(Пилеман), обойщик Рушело, шпалерник Рошебот, вышивальщик Рокенар (Рокинард), столяры Нобле (Ноблет), Перон, Фапсуре, резчики по дереву Сен-Лоран, Руст, Фодре, Таконе и Фоле, серебряных дел мастер Клод Второй Баллен, литейный мастер Франсуа (или Паскаль?) Вассу, слесарь Гирот, обработчик камня и товарищ Кардасье Ф.Бателье, каретники Ф. и Ж. Расин, Намбер, Бордот, садовый мастер Годо – оставили свой след в истории русской культуры[185]. О Леблоне уже сказано, портреты работы марсельца Каравакка известны в России. Филипп Багагль и Петр Камус (Питер Камюс) «зачали» в России шпалерное производство[186]. Вассу делал в Летнем саду «каскаду свинцовую», слесарь Белин изготавливал решетки для Петергофа. Вместе с Пино, столяром Жаном Мишелем он приложил руку к созданию «версальского шедевра» в Петергофе – изящного дворца Марли.
Без упоминания выдающегося рисовальщика, декоратора, резчика Николая Пино не обходится ни одна книга о прикладном искусстве первой четверти XVIII в.[187] А чтобы понять, какой это был мастер, достаточно войти в Большой Петергофский дворец, в Кабинет Петра I, стены которого покрыты необыкновенной красоты резными дубовыми панелями. А за окном виден один из двух Больших фонтанов. Он называется до сих пор «Французский», потому что его, как и многие другие петергофские фонтаны, делал фонтанный мастер Жан Суалем с племянником Пьером – оба из семьи строителя водовзводной башни в Марли в Версале Р. Суалема[188]. П. Суалем же вместе с Пино, Земцовым и механиком Ферстером создали в 1725 г. один из самых трогательных фонтанов Петергофа – «Фаворитку».
«Каменный мастер» Антуан Кардасье. Имя его вряд ли о чем-нибудь говорит читателю, даже если назову его по-русски Антоном Кардасиэром. Но каждый, кто бывал в Монплезире или хотя бы видел картину Николая Ге «Петр I допрашивает царевича Алексея Петровича в Петергофе», вспомнит его изумительную работу – мраморный, бело-черными квадратами пол Парадного зала Монплезира… Многие здания в Петербурге возводил «полатный мастер» Франц Деваль – нанятый в Голландии фламандец, но который в документах указывался как француз[189]. Словом, французские нити тесно вплетены в ткань русской культуры, как и голландские, немецкие, итальянские…
Из итальянских мастеров в Петербурге работали, кроме записанных как французы Карло Бартоломео Растрелли с сыном Франческо Франческо Бартоломео (по-русски, чтобы не путать с тезкой-отцом, его называли Варфоломей Варфоломеевич), Г. Киавери (он уехал из России осенью 1721 г.[190]), живописец Бартоломео Тарсий, архитекторы Никколо Микетти, Джованни Марио Фонтана, «главные мастеры каменщики Осип Карадили и Павел Компанили», а также «фонтанные мастеры», или «мастера оловяницкого дела», венецианцы Джованни и Джулио Бараттини («фантанные паяльщики Иван и Ульян Беретени»), «штукотур Антон Квадрий» и И. Росси, чертежник Гашпария[191]. В Петербурге собрался настоящий «интернационал»: немцы, голландцы, итальянцы, французы, армяне (Павел и Осип Давыдовы), прибалтийские немцы да еще упомянутые в ведомости пленные шведы.
Общий расход на 59 иностранных специалистов составлял 17355 руб. в год. Эту сумму следует признать большой – 40 % от общих расходов Канцелярии, включая сюда расходы на служащих и солдат, а также русских мастеров. Их было 2166 человек, и на них тратили 44063 руб. 51 коп., не считая отпущенных им натурой 9351 четвертей муки, 343 – крупы, 548 – овса, 149 четвертей ржи и 212 пудов соли. Впрочем, как и в других случаях, царь денег на иностранных специалистов никогда не жалел – польза от их труда была всем очевидна.
Из русских специалистов особо отметим единственного в списке архитектора Ивана Устинова (жалованье 180 руб.), архитектурного подмастерья Михаила Земцова (180 руб.), архитектурных учеников Григория Несмеянова, Ивана Протопопова, Ивана Баженова, Ивана Клерова, Василия Зайцева, Андрея Шубинского, Федора Козлова и Ивана Людоговикова, а также «пильных водяных мельниц мастера» Наума Остафьева и других мастеров и подмастерьев, всего 90 человек[192]. К середине 1720-х гг. стали прибывать выучившиеся за границей русские архитекторы и художники. В июне 1725 г. к делу были определены приехавшие еще весной 1724 г. из Рима архитекторы Усов и Еропкин, а в августе 1725 г. в Канцелярию зачислен живописец Иван Никитин, которому были приданы ученики[193].
При Канцелярии были созданы специальные классы, где молодые люди учились сложным строительным профессиям. Так, Леблон создал школу, в которой преподавали архитектурное и чертежное дело, лепку, резьбу по дереву и т. д.[194] Возможно, об этой школе сказано в записи о расходе дров: «На Васильевском острову во Францужской улице в 2-х светлицах 2 печи, а в тех светлицах обретаются архитектурныя ученики у обучения архитектурного художества и отправления чертежей, 14 человек»[195]. У каждого из архитекторов было по нескольку учеников. О системе обучения их в мастерских архитекторов при Канцелярии написано много[196]. Петр I стремился использовать иностранный опыт осознанно, с пользой для России. Как известно, у царя-плотника были прекрасные отношения с английскими корабельными мастерами, работавшими в Адмиралтействе – Козенцем, Наем, Броуном и с другими. Но все они были крайне недовольны своебразной обучающей системой, установленной царем. Как писал агличанин Д. Ден, «чтобы дать возможность россиянам лучше присмотреться обычно в то время, когда английский корабельный мастер закладывает корабль, тут же рядом приказывают российскому мастеру строить другой корабль с такими же размерениями, причем российский мастер пользуется правом подробно осматривать и снимать меру с работы англичанина». Кроме того, царь принуждал, чтобы каждый мастер «представил точный перечень всех требований и действий при постройке ими кораблей»[197]. Летом 1720 г. Макаров писал Я. Брюсу, что «Е.ц.в., будучи в Питергофе, изволил упоминать з гневом для чего ему, Пилману (французский художник. – Е. А.), ученики не даны?»[198].
В целом в штате Канцелярии было много знающих, талантливых людей. Кроме перечисленных выше специалистов в Канцелярии в разное время работали с Доменико Трезини его сын Пьетро Антонио и зять Карло Джузеппе Трезини, а также отец и сын Растрелли. Немец Георг Иоганн Маттарнови (в некоторых изданиях пишется с одним «т», как в соисточниках того времени) строил Второй Зимний дворец, Партикулярную верфь, Кунсткамеру и Исаакиевскую церковь, а Леонард Теодор Швертфегер – Александро-Невский монастырь[199]. Конечно, многие из них не были, подобно Жану Батисту Александру Леблону или Франческо Бартоломео Растрелли, гениями, но делали свое дело профессионально, на века, что мы все можем и подтвердить.
«Черная кость» петербургской стройки
Уже в начале лета 1703 г. в Петербург стали прибывать первые рабочие. Это были работники, переброшенные сюда из Шлиссельбурга, где они восстанавливали укрепления, разрушенные при штурме крепости русской армией осенью 1702 г. В Шлиссельбург они были присланы по царскому указу из северных уездов страны сразу же после взятия островной крепости. Кроме них
