часть его. Руки, скажем, или ноги, или локоть на правой руке. В каждом человеке есть много всего, что тебе не нравится, но если ты его любишь, ты сможешь полюбить и это, иначе это не любовь. Не помню, я говорил тебе или нет, но я давно понял, что любовь и секс — разные вещи, потому что идут от разных источников. Человек двуполярен. В каждом есть хорошее и плохое, мужское и женское, ангелы и демоны. Любовь — это спокойно и прекрасно, ибо это удел ангелов. Секс — всегда беспорядочно и грязно, ибо это стезя демонов. Они всегда существовали вместе, потому что так устроен мир. Человек — тот же мир, и они так же существуют и в нем. Я испытывал смерть трижды и очень долго думал над этим. Ангелы и демоны постоянно борются в человеке, одерживают какие-то победы друг над другом, заключают договоры, но, в конце концов, рано или поздно рвут человека на две части, и каждый из них получает свое. Тело уходит в землю, забирая с собой своих демонов, а душа стремится вверх, потому что ее поднимают ангелы. Привычка — это когда мертвы и те, и другие. Я переспал с сотнями людей. Я занимался с ними сексом, но никогда не занимался любовью. Я просто пробовал разные вкусы. Вот, к примеру, ты любишь салат «Цезарь» и заказываешь его во всех ресторанах. Он везде разный. Он может быть вкусным или не очень, но ты твердо знаешь, какой именно тебе нравится больше всего. Ты не знаешь, что именно входит в его состав, но в нем есть что-то, чего нет в других, и ты все равно хочешь его опять. Глупое сравнение, не знаю, почему оно пришло мне на ум… Может быть, все то, что я говорю, трудно понять, я не очень умею объяснять, но… Я всегда хотел обладать одним единственным человеком, и я всегда стремился к нему, но я всегда боялся понять, что это привычка. Мне приходилось уходить и заниматься этим на стороне, чтобы опять стремиться к нему, чтобы вновь понять, кто он для меня, прочувствовать каждую искру этих отношений…
Бернарда слушала его и думала. Для человека, которому нет тридцати, он рассуждал слишком зрело. Она понимала, что эта его философия не только выстрадана, но и проверена многократно. Он заставлял Роя подниматься, чтобы не потерять возможность стремиться за ним. Он не хотел его достигать, чтобы понять, что потерял мечту. Он толкал Роя вперед, чтобы просто идти за ним.
— Должно быть, Рой счастливый человек, раз с ним живет тот, кому принадлежат столь прекрасные слова. Наверное, многие стали бы счастливее, если бы их любимые настолько понимали их и старались поднять.
— Я не стараюсь. И никогда не старался. Рой — венценосец, и какая, в конце концов, разница, кто подаст ему лавровый венок?
— Но разве он понимает это?
— Ему не надо. Он должен чувствовать, что совершенен, а это требует от него столько усилий, что он просто этого достоин, и все.
— Я впервые слышу, чтобы человек понимал все столь необычно.
— Знаешь, — сказал Энди и задумался на мгновение, — когда я впервые увидел его, я увидел взрослого, состоявшегося, прекрасного мужчину. Он казался жестким и неуютным, а еще потерянным и очень несчастным, но было в нем что-то… Я не понял тогда. После, когда он привез меня сюда, это был уже совершенно другой человек. Он оставался взрослым, состоявшимся и прекрасным, но он был мягким и смущающимся. Он так неумело суетился, делал столько лишних движений и даже краснел. Этот второй был его внутренним человеком, которого он прятал и прячет до сих пор, окружая броней того, первого. Стоит лишь войти в него…
И тут Энди рассмеялся. Так открыто и беззастенчиво, что Бернарда невольно улыбнулась следом.
— Не получится, — продолжал смеяться парень. — До абсурда не получится.
— Что не получится?
— Не получится лишь войти! Я входил в него со всех сторон, но…, но его там нет, потому что…
Энди смеялся еще какое-то время, а потом успокоился и очень нежно взглянул на Бернарду.
— Он не там. Он очень глубоко.
— Кто и где глубоко? — послышался голос Маккены с верхних ступеней. — У меня какие-то не совсем приличные ассоциации.
Что ответил Энди, Лави′на не слышала. Она смотрела, как Рой спускается по ступеням и почти ассоциативно чувствовала все, что только что объяснял ей парень. Взрослый, состоявшийся, прекрасный. Маккена был одет в элегантный темно-серый костюм, черную рубашку с глянцевыми пуговицами и такую же глянцевую бабочку. Бернарда видела лишь одного Роя, но она знала, там внутри есть еще один, другой. Рой Энди.
