принять в свой состав представителей мусульман. В мае он председательствовал на съезде советов всего Туркестана, где Туркестан провозгласили автономной советской республикой в составе социалистической России. Это был советский аналог автономии, за которую полугодом ранее боролось мусульманское национальное движение. Кобозев столкнулся с серьезным сопротивлением со стороны ташкентских социалистов-поселенцев, и лишь после прихода Красной армии в ноябре 1919 года их удалось окончательно оттеснить от власти. Туркестанская комиссия Центрального комитета Коммунистической партии, прибывшая вслед за Красной армией, взяла под контроль советские и партийные организации в регионе. Одной из ее целей были поселенцы, многих из которых отстранили от должности и депортировали в Россию.

В Алаш-Орде ситуация складывалась еще сложнее. В казахской степи разыгралось одно из самых ожесточенных сражений Гражданской войны. Алаш-Орда сначала встала на сторону белых, но в их отношениях по-прежнему было много сложностей. К концу 1919 года Красная армия переломила ход противостояния и обратила войска белых в бегство, а Алаш-Орда перешла на сторону красных – когда большевики предложили амнистию казахскому населению в обмен на принятие советской власти. Однако надежды Алаш-Орды на равноправное сотрудничество с большевиками рухнули. Большевиков такие союзы едва ли интересовали. Как творцы Истории, они временами шли на тактические уступки, но прочные союзы и прочее сотрудничество считали смертным грехом. «Ни о каком правительстве Алаш-Орды нам не известно, мы его не признаем и не можем вступать с ним в договорные отношения, – отрапортовал командованию Красной армии 31 декабря 1919 года Кирревком, революционный комитет, отвечающий за управление землями, завоеванными большевистскими войсками. – Правительство как таковое распущено»{125}. Максимум, что большевики могли предложить Алаш-Орде, – несколько рабочих мест в советской администрации. На месте Алаш-Орды большевики сформировали свою собственную автономную казахскую республику. О ее создании официально объявили 26 августа 1920 года, и она объединила казахское население четырех степных областей, полуостров Мангышлак в Туркестане и Астраханскую область. Как и в Туркестане, Москва здесь переиграла буржуазную автономию, создав ее советский аналог. Коммунизм в Центральной Азии строился на руинах национальных движений.

Глава 10

На пороге Востока

«Товарищ Ленин – великий человек, который очень хорошо понял восточный вопрос и предпринял попытку пробудить Восток и объединить его»{126} – так весной 1919 года писал Абдурауф Фитрат, бухарский мыслитель и активист. Восточный вопрос в его понимании заключался в освобождении Востока от европейского империализма. Он долгое время был ярым сторонником культурных и политических реформ, которые, по его мнению, могли обеспечить выживание и процветание мусульман Центральной Азии в современном мире. Восемью годами ранее он опубликовал брошюру «Диалог европейца и бухарского профессора», получившую в Центральной Азии широкую известность. В диалоге бухарский профессор старой школы, совершающий хадж через Индию, встречает англичанина и обсуждает с ним новометодные школы. Профессор относится к новым школам враждебно, а англичанин утверждает, что мусульманам во всем мире как раз необходимо получать новые знания, чтобы соответствовать требованиям современной эпохи. В 1911 году Фитрат видел в Европе образец для подражания, однако Первая мировая война все изменила. Проведя в Стамбуле четыре года, повлиявших на формирование его личности, он воспринял полное поражение османов с глубоким отчаянием. Когда Турция вступила в войну на стороне Германии и Австрии, джадиды, как и подавляющее большинство мусульман Российской империи, остались верны России. Тем не менее Османская империя долгое время оказывала эмоциональное воздействие на мусульман, находившихся под колониальным правлением, и давала надежду, что мусульманам под силу создать современные формы государственности в эпоху европейского господства. Теперь же, когда Османская империя потерпела сокрушительное поражение, закат мусульманского мира казался окончательным, а необходимость перемен – еще более насущной. Новая ситуация изменила отношение Фитрата к Европе, которая теперь представлялась ему злобным эксплуататором остального мира. Его прежнее увлечение либеральной цивилизацией Европы сменилось радикальной антиколониальной критикой буржуазного порядка. Большевики – а точнее, идея революции – представали вестниками новой эпохи, новыми образцами для подражания. Они бросили вызов старому порядку империи и преуспели, продемонстрировав силу мобилизации и организации. Фитрату они казались проводниками нового мирового порядка, который давал возможности национального освобождения и прогресса всему мусульманскому миру.

