удивлять. Кто бы мог подумать, что его какао будет пользоваться такой популярностью. Здесь не бывает свободных мест. Но у меня есть блат, хозяйский столик, – она показывает на вход в кафе, пристроенное к обычному дому. Взгляд падает на вывеску.
Улыбка сходит с лица. Рапунцель. Кофейня называется “Рапунцель”! Сглатываю вязкую слюну. Это не может быть совпадением. Или случайностью. Он назвал кафе так, как когда-то называл меня. В голове полочки, на которые я обычно разлаживаю логичные доводы, с треском срываются вниз. Я слышу их грохот в ушах и чувствую застывшую тупую улыбку на губах. Эми продолжает болтать, не замечая мою реакцию:
– А сейчас ты расскажешь, с какой стати ты на его машине. Это шок-контент, если что. Булатов никогда и никому не дает свою тачку! – Она быстрым шагом ведет меня в кафе. – Даже Нике. Это его сестра, которая приезжает домой раз в пятилетку и то не может его уговорить. Прошлым летом мы с ней поспорили, что погоняем на его кабриолете, он тогда его только купил. Она и умоляла его, и шантажировала – бесполезно. Не дал. Если что, сестру он обожает и готов все для нее сделать. Он купил ей такую же, только изумрудного цвета. Так что, колись, как ты его уговорила.
– Он просто помог Наталье Андреевне с машиной для ее коляски, и мы встретились на кладбище, – начинаю несвязно объяснять события дня, но, судя по озадаченному лицу Эми, она ничего не понимает. Я развожу руками, обещая все рассказать в кафе.
Мы заходим вовнутрь. Мягкая прохлада кондиционеров обволакивает заботой и уютом. Интерьер выполнен в моем любимом оливковом цвете. Деревянные столики. Приглушенный свет. Здесь и правда нет свободных мест. Кроме одного столика, на котором табличка “бронь”. Эми, по-хозяйски, идет к нему и зовет официанта. Он ее знает, называет по имени, приносит нам по стакану воды и предлагает меню. Там десятки видов какао. Я, конечно, выбираю напиток с названием “то самое какао с перцем”. Постепенно рассказываю подруге, что случилось с Кириной мамой, что приехала чуть раньше к ней на юбилей, как Макс ремонтирует ее дом под коляску и что Оливка сейчас с ними.
– Макс наш – настоящий мужик. Хоть с виду и годзилла. Но я всегда могу на него положиться. И, знаешь, он никогда не ждет благодарности. Просто делает и все. Судьба у него незавидная. Он вдовец. Ну, я рассказывала тебе как-то. Его жена, Кира, моя подруга, разбилась на машине, там какая-то мутная история с врачами и ее отказом от операции была. Он до сих пор ее не забыл, – на этих словах она внимательно смотрит на меня и после паузы задает вопрос, от которого я давлюсь водой. – Вы с ним уже спите?
– Что?!
– Значит еще нет, – она кивает сама себе. А я в шоке. Как это понимать? Макс что, местный секс-символ, с которым обязаны все переспать и это лишь вопрос времени?
– Вообще-то я замужем, – показываю ей на обручальное кольцо, впервые вспомнив о муже, с которым я не разговаривала со вчерашнего дня, только ответила на смс с номером машины в аэропорту, адресом больницы с номером палаты и данными по бронированию отеля, в котором я так и не появилась. Неблагодарная! И он молчит. Надеюсь, с ним все в порядке. – Мне как раз надо позвонить мужу. Это срочно. Я быстро.
Иду в туалет, набирая мужа. С ним все в порядке – он аккуратно спрашивает о событиях дня. Что-то мне подсказывает, за моей спиной он уже все выяснил у своей сообщницы, моей мамы. Успокаиваюсь и возвращаюсь к подруге, насильно переключая себя от мыслей о предстоящем разговоре с Максом. Неужели сегодня все свершится? Не струшу ли в последний момент? На этот счет у меня есть сомнения, потому что даже сейчас, наедине с близкой подругой, у меня язык не поворачивается выдать ей, кто я такая. А вдруг она меня пошлет? Не простит? Я боюсь даже думать о таком исходе и готова валяться у нее в ногах, вымаливая прощение.
После кафе еду домой. Крыльцо уже адаптировано под выезд коляски. Рабочих нет. Захожу в дом. Меня встречает медсестра. Никак не могу запомнить ее имя. Она рассказывает, как замечательно они погуляли, что Оливка начала капризничать и Макс привез их домой, заехав по дороге в детский магазин. Он купил автомобильное кресло для Лив и кучу игрушек. Часть из них стоит в неразобранных пакетах. Он скупил весь магазин? Мурашки так сильно бегают по всему телу, что на руках дыбом встают все волоски. Я без сил сажусь на диван, слушая восторги охающей и ахающей медсестры. Она зовет меня ужинать, плетусь за ней на кухню. В холодильнике – ряд контейнеров с едой. Для взрослых и отдельно для дочки из детского меню. Все это тоже организовал Макс.
Я как будто попадаю в волшебный мир, где руками этого мужчины все сияет заботой и исполнением любых хотелок. А хотелка у меня сейчас одна. Самая главная. И она ни фига не про покаяние с правдой. Вполне земная, плотская, я бы сказала, плотоядная. Отдаться ему прямо при встрече, где бы она не состоялась, хоть в машине, хоть в гараже, хоть у входа в дом (мама сказала, что дом его отца на местной “Рублевке” сгорел, Макс купил огромную квартиру матери, а сам живет в просторном коттедже на берегу реки).
Пока медсестра фоном болтает, наливая мне чай, в голове рисуются развратные картинки прелюдии к разговору. Вот я срываю с него чертову рубашку и даю волю рукам исследовать каждый сантиметр его тела. Рывком сдергиваю ремень, освобождая от джинсов. Рву трусы. Да-да, именно рву, как бешеная волчица, избавляя его от ненужной материи. Жадно целую в губы, шею, плечи, со всей силы вонзая в них зубы. Аж челюсть сводит от дикого, животного желания. И забираюсь на него, не ожидая ответных ласк. Я готова связать его и сделать все сама. И отпустить, только когда утолю ноющую боль своего желания. Если это возможно.
Я ерзаю на стуле, взмокшая до такой степени, что трусы хоть выжимай. Извращенка! Мне нужно поговорить с ним. А не насиловать его, пока он думает, что я замужем за Потаповым. Черт! Как совместить все надо и хочу в одном вечере. Как все продумать, если думается только одним пульсирующим местом? Отказываюсь от еды и бегу в душ. По пути заглядываю в мамину спальню, она сидит рядом с кроватью, охраняя запоздавший сон
