батальон численностью 517 чел.[238] Но сил первого в России стройбата было недостаточно, и основную массу работ осуществляли полки петербургского гарнизона. Труд гарнизонных солдат чаще всего применяли на строительстве пригородных дворцов и парков, особенно в Петергофе и Стрельне. О численности привлеченных к этим работам сохранились отрывочные данные, но речь может идти о 2–3 тысячах солдат нескольких гарнизонных полков[239]. Вообще же на стройках столицы солдат было очень много. В Петербурге находилось четыре гарнизонных полка (5 469 чел.[240]), а в Кронштадте – два (2 735 чел.), то есть всего 8 204 чел. Нет сомнений, что большинство из солдат работали на стройках, и в помощь им привлекали служилых других частей. Известно, что в 1724 г. по указу Петра на петербургских стройках трудились солдаты Рижского, Нарвского, Выборгского гарнизонов. В Выборге было три гарнизонных полка (4 102 чел.). В 1721 г. все эти три полка работали в Петергофе[241]. Гарнизон в Риге насчитывал более 5000 человек, в Нарве и Ивангороде – более 1 000. Словом, у командования была возможность назначать работных из всех крупных гарнизонов Прибалтики на великую стройку XVIII в. Кроме того, привлекали к работам гарнизонных солдат Московского гарнизона и, конечно, рядовых пехотных полков полевой армии[242]. Не забудем, что в Кронштадте, в Стрельне, в Летнем саду, работали также сотни военнопленных: строили разводные мосты[243], возводили оранжереи, трудились в различных мастерских, в том числе «у копей всяких чертежей и прочих дел»[244].
«По улицам мертвые валялись», или Цена Петербурга
Здесь, в рассказе о строителях Петербурга, кажется уместным сказать о той цене, которую заплатила Россия за строительство Петербурга. С давних пор встречаются примерные данные о потерях, гибели людей от болезней, голода и непосильных работ при возведении столицы. Речь идет о десятках тысяч трупов, положенных в основание города. Сведения о потерях идут преимущественно от иностранных путешественников и дипломатов, приехавших в Петербург много позже его основания. Так, Ю. Юль, побывший в городе в 1709–1710 гг., сообщал о Кроншлоте: «Говорят, при сооружении его погибло от голода, холода, морозов и изнурительных работ более 40 000 крестьян», а при строительстве крепости на Заячьем острове погибло не менее 60 000 человек[245].
Эти сведения подтверждает шведский военнопленный Л.Ю. Эренмальм. Он посетил Петербург в 1710–1712 гг. и потом писал, что только в Петропавловской крепости за 1703–1704 гг. «было погублено свыше 50–60 тыс. человек». Г. Геренс, побывавший в Петербурге в 1710–1711 гг., упоминает, что при строительстве города погибло «как говорят, даже свыше ста тысяч человек». Во второй редакции записок Геренса за 1718 г. об этом сказано осторожнее: «…около ста тысяч человек».
Ганноверский резидент Вебер, широко использовавший в своем труде «Преображенная Россия» записки Геренса, смягчил эту оценку: «…при этом погибло едва ли не сто тысяч человек». Французский путешественник О. де Мотрэ, приехавший в Петербург в 1726 г., писал, что с мая 1703 по конец 1705 гг. «от недостатка провизии и пагубного климата умерло не менее 30 тыс. человек». Наконец, в 1733 г. кто-то сказал англичанину Ф. Дешвуду, что при строительстве Петербурга и Кронштадта погибли 300 000. человек[246].
Есть факты и соображения, которые говорят как за, так и против утверждений об огромной смертности работных людей в Петербурге. Сомнительно, чтобы при строительстве Кроншлота и первых сооружений Кронштадта погибли 40 тыс. человек. Для огромного числа людей (ведь не все же умерли!) трудно представить себе даже фронт работ на небольшом пространстве острова, тем более что по-настоящему возведение кронштадтских укреплений на Котлине началось не ранее 1711–1712 гг., когда стали реализовывать упомянутый выше «котлинский проект». Но и тогда указы требовали высылки на Котлин «для строения фортеции и иных строений» сразу не более трех тысяч человек. Это и понятно – больше работных там и разместить было негде. К тому же на котлинских укреплениях находились 2 066 человек гарнизонных солдат[247].
То же можно сказать и о Петропавловской крепости. Кажется невероятным, чтобы с весны до осени 1703 г. на ее строительстве погибли 60 тыс. человек. В принципе уморить в России каких-то 60 тыс. работников за короткое время всегда было нетрудно, однако доставить их в Петербург за одно лето было задачей по тем временам невыполнимой. «Ведомости» от 4 октября 1703 г. сообщали, что на работах в крепости заняты 20 тыс. землекопов («подкопщиков»)[248], и эта цифра кажется максимальной, учитывая, что среди них наверняка было много солдат пятитысячного гарнизона будущей крепости. Из письма русского посла в Польше князя Г.Ф. Долгорукого от 27 июня 1703 г. следует, что он рассказывал поляком о последних подвигах Петра I на Балтике с большой долей преувеличения. Он сказал, что русские якобы вывели в Балтийское море 12 фрегатов по 24 пушки на каждом, от чего «в немалом ужасе Стекголм, неприятелская столица», и что царь «для лутчаго уфортофикования того новозавоеванного города (Ниеншанца. – Е. А.) оставил несколько тысяч манеты и 15 000 работных людей и притом добрых инженеров»[249]. Все эти рассказы имеют гротескную форму для того, чтобы произвести на не особенно надежных союзников из Варшавы должное впечатление: и мифический флот из могучих фрегатов, и страх Стокгольма, и деньги, которых не хватало (чтобы заплатить этим же полякам за участие их в войне с Карлом, в это время пришлось ввести особый 10-копеечный налог с каждого двора!). В этом контексте упоминание о 15 тыс. работниках также кажется преувеличением или, скажем в рамках нашего сюжета, тем числом работных, которое можно признать максимальным.
Вместе с тем, отмахнуться от данных, приводимых в мемуарах нельзя. Считать, что большая смертность на стройке – миф, пустые слухи, было бы неверно. А именно так считает автор книги о Петербурге О.Г. Агеева. На основании данных по одной ведомости 1716 г. о строительстве «прешпективной дороги» она приходит к выводу, что смертность составила 0,743 %, следовательно, всего за 13 лет петербургской стройки здесь умерли 1 932 человека, или по 150 человек в год[250].
Пример, приведенный Агеевой, кажется особенно неудачным потому, что как раз в 1716 г., когда в городе была уже налажена более или менее сносная жизнь, А.Д. Меншиков писал кабинет-секретарю Петра I А.В. Макарову, что среди рабочих, занятых на строительстве Петергофа и Стрельны, «больных зело много и умирают непрестанно, из которых нынешним летом больше тысячи померло». При этом генерал-губернатор сделал специально для Макарова приписку, что об этом царю сообщать необязательно, «понеже чаю, что и так неисправления здешние Его царское величество не по малу утруждают»[251]. Если гибель целой тысячи людей в течение
