церковно-общественном вестнике»[134]. В ней разбирались различные точки зрения относительно возможных отношений между государством и религиозными объединениями в «демократической России». Автор убеждал, что церкви нет оснований страшиться «отделения» от государства, ибо в прошлом этот союз был и неравноправным, и тягостным для церковного института.
Хотя Титлинов видел множество «идейных выгод» в освобождении церкви от государственной зависимости, предвосхищал в связи с этим рост нравственного авторитета русского православия, и считал отделение «величайшим благом», все же он признавал такое решение для России преждевременным. Настаивал на постепенности в его реализации, выражая надежду, что и государство, на которое ложится моральная ответственность за создавшуюся ситуацию, «бросить церковь сейчас… не имеет права».
Но взгляды Титлинова не находили поддержки среди большей части духовенства и иерархии, которые выступали за сохранение союзнических отношений Православной церкви с российским государством и против каких-либо форм «отделения» церкви от государства. Наиболее наглядно эта позиция проявилась в ходе работы собравшегося в начале июня 1917 г. в Москве Всероссийского съезда духовенства и мирян. Главными на нем были два вопроса: об отношении церкви к свершившейся революции и о проблемах взаимоотношения государства и церковного института.
Показательно, что делегаты, как это ни трудно им было, не призывали к восстановлению поверженного самодержавия. Как выразился один из основных докладчиков на съезде, преподаватель Московской духовной семинарии М.И. Струженцов: «царское самодержавие, как исполнившее в истории свое назначение внешнего собирания Руси, должно отойти в прошлое».
Участники съезда весьма критично характеризовали состояние государственной и церковной жизни накануне Февральской революции. Популярный в церковных кругах князь Е.Н. Трубецкой говорил: «в те дни императорская Россия стала похожа на темное, бесовское царство, и случилось это именно вследствие глубокого упадка жизни религиозной, духовной. “Распутин роди Питирима. Питирим роди Штюрмера” – вот ходячая стереотипная фраза, которая всего несколько месяцев назад прекрасно резюмировала сущность создавшегося у нас положения. Россией правил бес, – нужны ли другие объяснения той грязи, которую мы видели, той атмосферы лжи, предательства и измены, которая нас окружала?»[135]
«Александра – Германская телеграфная станция».
Петроград. Март – август 1917
Открытка. [Из архива автора]
Думается, что резкость публичных заявлений о сошедшей с исторической арены царской династии в связке с обличением распутинщины объяснялась достаточно широко распространенными в российском обществе настроениями. Преподаватель Московской духовной академии, доктор богословия А.Д. Беляев в своем дневнике под датой 23 марта 1917 г. записал:
Тысячи революционеров не уронили так самодержавия, монархию, трон и династию Романовых, как эта германка [имеется в виду императрица Александра Федоровна. – Авт.] со своим гнусным Распутиным, со своим германизмом, со своей сумасшедшей хлыстовщиной, со своей отчужденностью от России и чуть ли не изменами в пользу Германии, с отчужденностью даже от всех членов царского дома и чуть ли не с манией величия. А царь повредил себе и монархии безволием, ленью, беспечностью, пристрастием к вину (по-видимому), тугоумным подчинением своей обер-кликуше, неумением управлять, нежеланием, хотя бы на время войны, составить кабинет по образу конституции. Жалкие люди и жалкая теперь, да и прежде, семья, несчастная семья! Нравственно, умственно и культурно обе главы семьи упали еще раньше переворота и окончательного падения[136].
* * *
Общий политический настрой участников Московского съезда проявился в призывах к пастве принять свершившиеся изменения государственного строя в России, поддержать Временное правительство, «подчинение которому необходимо во избежание гибельного безначалия». В приветственной телеграмме Временному правительству съезд писал: «Собравшийся в Москве всероссийский съезд православного духовенства и мирян приветствует Временное правительство, как опору порядка и законности в стране, и выражает уверенность, что, опираясь на все здоровые силы России, правительство доведет страну до Учредительного собрания, которое организует новый прочный государственный строй»[137].
Перед делегатами съезда выступил и обер-прокурор В.Н. Львов. Он подтвердил, что целью правительства является «отделение» Православной церкви от государства, но при этом подчеркивал, что «необходима долговременная подготовка к этому акту, т. к. существует тесная связь между церковью и государством и немедленное отделение явится разрухой и для церкви, и для государства. Итак, предварительно необходимы:
1) дарование церкви свободы,
2) разграничение сфер церковной и государственной и
3) через очень долгий промежуток времени полное отделение церкви от государства»[138].
Съезд почти единодушно не принял такой позиции. Отдельные попытки в защиту «отделения» потонули в общем хоре его противников. Их позицию сформулировал тот же Е.Н. Трубецкой в краткой, ставшей поистине крылатой, фразе: «Лозунг отделения церкви от государства выдвигается против церкви людьми ей враждебными или к ней равнодушными. И в наших рядах, и на епархиальных съездах он может быть поставлен только по недоразумению. Отделение церкви от государства есть полное упразднение церкви, коего мы допустить не можем и не должны»[139].
Это мнение и было закреплено в единогласно принятой резолюции, зафиксировавшей православное видение основных принципов церковно-государственных отношений:
1. Отделение церкви от государства не может быть допущено, но должна быть объявлена и последовательно проведена свобода вероисповедания и культа.
2. Православие признается первой среди других исповедуемых в России религий.
3. Соответственно с этим православная вера пользуется преимуществом во всех актах государственной жизни, в которых государство обращается к религии, и в публично-богослужебных действиях, а равно сохраняет силу православно-богослужебный календарь. Православная вера не может подвергаться оскорблениям ни в обществе, ни в печати.
4. Глава Русского государства и министр исповеданий должны быть православными от рождения.
5. Православная церковь является институтом публично-правового характера, коему государство оказывает покровительство в законах и материальную поддержку.
Примечание: «Значение институтов публично-правового характера и материальная поддержка в силу признания свободы вероисповедания могут быть предоставлены и другим вероисповеданиям»[140].
* * *
Работа Всероссийского съезда, принятые на нем решения, воспринятые в церковных кругах как голос всей церкви, идущей к своему Поместному собору, однозначно свидетельствовали, что иерархия практически в полном составе и большинство духовенства выступали за сохранение российского государства как «христианского государства», неразрывными узами связанного с православием. По существу, эта позиция «корпоративного интереса» противопоставила церковь всему разбуженному революцией российскому обществу.
Во-первых, подавляющее большинство неправославных религиозных организаций выступало за строительство новых государственно-церковных отношений на принципах отделения церкви от государства, правового равенства религий и религиозных организаций.
Во-вторых, абсолютное большинство политических партий России, имевших значительную поддержку во всех слоях общества, в своих программных документах осуждало прежнюю «религиозную политику» в Российской империи и высказывалось за строительство светского государства.
Несовпадение взглядов политических организаций и Православной церкви на предпочтительный характер государственно-церковных отношений улавливалось пытливыми наблюдателями даже в церковной среде. Они не отрицали права церкви на выявление своей собственной позиции, но подчеркивали, что вопрос этот будет и
