мы порой покупали портвейн. Это была целая операция – выбирали одного, кто пойдет, а остальные в случае чего должны были его прикрывать. Надо сказать, это работало – никого из нас не поймали. А может, всем пофигу было…
Перед началом Олимпиады мы приехали домой, и у нас уже была запланирована новая поездка в Алушту, как в прошлом году, и опять на две смены. Вместо Максимова с нами поехал Крис Кельми – он уже был в этой поездке не со своей группой, а именно с нами. Таким образом, нас было трое из «Волшебных Сумерек», а Крис играл на клавишах и на ритм-гитаре. И таким составом мы отправились в Алушту прямо перед самым началом Олимпиады. 18 июля 1980 года мы стартанули с Курского вокзала, снова заполонив аппаратурой купе.
В лагере уже все нам было знакомо, с прошлого года ничего не поменялось, мы жили в той же палатке, в том же месте, и даже подпалатник нам достался тот же – он где-то был спрятан, и мы, приехав, снова его расстелили. У нас появилось ощущение, что мы и не уезжали.
Репертуар до этого с Крисом мы, конечно, не репетировали – просто не было возможности. Что в него вошло: мы частично повторили то, что они играли в прошлом году с Беловым и Сапуновым, тоже играли The Rolling Stones, традиционные рок-н-роллы и в целом набрали материала часа на полтора, как раз для игры на танцах. Выступали раз в 2–3 дня, а между нашими выступлениями была дискотека с тем же Славкой Астафьевым. Я говорил, что в этом лагере «засветилось» немало известных людей. Так, одним из ведущих дискотеки был Сергей Лисовский, который в 90-х стал крупной фигурой в рекламном бизнесе на ТВ, а сейчас входит в Совет Федерации; приезжал туда «поющий ди-джей» Сергей Минаев. Мы же сами чувствовали себя там уже очень вольготно, этакими старожилами.
Андрей Сапунов еще в 1979 году спел один раз пару куплетов из песни «В доме восемь, на Тверском бульваре» (чрезвычайно популярная дворовая песня 70-х годов, автор неизвестен), и получилось у него настолько здорово, что на меня это произвело неизгладимое впечатление. Я тогда ему подражал, не побоюсь в этом признаться. Я нашел все остальные слова, которые были в этой песне, и стал ее петь. Среди студентов тогда в лагере МЭИ каждую смену проводился «Конкурс песни и поэзии». И от каждого отряда выступали студенты с творческими номерами – пели песни, рассказывали стихи… И от нас, музыкантов, тоже надо было что-то представить на этот конкурс. И я спел как раз эту песню, все куплеты, со всеми нужными «придыханиями» (фразировками, интонациями), занял на конкурсе первое место, а в качестве приза мне дали трехлитровую банку яблочного сока. Так эта песня стала в лагере моей фишкой, я ее спел и во второй смене. С нами был Вова Маркин (он исполнял роль постоянного культорга в лагере), он услышал, ему понравилось, и он взял себе эту песню на заметку, спел и записал ее потом сам, и она с тех пор постоянно присутствует в его репертуаре.
После возвращения из Алушты у нас произошла некоторая смена состава. Леша Максимов вроде и ушел, как собирался, а вроде и остался, к тому же ушел Леня Могилевский, и вместо него появился барабанщик Андрей Петрушин. А еще мы взяли к себе в группу Володю Маркина – он играл у нас на 12-струнной акустической гитаре. И в этом составе мы опять стали делать новую программу, причем делали ее уже с новым автором текстов. Мы познакомились с неким Владимиром Лазаревым, и он оказался очень хорошим сочинителем текстов на наши песни. Он пришел к нам как-то раз в качестве гитарного мастера, и выяснилось, что он еще и пишет стихи. Мы тогда, как я уже говорил, порой на концертах пели песни с «рыбой» вместо текста, я или Лешка воспроизводили откровенную тарабарщину. И Лазарев за короткий срок написал нам достаточно много текстов.
Он писал стихи быстрее, чем мы их создавали до этого, и они получались гораздо более связными и осмысленными. Стилистически песни остались такими же, как и в предыдущей нашей программе, а вот тексты заметно выигрывали. У нас появились такие песни, как, например, «Наемник» или «Казино», которую потом тоже стал исполнять Владимир Маркин, правда, сильно изменив текст. В нашем, оригинальном варианте были такие слова:
«Сколько я скитался, сколько я искал,
Но нашел гораздо меньше, чем терял.
Вновь чужую карту мне судьба сдает,
Ну, и что ж…
Доставим банк,
быть может, повезет.
Жизнь – игра, и мир наш – это казино,
Если счастья нет, то есть всегда вино…
В дыме сигаретном глохнет патефон,
Снова слышен чей-то громкий смех и чей-то стон…
Крутится рулетка, пишутся висты,
Кто сегодня будет счастлив – может, ты?
Жизнь – игра, и мир наш – это казино,
Если счастья нет, то есть всегда вино».
В общем, мы тогда серьезно обновили свою программу и дали один или два больших концерта в Люберецком районе. Это было осенью 1980 года. Однако над нами уже неотвратимо нависла сдача диплома – написание и защита. Нас это совсем не вдохновляло, а я вообще не представлял, как это можно будет сделать, ведь на тот момент мы были уже максимально погружены в музыку и очень далеки от учебного процесса. Тем не менее, сдача диплома должна была состояться в феврале 1981 года, и нужно было как-то подготовиться.
15 января 1981 года у меня неожиданно умер отец, в возрасте 50 лет. Он не болел, продолжал летать, работая в гражданской авиации. И просто пришел домой, сел на стул и умер. Это, конечно, был шок – и для матери, и для меня… Младший брат в то время учился в Летно-техническом училище в Кривом Роге, а мы были дома вдвоем с мамой. Это случилось на моих глазах. Сказать, что было трудно,– это вообще ничего не сказать. Мама так и не оправилась до конца жизни от этой потери, она больше не вышла замуж, хотя на тот момент ей, как и отцу, было всего 50 лет (а отцу в марте должен был исполниться 51 год).
И вот в такой обстановке мне предстояло заканчивать писать диплом. У меня и так-то с ним дела