— Боги! Рой! — воскликнул парень. — Тебе повезло, что я занят!
— Отлично. Пойду, взгляну, насколько не повезло миру от того, что я временно свободен.
— Ты куда такой?! Один и без охраны?!
— Разве я не говорил? Ах, ну, да. Не говорил. И правильно сделал. Люблю интрижки. Теперь у меня есть, по крайней мере, хотя бы одна причина, по которой ты меня точно дождешься. Бернарда, — Рой улыбнулся так, что сердце женщины почти упало. – Ты, как всегда, прекрасна и, заметь, это далеко не лесть, потому что у нее нет подоплеки. Это чистой воды рациональная констатация. Ольга, вы настолько избаловали меня своим кофе, что я теперь с трудом вдавливаю в себя кофе в ресторанах и всякий раз неизменно страдаю несварением.
— Ох, и льстец! — воскликнула Ольга из другого угла гостиной.
— Отнюдь! Вы же знаете, что кофе бывает только трех категорий: от Энди, чудесный и препоганый. Один из них – ваш! Вот и думайте.
Рой сделал тостовый жест рукой, поставил пустую чашку и направился к двери, запечатлев на губах парня один из тех несбыточных поцелуев, о которых приходится только мечтать.
— На самом деле, — продолжил Энди, стряхивая с Бернарды сладкую паутину впечатлений. – Все, что я говорил — это одна сторона. Другая… Я так виноват перед ним, что не могу изжить это до сих пор. Правда, которая не дает мне покоя, состоит в том, что это я почти сломал его.
— Что-о-о?! — неожиданно воскликнула Ольга, обескураженная словами Энди.
— Все вокруг, — парень взглянул на женщину достаточно жестко, — считали меня жертвой, бедным мальчиком с ужасной судьбой, а Рой был злодеем, жестоким и бесчеловечным. Так ведь?
— А как еще? Он и сейчас не лучше!
— Не так! Он был всегда честен и по отношению ко мне, и по отношению к Стиву. Он никогда не скрывал того, чего не хотел видеть. Скрывали мы. И какая разница, что явилось причиной? Ложь никогда не проходит бесследно. Особенно между близкими людьми. Я не хочу сказать, что в тот вечер Рой был безупречен. Эмоции, обида, его демоны сыграли со всеми нами в недобрую игру. Он просто ошибся…
— Просто ошибся?! — казалось, Ольга вот-вот захлебнется от негодования. — Мальчик мой! Еще немного, и я задохнусь!
— Вы все понимали это, но просто не нашли в себе силы признать. Он искал меня, и я знаю об этом. И вы знали, потому и остались с ним! Можете опровергать, но это будет нечестно. Вы ужаснулись, но после… вы все старались помочь, потому что понимали — это лишь чудовищное стечение обстоятельств. После судьба трижды сталкивала нас, и всякий раз он молил о прощении, а я? Я много думал… Часто мы теряем важное, потому что заставляем себя быть слепыми. Мы не слышим, потому что делаемся искусственно глухими, и не чувствуем, потому что не позволяем чувствовать. Он наговорил кучу глупостей, а после проклинал себя, но было поздно и, знаете, почему? Потому что так решил я. Не он, я выбрал для себя свою жизнь! Не он… я отверг его! Я надорвал ему сердце за то, что он так хотел исправить! Я просто не признал его права на ошибку! Он был честен со мной всегда! Каждую минуту! Только я этого не видел. Не хотел видеть! Он сделал страшное, я не спорю, но я сделал гораздо страшнее. Я не говорю о том, что каждый обязан прощать любого и за все подряд. Любое решение должно быть основано на понимании, а какое может быть понимание, когда ты тупо не пытаешься понять? Не он, я издевался над ним все эти годы. Я настолько развил в нем комплекс вины, что у него, не у меня, случился инфаркт! Его сердце не выдержало! Это он, а не я, оказался в итоге в клинике неврозов! Я был параноиком, помешанном на своих принципах! Я пытался ему доказать то, что он и так знал! Поэтому сейчас каждый миг, когда он рядом, я расцениваю, как счастье. Оно выстрадано нами обоими и оплачено нами обоими. Мы имеем на него право. Я хочу прожить это счастье полностью, исчерпать до конца. Если бы минуты располагались в коробочках, я бы вылизал каждую изнутри, чтобы не проронить ни крошки! Я берегу его, как не берег ничто в жизни, потому что ничего дороже никогда
