министрами, сенаторами, стоял Антон Ярославович Светлов. Светоч, разговаривая с сенатором, сверкнул на Лемнера хрустальным глазом.
Поодаль от Чулаки и Светоча находился Иван Артакович Сюрлёнис. На этот раз он сменил пёстрый туалет попугая на чопорный чёрный костюм.
Все приветствовали Лемнера, поздравляли с наградой, славили его героизм. Президент Леонид Леонидович Троевидов по обыкновению запаздывал. Эту особенность объясняли тем, что Президент вёл исчисление по лунному календарю, переводил часы только в полнолуние.
К Лемнеру подлетела дама-депутат. Косметика и пластическая хирургия превратили её лицо в картофельный клубень с едва заметными глазками и присоской ротика:
— Ах, как мы восхищаемся вами! Не перевелись на Руси героические мужчины. У меня родился внучек, и как мы его назвали? Михаил! Архистратиг! Небесный воин! — дама улетела, чмокнув воздух маленьким ротиком.
Подошёл известный музыкант, тряхнул душистой гривой:
— Боже, как вы один с пистолетом кинулись на армаду танков! Как бы мне хотелось попасть на фронт, услышать музыку войны! Если позовут, я отложу смычок и возьму автомат!
Щёлкали камеры, крутились репортёры. Лемнер, то и дело отвлекаемый журналистами, плавными кругами подплывал к Чулаки. Чуткие ноздри Лемнера уловили запах горелой пластмассы. Лемнер стал оглядываться, не случился ли пожар. Пожара не было, сияло золото, сверкали хрустали, светился жёлтый галстук Чулаки.
Лемнера обступили апостолы вероучения России Мнимой. Каждый подал тайный знак, легонько боднул воздух. Лемнер, член тайного общества, ответил тем же.
— Брат Лемнер, должен вам сообщить. Известный драматург пишет для моего театра пьесу о золотом пистолете, — режиссёр Серебряковский стряхнул с пиджака Лемнера несуществующую пылинку. — Пистолет был отлит из золота Соломонова храма. Еврейский мальчик прокрался в сектор Газа и сразил из этого пистолета главного террориста «Хамаса». Хочу, чтобы вы играли роль мальчика, брат Лемнер.
— Но я не совсем мальчик, — заметил Лемнер.
— Но и не девочка, не правда ли? — и ещё одна несуществующая пылинка исчезла с пиджака Лемнера.
Публицист Формер отдал Лемнеру честь двумя пальцами, как это делают солдаты Иностранного легиона.
— Ваши поступки, брат Лемнер, напоминают действия евреев в Шестидневной войне. То же безрассудство и та же воля к победе!
— Моше Даян служил мне примером, — скромно потупился Лемнер.
Вице-премьер Аполинарьев хотел обнять Лемнера, но его пиджак расстегнулся. Дюжина собачек корги высыпалась на пол. Цокая коготками, собачки стала бегать по залу, рвали дамам платья, мочились на хромовые сапоги гвардейцев. Те, в киверах и аксельбантах, оставили пост у золочёных дверей и гонялись за корги. Возвращали собачек Аполинарьеву, тот засовывал злобных зверьков под пиджак, а те противились и кусались.
