правовых режимов. В оседлых районах Туркестана население по-прежнему подчинялось шариату в толковании мусульманских судей (кадиев). Компетенции кадиев ограничили, судебные процедуры изменили, а их решения могли подвергаться пересмотру российскими должностными лицами, однако шариат по-прежнему действовал. У кочевников же – казахов, киргизов и туркмен – личное право основывалось на обычае (адате), а решения принимали выборные судьи, которых называли биями. Кочевники и оседлые жители и так знали о своих различиях, но русские закрепили эти различия законодательно.

Политика игнорирования ислама основывалась и на некоторых базовых характеристиках Российской империи. Ресурсов не хватало, а административный механизм был напряжен до предела. Как это происходило и в других колониальных странах мира, в Центральной Азии русские управляли посредством крайне ограниченного контингента из метрополии. Низшие уровни власти – старосты, контролеры водопользования, сборщики налогов – были укомплектованы местными жителями, русские же представляли только верхушку администрации. Поскольку лишь очень немногие русские управленцы знали местные языки, Центральная Азия по-прежнему была им чужда. Одним из немногих компетентных востоковедов на государственной службе был Николай Петрович Остроумов, который прибыл в Ташкент в 1877 году, окончив обучение восточным языкам в Казанской духовной академии. В последующие сорок лет он продолжал службу на разных должностях. Он был редактором государственной газеты на местном языке, цензором, доверенным лицом генерал-губернаторов и советником российских чиновников по всем вопросам Центральной Азии. В 1911 году он признался одному гостю, что российское правление в Туркестане, по его мнению, не продлится и дня, если вывести оттуда армию{80}. Это предчувствие рождало осторожность в действиях чиновников, которые не хотели провоцировать местное население и считали своим высшим приоритетом мир и порядок.

Неудивительно, что ни одна из утопических программ преобразований так и не была реализована в период империи. Традиционная сеть ирригационных каналов продолжала функционировать и тщательно обслуживалась, а успехи в строительстве новых сооружений в период империи были очень скромными. В царский период в Туркестане было реализовано всего два крупномасштабных ирригационных проекта. Первый, вдоль русла реки Мургаб в Закаспийской области, был попыткой реконструировать ирригационную сеть XIII века, питавшую оазис Мерв. В 1887 году всю землю вдоль реки объявили личной собственностью царя, который щедро выделил средства на создание модели планового развития. Мургабские владения империи, как называли эти земли, включали в себя несколько каналов и водохранилищ, которые накануне Первой мировой войны орошали 25 000 десятин (27 500 га) земли. Кроме того, в проект входили гидроэлектростанции, экспериментальные фермы и фруктовые сады, а также план нового города Байрамали. Бо́льшую часть этой земли сдавали в аренду русским поселенцам. Второй крупный ирригационный проект развернулся в Голодной степи, где первые неудачи Кауфмана следовало компенсировать другими проектами. Отчасти он был делом рук великого князя Николая Константиновича, племянника Александра II, которого за распутство отправили в ссылку в Ташкент: он украл у своей матери бриллианты, чтобы расплатиться за свои похождения, его объявили сумасшедшим (официально он «страдал от нравственной распущенности») и отправили в Ташкент доживать свою позорную жизнь в безвестности у границ империи. В Ташкенте он, похоже, нашел свое предназначение и вложил немало сил и средств в ирригационные системы. Кроме того, он очень серьезно подошел к затее изменить русло Амударьи, но в конце концов остановился на небольших проектах. Наиболее успешным из них было расширение старого оросительного канала и строительство канала «Николай I», протянувшегося далеко в Голодную степь. Впоследствии российское казначейство приобрело этот канал, и он стал базовым элементом более крупной оросительной системы, построенной незадолго до войны. В 1913 году открылся первый крупный канал, построенный с использованием современных технологий и названный в честь Романовых; ожидалось, что он будет орошать 45 000 десятин (50 000 га). И все же полвека работы принесли весьма скромные результаты. Российские наблюдатели осознавали скудость имперских достижений, особенно сравнивая их с тем, что делали британцы в Пенджабе. «По сравнению с тем, чего добились английские инженеры, – писал один обозреватель в 1906 году, – наши слабые и в общем неудачные попытки орошения небольшого участка земли в Центральной Азии определенно кажутся жалкими и незначительными»{81}. Другие проекты принесли плоды столь же скудные. Туркестан по-прежнему оставался территорией мелких крестьянских угодий. Там не было ни плантаций, ни крупной промышленности, а хлопковый бум произошел лишь благодаря мелким земледельцам.

