был Эргаш – уголовник, возглавлявший банду разбойников с большой дороги в Фергане до революции. За эту деятельность его арестовали и сослали в Сибирь. В 1917 году благодаря массовой амнистии по всей империи он вернулся в Фергану, где его быстро назначили начальником полиции в старом городе Коканда. В феврале 1918 года, отчаянно пытаясь создать хоть какую-то вооруженную силу, Туркестанская автономия назначила его главнокомандующим своей практически несуществующей армии. После разрушения Коканда Эргаш бежал в родную деревню, где организовал отряд вооруженных людей для ее защиты от набегов поселенцев. У его лидеров было мало общего с политическими деятелями 1917–1918 годов – и с джадидами, и с городскими улемами. Многие лидеры басмачей считали, что «джадиды» и «большевики» – одно и то же, и с одинаковым ожесточением боролись и с теми и с другими. Множество курбаши в Фергане, как и Эргаш, были в прошлом преступниками, до того пребывавшими в изгнании в отдаленных уголках Российской империи. Некоторые были выходцами из старой военной элиты Коканда, но почти никто из них не имел отношения к общественной жизни, возникшей в городах Центральной Азии при царском правлении. Они действовали строго на местном уровне и мыслили столь же ограниченно. Часто оказывалось так, что они живут за счет тех самых людей, которых защищают: они забирали продовольствие, фураж и домашний скот, а сельских жителей принуждали вступать в вооруженные банды – и всё это лишь усугубляло страдания крестьян.

В феврале 1917 года о большевиках еще практически не было слышно. Рост их популярности в течение года говорил о радикализации общественного мнения в российской глубинке. Большинство нерусских народов, вероятно, воспринимали революцию 1917 года как момент национального освобождения, однако в глазах русских жителей империи она не имела четкого национального аспекта. Синьхайская революция в Китае была направлена на освобождение китайской нации от правления династии чужаков. Для русских же революция 1917 года была связана с освобождением угнетенных классов от тирании несправедливого общественного порядка. В России возобладал язык классового противостояния. В самом начале, когда Петроградский совет бросил вызов Временному правительству от имени низших классов, революция представляла собой борьбу простых людей против привилегированных слоев общества. В течение года позиции радикализировались, и к октябрю в Петрограде, Москве и на фронте возобладали радикальные партии. Как отмечалось выше, в октябре большевики свергли Временное правительство и захватили власть, прикрываясь советами. Большевикам было свойственно совершенно универсалистское видение. Карл Маркс описал исторический процесс как движение к бесклассовому обществу, свободному от угнетения и эксплуатации. Большевики надеялись воплотить это видение в жизнь. Их целью было по меньшей мере переустройство мира и создание утопического бесклассового общества. Они были творцами Истории (с большой буквы), их миссия была предречена, а цели предопределены. Эта милленаристская картина мира словно оправдывала чудовищную жестокость и насилие большевистской эпохи. Она позволяла революционерам осуществлять такие проекты переустройства социальной и культурной жизни, от которых другие режимы отказались бы. Они не всегда добивались успеха, и непреднамеренные последствия их действий часто оказывались важнее декларировавшихся целей. Тем не менее их триумф изменил ход истории. Двадцатый век выглядел бы совсем иначе, если бы исход русской революции 1917 года был другим.

Конечно, в 1917–1918 годах никто не знал, каким окажется будущее, и предсказать что-либо было невозможно. Большевики утвердились у власти лишь в результате длительного ожесточенного конфликта. Захват власти в Петрограде вызвал сильное возмущение людей абсолютно различных политических убеждений и почти немедленно привел к вооруженному конфликту, который перерос в чрезвычайно жестокую Гражданскую войну, продолжавшуюся до 1921 года. Возможно, «гражданская война» не совсем верный термин. К концу 1917 года государство в значительной степени развалилось, и за власть стало бороться множество политических сил. Обычно Гражданскую войну в России (1917–1922) понимают как конфликт между «красными» и «белыми». Красных представляли более или менее сплоченные большевики, а под движением белых подразумевается огромное количество мало связанных друг с другом сил, объединенных разве что ненавистью к большевикам. К ним относились казаки и генералы императорской армии, боровшиеся за возрождение империи; социалисты и либералы, которые защищали Учредительное собрание – великую революционную мечту, разрушенную большевиками; армии различных нерусских народов, стремившихся к автономии или независимости; а также группы населения на местах, которые бились за контроль над землей и поставками продовольствия. Сражаясь друг с другом в полях и степях, армии уничтожали посевы, разрушали ирригационные каналы и железные дороги. Как человеческие, так и материальные потери были огромными. Ожесточенная борьба за победу существенным образом повлияла и на политику большевиков.