Чулаки дождался, когда уляжется поднятая собачками суета, и обратился к Лемнеру:
— Брат Лемнер, вы блестяще реализуете план «Очищение Солнцепёком», — Чулаки ждал, когда Лемнер кивнёт, благодарный за похвалу. — Вы, брат Лемнер, несомненный герой, любимец русского народа. В окровавленных бинтах, вы на себе изведали ужасы войны, — Чулаки награждал Лемнера похвалой, полагая, что для Лемнера его похвала дороже награды Президента. — Вы герой и одновременно жертва войны. Вы назовёте Президента Троевидова кровопийцей, — Чулаки посмотрел на золочёную дверь, за которой стоял готовый к выходу Президент. — Народ услышит вас, выйдет на площадь, потребует закончить войну, — голос Чулаки стал требовательным. Это был ультиматум. Тысячи, заполонившие площадь, внимали трибуну. — Троевидов, держиморда и палач, пошлёт формирование «Пушкин» подавить демонстрацию. Будет кровь, баррикады, выстрелы, народные мученики, — Чулаки был теоретик народных восстаний. Он знал, как запалить восстание, как подбрасывать топливо, чтобы оно не погасло. Этим топливом станут разбросанные по улицам трупы, погребение мучеников, ненависть и ярость народных вождей. — Вы, брат Лемнер, приведёте войска на площадь и соединитесь с народом. Народ побратается с армией и свергнет палача Троевидова. Вас поддержит Европа. Я встречался с потомками старых европейских династий и венецианских родов. Вы им близки. В вас течёт кровь Рюриковичей и Романовых, — Чулаки был повелитель. За ним таилась громадная англосаксонская мощь. Аналитические центры, разведки, авианосцы, социальные сети, маги и колдуны. Лемнеру казалось, от его властных слов меркнут люстры, тускнеют золотые надписи. У Лемнера начинался озноб. — Близок день Великого Перехода. Россия станет долгожданной Европой. Мы устроим грандиозные торжества. Разрушим памятник Александру Третьему с его «традиционными ценностями» и еврейскими погромами. Распустим столь любезные царю армию и флот, этих вечных «друзей» России. Пусть уж лучше гей-парады и рок-фестивали, чем казармы и танковые биатлоны. Мы торжественно преподнесём народу России коллекцию европейских шедевров. Ту, что вы, брат Лемнер, спасли от Троевидова, желавшего заполучить картины в личное собрание. — Чулаки был победитель. Поглядывал издалека на Светоча мстительно и торжествующе. — Президента Троевидова и Светоча, этого одноглазого циклопа, стража «традиционных ценностей», мы отдадим на съедение собачкам корги. Брат Аполинарьев не будет кормить их неделю. Ведь, кажется, так поступил президент Мкомбо, не без вашего участия? — Чулаки вдруг захохотал, и так грозно, что у дамы-депутата разошёлся на лице шов, и вылезла голубоватая плоть. — Поздравляю с правительственной наградой, брат Лемнер! — Чулаки легонько боднул воздух, и Лемнер ответил тем же.
Он становился участником громадных событий, меняющих ход истории. Их творцом и вершителем. Он больше не был бессловесным слугой. К нему протянулись гремучие струны заговора. Он был волен сыграть на них «музыку золотого пистолета».
— Сейчас вы получите награду от Президента, — Чулаки поглаживал жёлтый галстук. Его цвет тревожил Лемнера, напоминал о жёлтом попугае. — Не обольщайтесь. Это будет не Президент, а двойник. Вы заметите у него на горле легкий мазок крема. Микро-модулятор звука. Наделяет двойника голосом Президента. За ушами разглядите шрамы пластической операции. Настоящий Президент Троевидов не показывается на людях. Быть может, Светоч его умертвил.
— Благодаря вам, брат Чулаки, я знаю, как вести себя с двойниками Президента, — Лемнер поклонился и отошёл.
Волны поздравлений, приветствий перенесли Лемнера в другой конец зала. Оттуда жалил его лазерный луч Светоча. На Светоче был строгий чёрный костюм и красный галстук. Цвет галстука напомнил Лемнеру красного попугая. От воспоминания заныла рана на голове.
— Ну, что ж, господин Лемнер, вы заслужили орден, — Светоч благосклонно смотрел на Лемнера здоровым глазом. Хрустальный глаз скользил по золотым начертаниям, и они горели. — Мы с Президентом Троевидовым наблюдали, как вы сражаетесь. Спутник с чувствительной оптикой передавал изображения ваших подвигов. Президент приглашал меня в свой кабинет, мы пили Шабли, любимое вино Президента, и наблюдали за вами.
— Значит, в армии есть спутники, не уступающие Илону Маску? — Лемнер почувствовал себя голым. Хрустальный глаз Светоча жёг его. Одежда не скрывала наготу. Тело покрывалось татуировкой, которую он сможет рассмотреть дома перед зеркалом.
— Космическая оптика в сочетании с хрустальным глазом делает меня ясновидящим, — Светоч усмехнулся, но хрусталь в глазнице грозно сверкнул. —
