работы, кроме того, к тому моменту я был женат, и в мае у нас должен был родиться ребенок. И какие же теперь перспективы? Сарычеву, конечно, было проще в этой ситуации, т.к. он на тот момент уже зарегистрировал песни своего авторства в ВААП (
Всесоюзное агентство по авторским правам, существовало в СССР с 1973 по 1991гг.) и получал с этого отчисления. Стало как-то невесело…
Тем не менее, мы все же начали в составе «Альфы» репетировать второй альбом – теперь в ДК Фрунзе, нам там выделили комнату, мы нашли аппарат, похуже МИДовского, но для репетиций вполне нормальный. Отмечу, что в МИДе аппаратурой заведовал некто Владимир Мусин, с которым был знаком Сарычев. В какой-то момент между ними, возможно, произошел конфликт, а может, и нет, но мы перестали там репетировать. Кроме того, там можно было собираться только по выходным, и то не всегда. В итоге в общей сложности репетировали в МИДе мы мало и вскоре перешли в ДК им. Фрунзе. Здесь мы решили делать второй альбом, но дело шло уже без особого энтузиазма, поскольку перспектив выступлений не наблюдалось. Тем не менее, мы сделали две песни, которые вошли во второй альбом «Альфы», – «Бега» и «Африка».
А тут Маргарита Анатольевна вышла на прямой контакт с Виктором Векштейном, а он в тот момент решил распустить действующий состав «Поющих сердец» и создать новую группу, именно не ВИА, а рок-группу. И Пушкина рассказала об этом Леше Максимову и предложила прослушаться. Тот передал это мне, и я сразу просиял:
– Пойдем пробоваться, обязательно, это прекрасная возможность делать собственную музыку в профессиональном коллективе!
Мы с Лешей пришли к Векштейну, спели ему пару своих старых песен, в частности, «Лень» (я проорал ее фальцетом живьем). Максимов еще сыграл на клавишах, а я добавил, что также являюсь бас-гитаристом.
Векштейн оценил нашу самопрезентацию:
– Спасибо, – сказал он, – мне очень понравилось, я вам позвоню!
Однако в скором времени звонка от него так и не последовало, и недели через три, не выдержав, мы связались с Маргаритой и попросили ее узнать, берут нас все-таки или нет. Векштейн ответил: «Да, конечно, беру! Заканчиваю дела со своим предыдущим коллективом и жду их на репетиции в начале июня!».
И тут у Леши Максимова опять начались метания:
– Ты знаешь, я, наверное, не пойду… Что-то я уже не хочу, лучше буду учиться на настоящего пианиста, а с гастролями это делать невозможно.
– Да ты что?! – я возмутился. – Как же так? Мы же уже договорились, это будет новый коллектив, круто же!
– Нет-нет, я не пойду…
– Ну, а я пойду! – решил я.
Но я ведь еще тогда был музыкантом «Альфы», надо было решить этот вопрос. Репетиции у нас на тот момент остановились, Сарычев объявил нам, что едет отдыхать, работы сейчас все равно нет. И тогда я сказал ему, что ухожу из группы. И Серега Сафонов тоже решил уходить, так как и его не устраивала сложившаяся ситуация. Он считал, что надо идти в филармонию и работать хотя бы номером. Но Сергей особенно и не возражал против нашего решения и спокойно отпустил.
В самом начале июня я пришел к Виктору Яковлевичу. Он сказал мне: «Прекрасно, что ты пришел, Виталий, я как раз формирую новый коллектив!».
И он действительно пригласил новых людей, никого из прежнего состава «Сердец» там не было, но и как такового коллектива тоже не было, просто Векштейн набирал «свежих» музыкантов. Братьев бас-гитариста и гитариста Галактионовых – с одной стороны, клавишника – с другой, только барабанщик Леша Николаев остался из прежнего состава. То есть получилась сборная солянка, и Виктор Яковлевич сам до конца еще не представлял, в каком направлении надо работать, но понимал, что надо играть рок и что ВИА «Поющие сердца» на тот момент себя изжили.
Мы начали репетировать. Я показал свои песни из репертуара «Сумерек», но Векштейн сказал, что до них очередь дойдет позже, а пока мы должны сделать такую программу, чтобы ее можно было сдать и получить гастрольные удостоверения. Тогда для этого в программе должно было быть как минимум 20 % песен советских композиторов. Я уже сейчас и не помню, что мы конкретно пели. У нас было несколько вокалистов, и каждый пел по несколько песен.
Параллельно с этим я стал подрабатывать в ресторане. Знакомые ребята мне как-то говорят:
– Слушай, у тебя вроде слух хороший?
– А в чем дело? – не понял я.
– Вакансия есть, в ресторане сможешь играть? Надо очень часто играть песни на слух.
– Я никогда не пробовал, возможно, и смогу…
И я устроился на месяц басистом в ресторан в Мытищах. Кстати, у Векштейна тоже был Fender Jazz Bass, очень крутой, цвета Antigua, и он дал мне его домой! Это был совершенно потрясающий бас, но, когда я вернулся уже в составе «Арии», его уже не было – по-моему, Виктор Яковлевич по доброте душевной отдал его предыдущему басисту «Поющих сердец». И вот на этом басу я играл в ресторане, как говорится, перебивался с хлеба на квас, зарабатывал какие-то деньги.
Еще летом, когда пришел, я спросил у Векштейна, когда подавать трудовую книжку, сказал, что уволился с предыдущей работы. Он говорит:
– Приноси!
– А когда начинаем репетировать?
– В августе, – отвечает Векштейн и тут спрашивает: – Слушай, а у тебя есть музыкальное образование или хотя бы корочка, что ты учился или учишься сейчас – в музыкальном училище, например?
Это тогда было необходимо, чтобы получать ставку артиста. Существовала ставочная система и прогрессивная шкала: бесставочник получал 5 рублей 50 копеек, за сольный концерт двойную ставку – уже 11 рублей; ставки же были от 7,5 до 12 рублей, плюс за концерт на гастролях платили гастрольную надбавку – 0,25 ставки. Таким образом, у того, кто имел высшую ставку, получалась приличная сумма.
Я отвечаю:
– А у меня нет никакого музыкального образования, вернее, незаконченная музыкальная школа-студия…
– Неплохо бы поступить тогда в музучилище, – говорит Векштейн.
И я озадачился тем, чтобы поступить в музыкальное училище, благо и время было, как мне казалось. Я, конечно, собирался поступать по классу бас-гитары. Через знакомых вышел на преподавателя из Училища им. Гнесиных. Пришел к нему, а он говорит:
– Ну, ты слишком поздно обратился – через месяц уже экзамены. А сам понимаешь, чтобы хорошо сдать, надо позаниматься…
В общем, весьма прозрачно намекнул мне на то, что надо, чтобы он со мной поработал минимум полгода, и естественно, принести ему за эти занятия денег, вот тогда он, наверное, поспособствовал бы