Советская власть сформировалась в Центральной Азии в результате длительного процесса, в котором были свои взлеты и падения. В определенной степени она основывалась на втором завоевании Центральной Азии, когда в регион вторглась Красная армия. Тогда на эти земли впервые обрушился огонь пулеметов и самолетов. Военный захват сопровождался и политической работой, способствовавшей установлению в Центральной Азии нового порядка. Любопытно, что в 1917 году большевики, партия классовой революции, были единственными в России, кто поддержал права наций. И Владимир Ленин, и Иосиф Сталин считали, что национальные и языковые различия в империи нельзя игнорировать; это объективные факты, с которыми предстоит работать. Классовую борьбу можно облегчить, а окончательную победу пролетариата – ускорить, если сначала решить национальный вопрос. Если предоставить угнетенным нерусским народам автономию, они ясно увидят классовое угнетение со стороны своей собственной буржуазии, а революционная пропаганда лучше всего воздействует на родном языке. В реалиях 1917 года эти абстрактные идеи подтвердились на практике. Большевиков ошеломила сила национальных движений в империи. Задача состояла лишь в том, чтобы использовать эти обиды для достижения целей большевиков. Одним из первых декретов советской власти было воззвание «Ко всем трудящимся мусульманам России и Востока», в котором Ленин и Сталин призывали мусульман поддержать новое правительство: «Все те, мечети и молельни которых разрушались, верования и обычаи которых попирались царями и угнетателями России! Отныне ваши веровании и обычаи, ваши национальные и культурные учреждения объявляются свободными и неприкосновенными. Устраивайте свою национальную жизнь свободно и беспрепятственно»{122}. Большевики хотели как можно сильнее дистанцироваться от бремени имперского прошлого. Советская власть стремилась к тому, чтобы нерусские народы воспринимали ее как свою собственную власть, а не власть русских. «Дьявольски важно, – писал Ленин в 1921 году, – завоевать доверие туземцев; трижды и четырежды завоевать; доказать, что мы не империалисты, что мы уклона в эту сторону не потерпим» (курсив в источнике. – А. Х.){123}. На практике эти идеи не раз трансформируются, причем часто совершенно неожиданным образом. Но большевики в самом деле разработали целую национальную политику, которую использовали для того, чтобы уравновесить национальные различия классовым универсализмом. В ходе XX века многие ее постулаты заимствовали, присваивали и применяли в ряде социалистических режимов, в том числе в Китае.

И все же, как они представляли себе социализм в колониях? Если социализм – это победа пролетариата, то что эта победа означает для Центральной Азии, где нет промышленности, а значит, нет и пролетариата? У Ташкентского совета ответ был один: раз у коренного населения нет пролетариата, значит, у него и не может быть ничего общего с революционной властью. Практические последствия этой линии аргументации потрясли большевистских лидеров в Москве. Захват власти русскими поселенцами в Туркестане – вовсе не то, как они представляли себе установление здесь советской власти. Однако в условиях разразившейся Гражданской войны единственным способом подчинить себе Ташкентский совет было направить уполномоченных, которые с помощью угроз и морального воздействия попытались привести самопровозглашенную советскую власть поселенцев в соответствие с желаниями центра. Петр Кобозев, первый из таких уполномоченных, прибыл в Ташкент в апреле 1918 года и приступил к расшатыванию власти поселенцев. В телеграмме, где сообщалось о его назначении, Сталин призвал советских правителей Ташкента «из местных жителей привлекать к [политической] работе [даже] сторонников [Александра] Керенского, если те готовы служить советской власти, – последняя от этого только выиграет, и нечего бояться теней прошлого»{124}. Советской власти нужно было опираться на нечто большее, чем пролетариат, и главным критерием отбора потенциальных работников служили лояльность и готовность поддерживать начинания сверху. Именно эти качества позволили Кобозеву выдвинуться на передний план. Он руководил созданием советов среди мусульманского населения и заставил Ташкентский совет

1 ... 33 34 35 36 37 38 39 40 41 ... 119

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Центральная Азия: От века империй до наших дней - Адиб Халид бесплатно.

Похожие на Центральная Азия: От века империй до наших дней - Адиб Халид книги

Оставить комментарий