начиналась с 19 часов. В здании Автодормехбазы сидела еще бухгалтерия, как раз к этому времени все расходились, и мы начинали репетировать в нашем красном уголке – до 22–23 часов, после чего уже отправлялись домой. А в воскресенье обязательно, несмотря ни на что, мы начинали репетицию в 10 или 11 утра. Мне ехать из Внукова было не меньше часа – поближе, чем в институт, но ненамного. То есть о том, чтобы в выходной проваляться полдня в постели, речи никогда и не шло. И опоздание у нас каралось рублем. Если ты опоздал больше чем на 15 минут – попадаешь на пять рублей. А эта сумма для студента, конечно, считалась очень чувствительной. Опоздал на час – репетиция отменяется, и это стоит опоздавшему 20 рублей. Не из кармана, конечно, но в счет дальнейших заработков. Поэтому мы были чрезвычайно дисциплинированные. Леня Могилевский обычно больше всех влетал на штрафы, потому что место его учебы находилось дальше всего от базы.
И вот Вадим заявил, что, женившись, больше в таком жестком графике работать не может и уходит от нас.
Да уж, нерадостное известие… Стали решать, что делать. И Юра Фишкин сказал, что у него на примете есть клавишник, молодой и очень талантливый парень. Он пригласил его на нашу репетицию. Его звали Алексей Максимов. Он пришел к нам на репетицию, мы начали что-то играть, он тут же подхватил на органе, и мы поняли, что, не в обиду Вадиму, но с его уходом и приходом Алексея мы не столько потеряли, сколько приобрели. Леша оказался более техничным клавишником и, как выяснилось потом, потрясающим композитором.
С его приходом мы серьезно задумались о собственном репертуаре. Оказалось, что у Лешки была просто масса музыкальных идей. Я, честно говоря, не знаю, играл ли он до этого в группе, хотя бы в школьном ансамбле, но он закончил школу по классу фортепиано, был очень музыкален. Плюс у него, как я уже отметил, был незаурядный талант композитора, и мы с ним очень быстро сделали свой репертуар. Тогда у нас еще своих концертов не было, мы играли лишь на танцах, и я не помню точно, сколько тогда длились выступления – полтора часа – час сорок, где-то так. Обычно мы составляли сет 50/50: в первом отделении играли «фирменные произведения», каверы (и начинали чаще всего с «Are You Ready»), а во втором – свои песни. Причем некоторые песни у нас существовали вообще без текста, а пели мы просто «рыбу», причем настолько ее выучивали и художественно исполняли, что со стороны казалось, будто мы поем какую-то композицию на английском языке. Русские тексты мы по-прежнему пытались писать сами, сообща, но выходило чаще всего довольно банально, примитивно, и позже мы уже стали пробовать обращаться за помощью в написании текстов к сторонним людям. Володя привлек к этому делу своих знакомых, я попросил придумать текст своего институтского товарища и дал ему «рыбу», он даже приходил к нам на репетиции для погружения в атмосферу и действительно написал неплохой текст.
Итак, у нас появились свои песни. Но почему-то не возникало и мысли о том, чтобы зафиксировать и записать их, несмотря на то что аппаратура у нас все улучшалась и вполне позволяла сделать хотя бы концертную запись. У нас появился даже четырехканальный пульт, и это, конечно, тогда было очень круто. А еще мы стали обладателями супер-пупер светооборудования, состоявшего из трех светофоров, которые лежали перед нами на сцене (их трапециевидная форма как раз хорошо вписывалась в пространство сцены) как мониторы, только ноги на них мы еще не ставили. Фишкин как-то договорился со своими коллегами с Автодормехбазы, чтобы нам отдали эти светофоры (база заведовала городской уборочной техникой, но, видимо, и светофоры там достать могли). Причем к этим светофорам Юрий сам сделал пульт из настенных выключателей для люстр, таких, которые переключают группы горящих ламп. Поскольку в светофорах три цвета – красный, желтый и зеленый, а всего светофоров у нас было три, то он сделал три тройных выключателя
