коренизация должна была радикально изменить баланс сил между имперской метрополией и ее колониальной периферией, и благодаря этому на сторону Советов удалось привлечь много молодежи, которая испытывала искренний энтузиазм.

Кроме того, власти работали над созданием новой группы местных членов партии, которым они могли бы доверять. Первые выходцы из Центральной Азии, вступившие в партию, стали коммунистами случайно. Общественные деятели дореволюционного периода, у которых были свои собственные цели, вливались в ряды коммунистов, поскольку большевики пришли к власти, провозгласили монополию на общественную жизнь, так что у тех просто не оставалось другого выбора. В Бухаре и Казахской республике большевики включили в партию представителей старой политической элиты. Люди вроде Турара Рыскулова рассматривали партийные задачи сквозь призму своей собственной борьбы с бесчинствами поселенцев и наследием колониального правления в Центральной Азии. Они самым добросовестным образом занимались созданием партийных ячеек среди коренного населения и рекрутированием мусульман. Однако партийные власти стремились создать ударные части местных коммунистов – с надлежащей идеологической подготовкой. В 1922 году они начали посылать молодых выходцев из Центральной Азии в Москву для обучения в Коммунистическом университете трудящихся Востока, Коммунистическом университете имени Свердлова, а затем и в Институте красной профессуры – учреждениях идеологического образования для партийной элиты. Другие получали образование в партийных школах, которые стали появляться в самой Центральной Азии. К середине 1920-х годов начала формироваться новая группа мусульманских коммунистов.

Список целей советской власти в Центральной Азии, составленный Сталиным, вызвал большой резонанс у джадидов. Строительство «обширной системы школ и учебных заведений» и «повышение культурного уровня» соотечественников находили отклик в их сердцах. У них были основания для сотрудничества с Советами. В 1917 году джадиды относились к большевикам с неприязнью, однако довольно быстро их мнение изменилось. В 1917 году, вступив в конфронтацию с консерваторами, джадиды потеряли веру в постепенные реформы и увещевания, а жалкое поражение Османской империи в 1918 году вызвало у них чувство отчаяния. «Многие говорят, – писал Абдурауф Фитрат в 1920 году, – что быстрые изменения в методах образования, в языке и орфографии или в положении женщин идут наперекор общественному мнению и провоцируют разногласия среди мусульман. [Поэтому] нам нужно проводить [такие реформы] постепенно. – Фитрат с таким мнением не соглашался. – Того, что называется "общественным мнением", у нас не существует, – продолжал он. – Есть "общее" большинство, но у него нет своего мнения… Мысли сегодняшнего большинства – не его собственные, а всего лишь мысли какого-нибудь имама или ахуна. [Учитывая все это] постепенность не сулит ничего хорошего»{144}. Нация слишком невежественна и слишком беспечна, чтобы осознавать свое собственное благо; ее нужно силком тащить в современность, пусть даже в ответ она будет кричать и лягаться. Новый революционный режим, похоже, обещал радикальные перемены – особенно после того, как Москва сумела разжать тиски, в которых поселенцы держали советскую власть. Некоторые джадиды вступили в Коммунистическую партию. Большинство этого не сделали, однако они воспользовались возможностями, созданными новым порядком, чтобы провести в жизнь свои новые – радикальнее, чем раньше, – цели.

За десять лет после 1917 года среди джадидов произошло несколько бунтов: против авторитета прошлого, авторитета старейшин, литературных условностей и условностей общения, авторитета улемов и в конечном счете авторитета ислама. В театрах развернулась бурная деятельность. Зимы 1919/20 и 1920/21 годов, когда бушевал голод и Гражданская война, стали для ташкентских театров периодом неутомимой работы. Возникла новая журналистика. Пресса, появившаяся в 1917 году, не сохранилась, однако уже в 1918 году стали появляться новые местные газеты, финансируемые (пусть и скромно) партией. Новая пресса печатала советские материалы: переводы речей большевистских лидеров, политические агитки и официальную аналитику текущих событий, но она представляла также и платформу для социальной критики и новых литературных жанров. Эти жанры (газетный репортаж, сатирический фельетон, рассказ, мемуары, роман, бюрократическая форма и в конечном счете техническое руководство) зародились в Центральной Азии еще до революции, но по-настоящему прижились лишь в первое десятилетие после нее. Новая прозаическая литература была поистине новой – и по форме, и по содержанию. Поэзия сохранила свое почетное лидерство, но тоже преобразилась. Поэты отвергали старые темы – соловья и розы, Бога, любви и вина – и настойчиво вводили новые. Рождались новые формы: авторы отвергали традиционные персидские ритмы и жанры и экспериментировали с новыми системами просодии и размерами. Мастером этой поэзии стал Чулпан. Он начал писать до революции, еще будучи школьником, а свой голос и страсть обрел в 1917 году. За следующие несколько лет он создал множество работ, новых по форме, лексике и эмоциональному настрою.

