и оседлым населением, и конфликты проникали в партию. Партийные власти беспокоились о разрозненности местных кадров. Советское руководство Туркестана делилось на казахских и узбекских лидеров. «Национальные отношения здесь необычайно остры, – докладывал Сталину в начале 1924 года Иосиф Варейкис, латышский глава Центральноазиатского бюро, – по той простой причине, что между узбеками и казахами [в партии] идет постоянная борьба за право быть правящей нацией [в Туркестане]»{154}. Для Советов все это было скорее свидетельством фракционности и раздробленности, чем признаком некой угрозы вследствие мифического единства. И потом, Советы создавали эти нации вовсе не из воздуха. Нации, на которые Центральную Азию официально разделили в 1924 году, уже существовали в воображении жителей региона на протяжении нескольких десятилетий. Советское решение о демаркации новых границ в Центральной Азии лишь позволило кристаллизоваться уже существующим национальным проектам. Процесс национального размежевания Центральной Азии – один из нежданных триумфов местных национальных проектов в советских условиях и с помощью советских же институтов.

Размежевание состоялось всего через несколько лет после того, как очень похожий процесс произошел в Центральной Европе. После поражения многонациональной империи Габсбургов в Первой мировой войне ее земли разделили по национальному принципу на несколько однородных государств. Вильсоновский принцип самоопределения дал юридическое основание для создания таких новых образований, как Польша, Венгрия, Румыния, Чехословакия и Югославия, и процесс этот включал в себя проведение новых границ и формирование однородных в языковом плане государств. Советское размежевание Центральной Азии и других регионов основывалась на схожем понимании эффективности национально и лингвистически однородных пространств, хоть политические цели этого процесса были совсем иными. Советская национальная политика решала профилактическую задачу – держать национализм в узде и поставить его на службу строительству социализма; однако ж, так или иначе, данная политика создала однородные пространства и придала вес понятию национального самоопределения.

Когда царь отрекся от престола, Абдурауф Фитрат находился в Бухаре. В 1913 году он вернулся из Стамбула с новым видением мира и четким пониманием необходимости реформ. Фитрат продолжил писать – опубликовал две большие работы по исламской реформе, а также несколько книг поменьше для новометодных школ – и участвовал в деятельности городских тайных обществ. Он по-прежнему выражал надежду на то, что эмир выполнит свой долг монарха и станет инициатором реформ в эмирате. После падения российской монархии Фитрат состоял в тайном обществе, которое попросило Временное правительство подтолкнуть эмира к реформам, и в результате сам пострадал от преследований со стороны монарха. Он бежал в Самарканд, где начал писать для узбекоязычной газеты Хуррият («Свобода»), которую Махмудходжа Бехбуди основал после революции. В своих колонках в Хуррият Фитрат комментировал текущие события, а также опубликовал много стихов, в которых веет духом новых возможностей, вселявших надежду в поэта и его коллег-реформаторов. Своими действиями эмир себя полностью дискредитировал, и все же на Центральную Азию по-прежнему возлагались большие надежды. Фитрат опубликовал три стихотворения под общим названием «Печали Родины». В первом из них говорилось:

О великий Туран, страна львов!Что с тобой произошло? Каков о тебе сейчас?Какие дни выпали на твою долю?О славная колыбель Чингизов, Тимуров, Огузов [и] Аттилы!..Как ты оказался в яме собственного рабства?{155}

В дискурсе 1917 года, насыщенном ощущениями недавно обретенной свободы, присутствовала обеспокоенность судьбой тюркизма. Родиной, о которой печалится Фитрат, была не только Бухара. Речь о Туране – концепции гораздо более широкой. Это термин иранского происхождения, выражавший противоположность понятию «Иран». В Шахнаме Туран – земля врагов Ирана, хотя вследствие постоянного взаимодействия между ними уже не разберешь, друзья они или враги. Термин «Туран» был апроприирован тюркскими группами, и теперь он стал обозначать родину всех тюркских народов. Фитрат здесь взывал к истории не только мусульманской Центральной Азии, но и степи кочевников. С утраченным величием следовало как-то считаться. И теперь как раз наступил момент благоприятных возможностей – стоит только наследникам этого величия разглядеть их. Фитрат писал:

Вы не беспомощны, вы не одиноки! Сегодня у вас в мире восемьдесят миллионов детей.Кровь в их жилах – кровь Чингизов и Тимуров. Их сила – ваша сила!О великий Туран, страна львов!Не впадай в уныние! Твои прежние империи, твои прежние королевства, твои прежние храбрецы, все твои прежние львы здесь – они не исчезли. Только… ах, только… все они рассеялись{156}.

