Пуласки. Затем уже можно было идти напрямик, но путь оказался долгим. Было душно. Хризантемы мои съежились и поникли. Пот струился по лбу, кусая глаза. Я уже начала жалеть, что все это затеяла.
Но как только дошла до входа на кладбище Монтроуз, настроение мое полностью изменилось. Там было замечательно зелено, благодаря летней грозе, прошедшей пару дней назад. Цветы, которые люди принесли своим близким, стали краше от влаги и солнца.
Ноги устали ужасно, и я нагнулась проверить, как там мои подошвы. Правая так износилась, что на ней, чего доброго, вот-вот появится дырка, как на ботинках отца. Я оторвала край оберточной бумаги, в которой был букет хризантем, сложила его в квадрат и подсунула под ногу. Вуаля!
Затем я стала оглядываться, искать, кто бы мог указать мне дорогу к японской усыпальнице. Чуть подальше рабочие расчищали место для захоронения. Идти к ним по мокрой траве не хотелось, поэтому я побродила вокруг, разглядывая надгробия и обелиски. Внимание привлек высокий молодой азиат, который мыл фасад бетонного сооружения с двускатной кровлей в японском стиле и щипцом, украшенным изображением восходящего солнца. Под козырьком было написано: “Японская усыпальница”.
С цветами в руках я стояла и наблюдала за ним с минуту-другую. В рабочих штанах цвета хаки и белой футболке без рукавов, он, должно быть, почувствовал, что я на него смотрю, потому что перестал работать и повернулся ко мне.
– О, привет.
– Привет, – ответила я.
– Что, пришли навестить кого-то в японской усыпальнице?
Я кивнула.
– Я почти что закончил. Я дам вам время побыть одной.
Он взял ведро и тряпку и направился к пикапу, который стоял неподалеку. Держался он прямо, будто совсем не стеснялся того, что приходится мыть памятники на кладбище. Я смутно надеялась, что он не уедет, не поговорив еще немного со мной.
Ничего вроде вазы для цветов поблизости не нашлось, поэтому я разбросала хризантемы перед усыпальницей. Предполагалось, что прах Розы там внутри, и мне оставалось верить, что мистер Йошизаки поставил урну с ее прахом на полку, как обещал.
Для нас, японских иммигрантов первого и второго поколений, посещение могил было важным делом. Единственные кровные родственники нашей семьи жили в Спокане, штат Вашингтон, но папа все равно заезжал на кладбища по всей Калифорнии, чтобы отдать дань уважения своим ушедшим из жизни сотрудникам и знакомым.
Сложив вместе ладони, я опустила голову. И хотя я, увы, не чувствовала, что Роза витает где-то здесь рядом, я все равно помолилась за нее и за всех остальных, чей прах хранился внутри.
Потом я открыла глаза и еще раз оглядела сооружение. Хотелось подготовиться к тому, как я стану описывать его родителям, – если, конечно, они станут со мной общаться.
Когда я обернулась, уборщик стоял, прислонившись к своему грузовичку, без перчаток. Поверх майки он надел клетчатую рубашку с короткими рукавами.
– Мой отец состоит в этом обществе, – объяснил он, имея в виду, предположила я, Японское общество взаимопомощи. – Обычно он собирает уборочные бригады, чтобы навести здесь порядок, но сейчас у него с ногами неладно. А потом, власти официально запретили нам собираться.
Не более трех японцев в одном месте – Роза была права, это же чепуха. Представители власти, надо полагать, то ли вообще не захаживали в район “Кларк и Дивижн”, то ли намеренно закрывали глаза на растущее японское сообщество и танцульки наших нисеев. Кто его знает, какие правила обязательны, а какие нет?
Я спросила его о человеке, с которым встречалась, о мистере Йошизаки.
– А, Йошизаки-сан. Он мне как дядя.
– А вы сами из Чикаго? – спросила я.
Было в нем что-то необычное. С высокими скулами и широким, кирпичом, подбородком он выглядел так, словно готов смести любое препятствие на своем пути.
– И родился, и вырос. Мы живем в Саутсайде.
– В Саутсайде? Я думала, там живут негры и ирландцы.
– Да, так и есть. Японцев здесь вообще мало. Раньше было всего несколько сотен. В то время я знал всех японцев в Чикаго. – Он не сводил с меня глаз, и я почему-то смутилась. – Вы-то, судя по всему, не отсюда.
– Из Лос-Анджелеса. Через Манзанар. Моя семья сейчас живет рядом с “Кларк и Дивижн”.
– А, это почти уже север. У Общества взаимопомощи там есть общежитие, хотя оно уже некоторое время закрыто. Давно вы приехали?
– Всего с месяц назад, – покачала головой я.
Мы помолчали. Я догадывалась, что ему хочется спросить, по какой причине я явилась сюда, на кладбище, и отдала ему должное за то, что он не спросил.
– Ну, я думаю, мне пора.
Еще дома я записала маршрут, как добраться в Эванстоне до того дома, где работает Томи, и теперь достала эту бумажку из своего блокнота. Предстояло идти пешком и пересаживаться на разные виды транспорта.
– Куда путь держите?
– В Эванстон.
– В Эванстон? Это в другую сторону от перекрестка Кларк и Дивижн.
– Я знаю. Но мне нужно там кое с кем встретиться.
– Могу подвезти. У меня на сегодня никаких планов.
– Ох, нет, я не могу вас об этом просить.
– Сомневаюсь, что ваши туфли выдержат эту поездку.
И правда, я чувствовала, что бумажный ком сполз куда-то у меня под ступней. Еще немного, и заработаю волдыри.
– Ну, по крайней мере, хотелось бы знать имя того, кто меня подвезет.
Парень изобразил улыбку и протянул правую руку.
– Арт Накасонэ.
Ладонь была жесткой и мозолистой.
– Аки Ито.
По дороге в Эванстон мы почти все время молчали. Арт был не мастак вести светские разговоры, и я тоже. Рассказывать про Розу я не стала, потому что не хотелось предстать перед ним этакой трагической фигурой, сестрой, которая выжила. Хотелось быть нормальной девушкой – ну, настолько нормальной, насколько может быть нормальной нисейка в сложившихся обстоятельствах.
Оказалось, что Арт учится в Чикагском университете и собирается стать журналистом. Это показалось мне интересным, потому что он не выглядел ни особенно въедливым, ни трепливым.
Коренной чикагец, проглядев мою карту, он быстро сообразил, каким путем лучше ехать, и даже не сверялся с ней по дороге. Минут через тридцать-сорок он притормозил перед красивым домом из темного кирпича с округлой аркой вокруг двери с черными петлями. Обрамляли арку два высоких куста с розовыми цветами.
Он припарковался и заглушил двигатель:
– Вот и все.
Я сверилась с номером дома на своем листочке. По дороге я кое-что рассказала Арту о Томи, что она работает горничной в семье профессора здесь, в Эванстоне.
– Я бы не стал стучаться в парадную дверь, – посоветовал он. – Попробуйте через черный ход.
Совет