Издательская деятельность развернулась и в Казахстане. Местные деятели создали стандарт казахского языка еще до революции, а в 1920-е годы здесь в небывалых масштабах расцвела издательская работа. Именно в эти годы туркменский и киргизский языки впервые обрели настоящую письменность. Оба они в основном существовали в устной традиции, а для любого рода письменного общения использовалась сложная форма чагатайского тюркского языка. Создание письменного языка требовало стандартизации. Создание новых, современных литературных стандартов тоже вызывало множество вопросов. Для обозначения новых явлений (как новых изобретений вроде телефона и железной дороги, так и новых понятий вроде эксплуатации и революции) язык нуждается в новой лексике. Откуда следует заимствовать эту лексику? Из других тюркских языков, из персидского или арабского (традиционных источников заимствований для исламских языков), русского или французского? Или нужно изобрести новые слова на основе уже существующих в данном языке? И как этот новый язык записывать? С конца XIX века многие реформаторы в тюркоязычных обществах утверждали, что оригинальная арабская письменность не подходит для записи тюркских языков и что именно в этом кроется главная причина неграмотности в этих обществах. В арабской письменности нет обозначения для кратких гласных, а в тюркских языках гласных много – от шести до десяти. Кроме того, в арабском алфавите ряд букв обозначает звуки, характерные только для арабского языка. В других языках эти буквы произносятся по-другому, а потому письменная речь будет мало соотноситься с произношением. Желанной целью борцов за всеобщую грамотность была чисто фонетическая письменность. Еще до революции казахские активисты создали для своего языка фонетическую орфографию путем существенной реформы арабской письменности. В 1919 году на конференции в Ташкенте была предложена еще более радикальная реформа орфографии узбекского языка, включающая добавление в арабскую письменность всех гласных, удаление исключительно арабских букв и создание фонетического письма{145}. Предложения, выдвинутые на этой конференции, не получили всеобщего признания, однако перемены назревали. В следующие несколько лет в узбекском языке наблюдалось большое брожение, поскольку писатели экспериментировали с орфографией и лексикой, придумывая новые термины, соответствующие новым жанрам письма.

Рис. 11.1. Женщины в паранджах и чучванах (покрывало на лицо в виде сетки), старый город Ташкента, 1920-е годы. Фотография Макса Пенсона © www.maxpenson.com

Если общество хочет добиться прогресса, меняться должны и женщины. Женщины-кочевницы не покрывали голову, а женщины в оседлых общинах носили крайне обременительный наряд, называемый паранджой, вкупе с головным убором из конского волоса, или чучваном, который закрывал даже глаза (рис. 11.1). Сочетание паранджи и чучвана, по-видимому, получило широкое распространение после российского завоевания и стало одним из способов обозначения границ между мусульманской общиной и завоевателями. Ношение паранджи легло в основу довольно жесткой системы дискриминации женщин и гендерных норм, определявших жизнь общества. В 1917 году Временное правительство предоставило женщинам право голоса и сделало женщин Центральной Азии полноправными гражданами. Консервативным силам в регионе это не понравилось, и участие женщин в выборах в том году было неравномерным, поскольку во многих местах им напрочь запретили посещать избирательные участки. Джадидам это казалось безумием, поскольку лишало мусульманское население надлежащего представительства. Вопрос о голосовании вскоре стал предметом обсуждений, однако еще важнее был вопрос о положении женщин в обществе. Джадиды рассматривали эту проблему сквозь призму представлений о нации и прогрессе. Они утверждали, что женщины должны быть образованными, потому что нация нуждается в хороших матерях. Их идеал партнерского брака лег в основу нового видения национального сообщества, основанного на автономных нуклеарных семейных единицах. Потрясения революции сделали эту цель еще более актуальной и более достижимой. Споры сосредоточились

1 ... 39 40 41 42 43 44 45 46 47 ... 119

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Центральная Азия: От века империй до наших дней - Адиб Халид бесплатно.

Похожие на Центральная Азия: От века империй до наших дней - Адиб Халид книги

Оставить комментарий