«Восемьдесят миллионов детей» – отсылка ко всем тюркским народам мира, разбросанным по обширной, от Балкан до Турфана, территории, поделенной между тремя империями. В остальных работах Фитрата взгляд на национальное сообщество, которое он воспевал, гораздо уже и ограничивается лишь Центральной Азией. Тем не менее во взглядах произошел огромный сдвиг. Раньше Фитрат выступал от имени «благородного народа Бухары». В Туркестане эту нацию представляли себе как «мусульман Туркестана». Теперь же, когда наступила золотая пора возможностей, риторика сместилась в сторону гораздо большего сообщества, объединенного не территорией, а этнической принадлежностью. Фитрат говорил о детях Турана, а не о сообществе, определяемом династическим завоеванием. Идея формирующейся по этническому признаку государственности никогда прежде не выражалась столь явно. Освобождение 1917 года и осознание возможностей, которые оно принесло, дали волю новому национальному воображению.

В 1917 году джадиды использовали термины «узбек» и «тюрк» в качестве синонимов, однако вскоре слово «тюрк» из их лексикона исчезло. Во времена русского завоевания узбеками называли кочевые тюркские группы, которые вытеснили Тимуридов из Мавераннахра, а при царском режиме это понятие расширилось и все чаще относилось ко всему оседлому тюркскому населению Туркестана. Теперь же оседлое население Туркестана воображалось заново – на этот раз как узбекская нация. Это значение термина явно отличается от преобладающего ранее, поскольку центральной фигурой в новом национальном сознании стал именно Тимур. Неместные, вероятно, воспринимали его как символ насилия и жестокости, однако тюркские авторы с конца XIX века неоднократно упоминали о нем как о великом герое. Он был тем узлом, который прочно связал наследие кочевников Центральной Азии с ее высокой исламской культурой. Все нации нуждались в великом прошлом и славной высокой культуре, которые бы служили свидетельством законности их притязаний. В империи Тимура, располагавшейся в Мавераннахре, узбекский народ мог обнаружить и то и другое. Этот взгляд можно назвать чагатайским видением узбекской нации.

В 1917 году Фитрат неоднократно призывал дух Тимура прийти на помощь и возродить нацию:

Великий Государь! Честь Тюркского государства разграбили,Та страна, что ты создал для тюрков, исчезла, а суверенность, которой ты добился при тюрках, отошла врагу.Мой Повелитель!Проливать кровь тех, кто предал Тюркское государство, пусть это сами тюрки, – твоя священная привычка, так восстань!Сокрушай, рази, убивай тех, кто предал твое наследие!{157}

Сыны родины должны объединиться и вернуть себе утраченное величие. Для этого нужно было не воссоздавать прошлое, а реализовать программу реформ, которую давно наметили джадиды. Реформа была абсолютно необходима для нации, но и нация была необходима для реформаторского проекта, поскольку только поистине национальная форма реформы отвечала бы потребностям эпохи. Чтобы занять свое место в мире, нация должна была обрести современные знания и навыки, стать образованной, организованной и здоровой и оставаться при этом верной себе. Новая национальная культура должна была стать одновременно современной и национальной. (Все национальные движения в мире сталкивались с диалектическим противоречием между модерностью и аутентичностью – между попыткой догнать сильных мира сего и сохранить самобытность, однако приходили они к совершенно разным решениям.)

Фитрат говорил о Туране и многих миллионах его детей, однако в то время его проект был не единственным национальным проектом в Центральной Азии. Долгое время параллельно ему существовало еще и казахское движение. В 1917 году его лидеры выступали за объединение всех казахов в одну территориальную единицу, что явно предполагало изменение границ Туркестана. У них были свои собственные цели и приоритеты. Фигура Тимура и высокая культура Тимуридов не вызывали в казахской среде никакого резонанса. Гораздо более насущными были вопросы русской колонизации и потери земель. Казахскому национальному руководству было легче общаться со своим собственным обществом. Улемы не обладали серьезной силой, и битвы, которые сотрясали узбекское общество, не имели для казахов такого же значения. Однако и у них основными приоритетами были образование и культурные реформы. Одной из главных задач, которые поставила перед собой

1 ... 42 43 44 45 46 47 48 49 50 ... 119

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Центральная Азия: От века империй до наших дней - Адиб Халид бесплатно.

Похожие на Центральная Азия: От века империй до наших дней - Адиб Халид книги

Оставить комментарий