в Китае. Послевоенные события здесь тоже привели к радикализации взглядов. Многие в Китае надеялись, что послевоенное урегулирование приведет к отмене иностранных концессий и неравноправных договоров, на которых они основаны. Однако державы-победительницы, заключая Версальский договор, решили сохранить статус-кво и вместо отмены концессий в Китае передали их от Германии к Японии. Вильсоновский момент закончился. Известие об этом решении привело к массовым протестам во всех городах Китая, которые положили начало периоду культурного и политического обновления. Наступило разочарование в буржуазном либерализме, и некоторые интеллектуалы в поисках ответов на свои вопросы обращались к Марксу. Тогда в Китае его работы были малоизвестны, и именно триумф большевиков в России привлек к ним внимание. Лишь в 1918 году в Китае появились первые дискуссионные кружки, посвященные изучению Маркса. В них китайские интеллектуалы прочли классика социализма через призму уязвленного национального сознания. Ли Да-чжао, один из первых китайских марксистов, утверждал, что иностранные империалистические державы эксплуатируют Китай как страну и что «вся страна постепенно превратилась в часть мирового пролетариата»{140}. Китай, таким образом, представал пролетарской нацией. Такой же аргумент приводил и Рыскулов (как и многие другие). Связь между нацией и революцией в китайском коммунизме останется навсегда. Позднее марксисты выдвинули идею коммунизма с китайскими особенностями, однако марксистские категории плохо соотносились с местными проблемами уже в момент зарождения коммунизма в регионе.

Коминтерн рано заинтересовался Китаем и в 1919 году направил двоих эмиссаров для изучения ситуации в стране. Они поучаствовали в объединении различных марксистских кружков в Коммунистическую партию Китая (КПК), учредительный съезд которой состоялся в Шанхае в июле 1921 года. Однако, учитывая фактическое отсутствие промышленного пролетариата в Китае, Коминтерн и Советы не видели непосредственной перспективы коммунистической революции в стране и вместо этого сделали ставку на Гоминьдан (ГМД), национальную партию, основанную Сунь Ятсеном. Они утверждали, что национально-демократическая революция служит предпосылкой будущей коммунистической революции в полуколониальных условиях Китая. Эти условия требуют единого фронта, обязывающего КПК сотрудничать с националистами. Коминтерн объявил ГМД революционной партией и оказывал ей существенную поддержку, в процессе перестроив ее по образу и подобию партии большевиков. К 1923 году Гоминьдан преобразовали в централизованную партию с прописанной революционной миссией. Таким образом в Китае оказались сразу две ленинские партии, и, несмотря на все идеологические противоречия, они были объединены общей организационной моделью. Кроме того, они обе выступали за территориальную целостность Китая, который рассматривали не как империю, а как неделимое национальное государство.

Коминтерн и Советы соглашались с этими требованиями, поскольку глобальная борьба против империализма требовала участия сильного и единого Китая. Теперь судьба колониальных окраин Китая будет связана с судьбой революции в Китае, и Советский Союз стремился гарантировать территориальную целостность республики. О китайском колониальном правлении в Синьцзяне теперь и речи не могло быть, как и о том, само собой, чтобы освободить Синьцзян от него.

Глава 11

Советская Центральная Азия

Первое десятилетие после распада царской империи оказалось для Центральной Азии крайне беспокойным: в регионе разворачивались сразу два разных проекта, которые должны были радикально преобразовать его. Большевики стремились реализовать свое видение – одновременно утопическое и жестокое – перестройки мира, преодоления «отсталости» и общего светлого коммунистического будущего для всех народов. Джадидов, едва оправившихся от шока после столкновений с консерваторами в их собственном обществе, очаровывала идея революции как способа добиться желаемых перемен. Их видение радикально изменилось после потрясений Гражданской войны (и глобальных преобразований эпохи, последовавших за Первой мировой войной), и они почувствовали, что готовы экспериментировать с идеями, которые до 1917 года, возможно, даже не рассматривали. Эти два проекта в значительной степени пересекались в том, что касается прогресса, антиколониальной борьбы и освобождения Востока. По разным причинам оба движения выступали за культурную революцию, которая подразумевала массовое образование, земельную реформу, освобождение женщин и (пожалуй, парадоксально для большевиков) формирование национальной идентичности. Оба стремились изменить традиционное общество, которое символизировало для них отсталость и застой. Несмотря на сходство риторики, у двух проектов была разная логика, и те десять лет, пока Советы слабо контролировали Центральную Азию, сосуществовать друг с другом им было не так уж просто. Однако именно благодаря неполному контролю этот период стал временем беспрецедентного культурного брожения, сформировавшего современную культуру Центральной Азии.