Русская революция 1917 года как раз была моментом деколонизации. Многие антиколониальные деятели за пределами Российской империи увидели в триумфе большевиков новый способ борьбы с угнетателями. Американские историки говорят о «вильсоновском моменте» в мировой политике, когда после кровавой бойни Первой мировой многие национальные движения в колонизированном мире возлагали надежды на идеи национального самоопределения и территориального суверенитета, которые поддерживал в Европе американский президент Вудро Вильсон. Надежда на подобное переустройство мира быстро рухнула из-за безразличия европейских империй и самого Вильсона, идеи которого не распространялись на страны за пределами Европы{127}. Такой взгляд на мир несколько нарциссичен. Как бы там ни было, вильсоновский момент существовал одновременно с моментом ленинским, когда другие противники колонизации возлагали надежды на иные методы освобождения от колониального рабства. Их вдохновляла большевистская модель революции. В коммунизме они видели путь к национальному спасению и современному обществу, а также формулу его реорганизации для более эффективной борьбы с колониальным господством. Коммунизм, антиколониализм и национализм действительно тесно переплетались вплоть до конца XX века. Впервые эта связь возникла в послереволюционные годы, и Центральная Азия оказалась в эпицентре этого процесса. В какой-то момент перекрестком мировой революции стал именно Ташкент.

Весной 1918 года, как только Кобозев ослабил давление русских поселенцев на новый советский режим в Ташкенте, значительное число туркестанцев перешло в новые органы власти. Среди них были и джадиды, до сих пор зализывающие раны после поражения в борьбе с улемами в 1918 году. Вновь утвердившись на позиции власти, они принялись атаковать улемов. Муниципальные советы под их управлением ликвидировали организации улемов и конфисковали их имущество во имя революции. Кроме того, с помощью революционных методов они реквизировали и вымогали «пожертвования» у богатых на строительство школ нового метода, театров и государственных библиотек. Но советские институты привлекали и другую группу местных деятелей, которые ранее не участвовали в мусульманской культурной реформе. Одним из таких деятелей был Турар Рыскулов (1894–1938), казах из Семиречья, который окончил русскоязычную школу, а затем сельскохозяйственную школу в Пишпеке (как тогда назывался Бишкек). В октябре 1916 года поступил в Ташкентскую обычную школу. В марте 1917 года, после революции, он вернулся в свой родной город Мерке, где стал принимать участие в работе новых советских институтов. В середине 1918 года вновь явился в Ташкент – в качестве советского делегата – и быстро поднялся по служебной лестнице, уже к концу 1918 года заняв пост комиссара здравоохранения. В 1919 году он должен был стать главой недавно созданного Мусульманского бюро Коммунистической партии Туркестана (Мусбюро), которое под патронажем Кобозева боролось с русскими поселенцами за контроль над местной партийной организацией. Большинство членов Мусбюро посещали русскоязычные школы, и в новую эпоху знание русского языка стало для них важным преимуществом. Кроме того, многие из них происходили из зажиточных семей и все были молоды (Рыскулов стал комиссаром в 24 года). Революция придала молодежи новые силы и предоставила им возможность растормошить общество.

Рыскулов выдвинул новую теорию революции в колонии. «В Туркестане, – писал он Ленину в мае 1920 года, – как и на всем колониальном Востоке, в социальной борьбе существовали и существуют две доминирующие, в сравнении с остальными, силы: угнетенные, эксплуатируемые колониальные туземцы и европейский капитал»{128}. Имперские державы посылали в колонии «своих лучших эксплуататоров и функционеров», людей, которым нравилось думать, что «даже рабочий является представителем более высокой культуры, чем туземцы, так называемым Kulturträger[11]»{129}. Колониальная эксплуатация осуществлялась по национальному, а не по классовому признаку. Рыскулов утверждал, что на колониальной периферии империи революцию необходимо переосмыслить и перенаправить на устранение несправедливости и неравенства колониального порядка. В таком прочтении революции нация занимала место класса как основная категория анализа и ключевая точка политической борьбы. Рыскулов применил марксистскую схему истории к понятию нации. Такое смещение фокуса имело политические последствия. Например, новый порядок должен был расширить возможности колониального населения за счет поселенцев, а выстраивать этот порядок следовало с учетом потребностей коренных жителей. В январе 1920 года туркестанские национал-коммунисты, получив большинство мест на Пятом съезде Коммунистической партии

1 ... 34 35 36 37 38 39 40 41 42 ... 119

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Центральная Азия: От века империй до наших дней - Адиб Халид бесплатно.

Похожие на Центральная Азия: От века империй до наших дней - Адиб Халид книги

Оставить комментарий