class="p1">— И не вляпываться в неприятности.
— Этого обещать не могу, — я развел руками. — Они сами меня находят.
Она покачала головой, но на ее губах уже играла легкая, пусть и сквозь слезы, улыбка.
— Ты неисправим, — сказала она.
— Есть немного.
Мы постояли еще мгновение в тишине пустого коридора. Затем она, не говоря больше ни слова, развернулась и пошла к выходу. Я смотрел ей вслед, на гордую прямую спину, и чувствовал странную смесь грусти и облегчения. Она сделала правильный выбор. И я помог ей его сделать.
Может, старый Громов и был подонком. Но я — не он. И я не буду ограничивать людей в их выборе. А если будет возможность научить, наставить и подсказать, как лучше поступить — я так и сделаю.
Потому что некоторые люди достойны лучшей жизни.
Я сжал кулак, скрипнув зубами. А некоторых я скоро найду и заставлю пожалеть о содеянном.
Очень скоро. Но пока что есть и другие заботы.
— Ну что, собираемся? — спросил я, заглядывая в наш новый кабинет.
Девушки, сидевшие за своими столами и делавшие вид, что усердно работают, тут же оторвались от мониторов. В их глазах читался немой вопрос.
— Поедем Корнея навестим, — пояснил я. — Он звонил, сказал, что ему скучно и одиноко, и если я не приеду, то он нашлет на меня проклятье импотенции.
Алиса прыснула, прикрыв рот рукой. Лидия же лишь закатила глаза, но в их глубине блеснули смешинки.
— Очень в его стиле, — заметила она, поднимаясь из-за стола.
Шутка удалась.
Мы спустились вниз. Вечерний город встретил нас теплотой. Наконец-то спустя почти неделю закончился нежданный сезон гроз, и мне очень хотелось, чтобы дальше был бархатный сезон.
Мы сели в «Имперор». Алиса уже по привычке устроилась за рулем.
Дорога до городской больницы заняла не больше двадцати минут. Это было старое здание из красного кирпича, которое, несмотря на современные пластиковые окна и пристроенный новый корпус, все еще хранило в себе дух той эпохи.
Здесь пахло стерильностью и хлоркой — стандартный набор ароматов для любого государственного медучреждения, в каком бы мире оно ни находилось.
На входе в отделение нас остановила строгая медсестра — пожилая женщина с лицом римского прокуратора.
— Куда? — спросила она, преграждая нам путь своей необъятной грудью. — Посещения закончены.
Я достал из кармана свое удостоверение и молча протянул ей. Она смерила меня тяжелым взглядом, потом посмотрела на документ.
— Коронер? — в ее голосе прозвучало недоумение. — К кому? У нас сегодня никто не поступал…
— К тому, кто поступил вчера, — ответил я терпеливо. — Мастер Корнелиус. Он в отдельной палате, и он сообщил, что посещения до двадцати ноль ноль вполне разрешены.
При упоминании имени инквизитора лицо медсестры мгновенно изменилось. Недоумение сменилось почтительным страхом. Она тут же посторонилась, открывая нам проход.
— Прошу прощения, господин коронер, — пролепетала она. — Конечно, проходите. Палата номер семь в конце коридора.
Мы прошли мимо нее. У палаты номер семь я остановился. Из шкафчика в коридоре я достал три белых халата и протянул девушкам.
— Наденьте, но подождите, пожалуйста, тут.
— Мы не маленькие, Громов, — ответила Лидия, но халат надела.
Мы накинули на себя накрахмаленные, пахнущие хлоркой халаты, которые были нам явно не по размеру, и я тихо постучал в дверь.
— Входите, не заперто! — раздался изнутри бодрый голос Корнея.
Палата была просторной и светлой. У окна стояла кровать, на которой, подперев спину подушками, полусидел Корней. На нем была простая больничная пижама, но даже в ней он умудрялся выглядеть внушительно. На прикроватной тумбочке стояла ваза с цветами и стопка книг. Он выглядел бледным, но в его глазах плясали знакомые черти.
— Ну наконец-то! — он широко улыбнулся, увидев нас. — А я уж думал, что не заедешь.
— Как это «не заедешь»? — ответил я, подходя к кровати и протягивая ему руку. — Игнорировать договоренности, и уж тем более с Мастером Инквизиции, последнее дело. Как ты?
— Жить буду, — он крепко пожал мою руку. — Врачи сказали, что печень зацепило, но не критично. Пару недель, и буду как новенький. Ну, рассказывай, — сказал Корней, когда формальности были соблюдены. — Что нового в нашем имперстве? И что там за история со столичными?
Я усмехнулся, присаживаясь на стул у кровати.
— Новостей вагон и маленькая тележка.
И я начал рассказывать. О нашем разговоре с эльфами. О ночной погоне по переулкам. О том, как я загнал их в ловушку и заставил говорить.
Корней слушал, и его лицо становилось все более серьезным. Усмешка исчезла, сменившись выражением предельной концентрации.
— Столичные ищейки, — пробормотал он, когда я закончил. — Знал, что рано или поздно они появятся. Но чтобы так… без предупреждения.
О том, что предупреждение было — я не стал говорить. Лучше, чтобы никто не знал про каналы информации Докучаева. И мне, и ему спокойнее будет.
— А потом было самое интересное, — продолжил я, и в моем голосе появилась злая ирония.
Я рассказал ему о том, что случилось утром. О пустой холодильной камере. О том, как я стоял перед двумя столичными агентами как идиот, не зная, что сказать.
Корней, услышав это, не выдержал и расхохотался. Громко, от души, так, что закашлялся, схватившись за бок.
— Ох, черт… — он вытер выступившие на глазах слезы. — Представляю себе их лица. Приехали с проверкой, полночи гонялись за тобой по городу, после чего утром, злые и невыспавшиеся, приехали в морг, а там ничего. И вот только объясни мне, как ты находишь приключения на свою задницу?
Я пожал плечами. Ответа у меня не было.
И я не знал, над чем он смеется больше. Над тем, что мне удалось «вставить» столичных, или над самой ситуацией в прозекторской, которая напоминала дурную шутку.
Он отсмеялся и снова стал серьезным. Его взгляд стал острым, как скальпель. Он посмотрел на закрытую дверь палаты, потом на пустые стулья, потом снова на меня.
— А теперь давай о серьезном, — его голос стал тихим, почти шепотом. — Ты все же добился своей цели, да?
Глава 16
Я молчал.
Всего несколько секунд. Но за это время в голове, как в ускоренной съемке, пронеслись все возможные варианты ответа. Солгать? Сказать «нет», отшутиться, перевести тему?