К концу 1923 года поднятая бурей пыль стала потихоньку оседать, и советский строй начал обретать форму. Большевики взяли под контроль бесчинства поселенцев и подавили восстание басмачей. Центральная Азия снова вошла в состав Российского государства, но уже на новых условиях. Фундаментом советского порядка было активное государство, которое постоянно тормошило общество, а возглавляла эту постоянную мобилизацию партия с самопровозглашенным мандатом на преобразование мира. Общество следовало сформировать заново и подталкивать его по пути прогресса – к бесклассовому миру. В значительной степени Советский Союз был первым в мире государством, ориентированным прежде всего на развитие, модернизацию. Партия, которая теперь называлась Российской коммунистической партией (большевиков), не была обычной партией. Она позиционировала себя как творца Истории, авангарда общества, в основе деятельности которого – научный прогноз будущего. Пирамидальная структура вроде как избираемых советов – в деревнях, уездах и районах, вплоть до республиканского уровня – обеспечивала административную основу нового порядка, а профсоюзы, культурные и политические общества, трудовые кооперативы, женские клубы и молодежные организации вовлекали людей в политику другими способами. При царском режиме, основанном на отстранении людей от политики, все это было бы немыслимо. Советский Союз был новой разновидностью так называемых мобилизационных государств, возникших в межвоенный период, когда государство стремилось изменить общество при помощи социальной активности в ряде сфер. Требовались не просто новые формы организации. Людей нужно было научить смотреть на мир по-большевистски. Их нужно было научить видеть в неравенстве – эксплуатацию, в классе – базовую социальную категорию, а в революционной борьбе – путь к спасению. В 1919 году Сталин, который тогда занимал пост народного комиссара по делам национальностей, писал, что главной задачей советской власти на Востоке было «поднятие культурного уровня [его] отсталых народов, строительство обширной системы школ и учебных заведений и проведение… советской агитации, устной и печатной, на языке родном и понятном для местного трудового населения»{141}. Партия вкладывала много сил в политическое просвещение, отправляя всюду специальные агитбригады, в чьем арсенале были плакаты, газеты, фильмы и театральные представления, чтобы пропагандировать новую политическую повестку. Марши, демонстрации и собрания коллективов, организуемые партией и ее проводниками, стали новой нормой общественной жизни. По всей советской Центральной Азии возникла целая сеть красных чайхан, красных юрт и красных уголков. Программы ликвидации безграмотности, развития общественного здравоохранения и гигиены, а также внедрения новых методов ведения сельского хозяйства были направлены на изменение старых привычек и традиций, а также преобразование культуры. Пусть советская власть по-прежнему слабо присутствовала в регионе, ее представители подошли к задаче растормошить местное общество со всей решительностью{142}.

Кому же предстояло выполнять работу по мобилизации, агитации и пропаганде в Центральной Азии? Весьма немногие русские знали местные языки или имели достаточно связей в местных сообществах, чтобы всерьез рассчитывать на эффективность своих действий. Сюда прибыли несколько активистов, исполненных миссионерского рвения, однако основную работу пришлось выполнять представителям коренных народов. Наибольшего успеха Советы добились как раз на задворках общества, в среде людей, которым меньше всех нравились старые порядки. В обществе было множество разломов, и война, голод и экономический крах их только усугубляли. Новый режим опирался на безземельных и малоземельных крестьян; кочевников, которым не хватало скота; женщин, сбежавших или изгнанных из семей, где они страдали от насилия; и – пожалуй, это самое главное – на молодежь, жаждущую перемен. В 1923 году партия развернула политику так называемой коренизации во всех нерусских регионах Советского Союза. Она предполагала использование местных языков в школах, судах и на рабочих местах; привлечение местных жителей на административные должности; предпочтительное трудоустройство местных. Историк Терри Мартин назвал эту политику первой в мире программой позитивных действий{143}. Обещания так и не были полностью выполнены, и в 1930-х годах политику свернули, однако даже и одно только обещание уже было важным. Помимо территориальной автономии,

1 ... 38 39 40 41 42 43 44 45 46 ... 119

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Центральная Азия: От века империй до наших дней - Адиб Халид бесплатно.

Похожие на Центральная Азия: От века империй до наших дней - Адиб Халид книги

Оставить комментарий