сестра толкнула меня обратно в кресло и присела на одно колено. Впилась взглядом и долго молчала, сканируя в своей обычной манере. – Я всё знаю. Настька разболтала за семейным ужином, который ты благополучно пропустил, что наш Слава влюбился.
– Я не знаю, кто такой этот ваш влюблённый Слава, но уже жаль его. Бедолага.
– Вера, значит… – Луша улыбалась и еле сдерживала любопытство. – Расскажешь сам?
– Или ты из сумочки электрический стул достанешь? – я рассмеялся, закурил, только бы занять руки. – А чего одна пришла? Маман где? Батя чего с караваем не явился?
– Папенька до сих пор празднует твой развод с Иркой. А мама отправила гонца, то есть меня.
– То есть тебя ей не жалко, да? – снова прыснул смехом я, вспоминая родителей, к которым давно не заезжал. Эх, Настька… Язык вырву за сплетни. А я-то думаю, чего это мне маменька по вечерам не названивает, чтобы проверить, не сдох ли от работы её сыночка, а она просто молодым мешать не хочет. Тактичные какие…
– Сидишь тут один, грустный… Отшил, да? В бункер свой непробиваемый спрятался и игнором укрылся? – закивала Луиза, явно пробравшись в мои мысли, что крутятся в голове заевшей пластинкой. – Ну, конечно, так мы и думали.
– Вот видишь, как хорошо? Ты ж уже всё знаешь, так чего пришла? – подкатился к столу, попросил у секретаря кофе. – Сама с собой поговорила? Поговорила. А теперь давай газуй уже отсюда, я аудиенции у тебя не заказывал.
– В глаза твои бесстыжие решила посмотреть. Ну, вдруг тебе стыдно станет?
– Мне?
– Тебе-тебе, мой милый братец. Сколько можно бобылём ходить? Работа-работа! А дальше что? Тебе же скоро сорок!
– Вот именно, Луша, – стиснул челюсть, чтобы лишнего не вырвалось. – Мне сорок! Только не говори, что Настька подробностями не поделилась.
– Ой, да неужели ты арифметику вспомнил? – Луиза прижалась, уложила голову мне на плечо. – Поди, к каждому своему десятку её двадцать прибавляешь, да? И картинка пугает? Когда тебе будет пятьдесят, ей будет тридцать… И так далее?
– Калькулятор достать? Или так справишься?
– Справлюсь, Славик. Справлюсь, – успокаивающе зашептала Лушка, зарываясь пальчиками в моих волосах, как делала ещё в детстве, чтобы успокоить, унять боль, которую я скрывал, возвращаясь после очередной драки. – Может, ты и прав.
– Конечно, прав, Луша. Ну, конечно, я прав! Ну не тот я принц, что мир ей откроет, и времени у них будет столько, чтобы вкусить счастье. Моё счастье закончится намного раньше. НАМНОГО!
– Тогда почему твоё сердечко бьётся так, будто бастует? – сестра пальчиками пробралась под рубашку и застучала по коже, под которой творились ад и пекло. – Хочется, но колется? Ты же всю жизнь бунтовал против шаблонов! Как мальчик из гниющего и аварийного барака смок взойти на Олимп?
– Тебе правду сказать?
– Нет, избавь, я спать спокойно хочу, Слав. Но ты просто подумай о том, что я тебе сказала. Ты вечно против шерсти идёшь. Аллергия на правила у тебя, ты ж ищешь самое дохлое дело и творишь конфетку, чтобы всем доказать, что в твоей пороховнице пороха на всех хватит. Так откуда эта робость?
– Ревизию в пороховнице провёл, – наш разговор стал напоминать допрос, ну или приём у психолога-недоучки. Ни то, ни другое я на дух не переносил. Внутри всё бунтовало!
– Ой ли… А быть может, думаешь, что не по зубам? Старый стал, всего добился, и уже напрягаться не хочется? Конечно… С ней надо будет соответствовать до конца жизни, держать планку, перепрыгивая свой же уровень. Не хотца, да? Лень? Только вот в любви так не бывает, Славик.
– Луша, ещё слово, и я буду вынужден тебя убить, – обнял её, прижался губами ко лбу и закрыл глаза, погружаясь в прошлое, о котором она напомнила. Но лучше бы я этого не делал. В смысле – не закрывал глаза, а то пропустил самое интересное.
Через мгновение дверь распахнулась, и в кабинет лютой фурией влетела виновница моего бесконечного психоза. Вера, как всегда, была обворожительна. Узкие джинсы, светлый тонкий свитер и грубая кожанка, только подчеркивающая всю сложность её натуры. Длинные, чуть вьющиеся волосы занавесом переливались, скользя по плечам, а в глазах ярость полыхала. И я знал причину её неистовства. Хм… Не оценила она моё приглашение. Не оценила…
– Ты, Слава Андреевич, умом тронулся? – Груша мельком прошлась по Луизе, особо тщательно осматривая её ноги, свисающие с моего колена. – Решил насолить, сделать так, чтобы я никогда не сдала твой гребаный объект? Ты у меня уже в глотке сидишь!
– О чем вы, Груша Дмитриевна? Я вашу глотку даже пальцем не трогал, Боже упаси, – снова закурил, наблюдая, как ошарашенная секретарша Маша несет кофейник, стараясь обойти по касательной бушующий тайфун. – Так что случилось? Я с радостью помогу, лишь бы вы не ползали по моему новому газону в труселях. Я ж немолод, сердечко и отказать может.
– Вы слышали? – Верка прищурилась, но вот посмотрела не на меня, нет… Она уже вовсю убивала взглядом Луизу. – Встаньте, милая, а то у дяди сердечко пошаливает. Уберите пальчики, что вы его там ковыряете под рубашечкой-то? – девчонка просто ядом брызгала, а щеки её стали пунцовыми, будто с родителями порнушку посмотрела. – Давай-давай, милая… Убирай!
– Так я пульс замеряю, – Луша мгновенно втянулась в игру, когда прошел первый шок. Черт… Вера, ты не на ту нарвалась. – Тахикардия. Маша, капни шефу пять капель коньячка. Слава Андреевич, раздевайтесь…
– Стоп! – взвыла Вера, оборачиваясь к бедняге Машке, что в стену вжалась. – Никакого стриптиза и уже тем более коньячка, пока ваш шеф не узнает, почему перенесли доставку камня со вторника… НА ОКТЯБРЬ!
– Производственная необходимость. Козлов сказал, что наш камень на реконструкции дворца Махараджа заказали. Вер Дмитриевна, прости, но я никак не мог подпортить международные отношения, а то дипломатический кризис мог нагрянуть, – душа пела… Вот она вопит, думает там ерунду всякую, на Лушку смотрит зверем, а мне хорошо. И спокойно, главное.
– Если завтра камня не будет, Слав, я за себя не отвечаю, так и передай и Махараджу, и Козлову своему бессмертному! – Вера тыкала пальцем, топала ногой, казалось, ещё минута, и она взлетит в воздух от кипучих эмоций. – Завтра! Ты слышал?
– Ну, Луш, ты видела? – шепнул на ухо сестре назло. Знал, что фурия взбесится, но всё равно делал. Пакостил, как мальчишка, ведомый чувствами, инстинктами, желаниями. И она отвечала. С щедростью делилась настоящими эмоциями, не пластиковыми, не слизанными из ромкома пошло-плаксивого. Настоящая и до одурения прекрасная.
Желание. Нет… Бьющее по вискам возбуждение душило. Кто ты такая, Вера? Откуда ты? Из какой вселенной