Когда династия Цин заново завоевывала Восточный Туркестан, ее политика основывалась на другой цивилизаторской миссии. Цзо Цзунтан обратился к старой школе государственного управления, основанной не на европейском духе просвещения, а на конфуцианской классике; при этом он оставлял пространство для осуществления технической модернизации. Возможно, Цзо не читал датированных 1820 годом воспоминаний Гуна Цзычжэня (с которым мы познакомились в главе 3), но они оба возлагали на Синьцзян схожие надежды. Коренное население нужно было приобщить к конфуцианским нравственным ценностям. Параллельно с этим предполагалось вложить значительные средства в мелиорацию земель, расселение ханьских крестьян и хуэй-цзу, внедрение китайской административной системы и конфуцианского образования – все это должно было превратить новую провинцию в цветущий сад, который сможет сам себя обеспечивать{82}. Вскоре эти надежды рассыпались в прах: проекты не осуществились из-за нехватки ресурсов; а идею школы государственного управления сменила программа глубинных реформ, основанных на европейских ценностях, поскольку империя Цин искала выход из того затруднительного положения, в котором оказалась.

Видение Цзо приняло форму государственной политики в 1884 году, когда вновь завоеванную территорию преобразовали в провинцию со столицей в Урумчи. Перемена статуса подразумевала, что старую военную администрацию во главе с маньчжурскими и монгольскими знаменосцами и их мусульманскими посредниками (ванами) следовало заменить бюрократической системой областей, префектур и округов, укомплектованной ханьскими чиновниками. На практике же для Синьцзяна был сделан ряд исключений. Чиновники, которые им управляли, стояли в стороне от общей ротации должностей на имперской государственной службе, и им не нужно было сдавать общие экзамены. Новый чиновничий аппарат составили солдаты армии завоевателей. Цзо организовал его как современную армию, только без знамен династии Цин. В него вошли китайские солдаты (как ханьцы, так и хуэй-цзу), а также узкий круг офицеров, в основном из провинции Хунань. После окончания кампании Цзо не задержался в Синьцзяне, и эта территория стала настоящей страной возможностей для хунаньских офицеров его армии, правивших провинцией до распада империи в 1912 году. Таким образом, второе цинское завоевание Синьцзяна существенно отличалось от первого.

Как оказалось, превратить регион в провинцию легче на словах, чем на деле. В Синьцзяне были плохие дороги, а о строительстве железных дорог или о китайском образовании для местного населения даже и речи не заходило. Поскольку по-тюркски говорили лишь немногие из новых чиновников, прежние мусульманские посредники остались на своих местах, хотя их и разжаловали из «чиновников» в «официальные служащие». Кроме того, организация поселений ханьцев тоже оказалась задачей не из простых. Многие солдаты, демобилизованные из армии завоевателей Цзо, участвовали в проектах по мелиорации земель, но лишь немногие продемонстрировали достаточную выносливость в качестве поселенцев. Доля китайцев в населении Синьцзяна по-прежнему оставалась ничтожной, а пропасть между правителями и гражданами была столь же велика, как и в российской Центральной Азии, если не больше. В Алтышаре династия Цин строила свои города-крепости на некотором расстоянии от старых городов, однако здесь больше заботились о безопасности, чем о демонстрации превосходства собственной цивилизации. Когда Синьцзян стал провинцией, положение дел не изменилось. На севере большинство городов разрасталось вокруг стен крепостей, как и в Российской империи. Кульджа и Урумчи так же сильно отличались этнически от новых соседних поселений, как Верный или Пишпек.

Более важной причиной ослабления цинского правления в Восточном Туркестане было то, что империя Цин сама была жертвой империализма. Со времен Опиумных войн вследствие ее геополитической слабости другие империи заставляли династию Цин подписывать неравноправные договоры и вымогали у нее экстерриториальные привилегии. Такими правами обладали и Россия, и Великобритания, и, мало того, эти права еще существеннее укрепились в ходе дипломатических переговоров, сопровождавших восстановление цинского правления в Синьцзяне. Согласно Петербургскому договору Россия получала право открыть в Синьцзяне четыре консульства, а российским подданным разрешалось свободно торговать в регионе. Во времена правления Якуб-бека Великобритания также обозначила свое присутствие в регионе.

1 ... 21 22 23 24 25 26 27 28 29 ... 119

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Центральная Азия: От века империй до наших дней - Адиб Халид бесплатно.

Похожие на Центральная Азия: От века империй до наших дней - Адиб Халид книги

Оставить комментарий