большее. Был конец долгого съемочного дня, дня первого поцелуя Кэт и Чарльза. Он случился под дождем, конечно, все случалось под дождем, потому что Кедр был сочетанием Сиэтла и Портленда. В той сцене они ругались из-за возражений, высказанных Чарльзом, который поспорил с ней из-за лечения пациента, и ссора – как часто бывает на телевидении – превратилась в пожар, а пожар превратился в страсть, а страсть подтолкнула к поцелую. Как всегда на съемках у Бесс, репетиций не было, а они с Чарльзом только начинали узнавать друг друга. Сколько раз им пришлось переснимать сцену – раз десять?
Марго никогда бы не призналась в этом Дэвиду, но она так любила целоваться с другими актерами, если они хорошо целовались, а с Чарльзом ей повезло. Он был романтичен. У него было много женщин – и мужчин – до того, как он встретил Нейта и влюбился навсегда. Поцелуи с Чарльзом были чем-то совершенно противоположным поцелуям с Дэвидом, который был нежен и внимателен, нетороплив и хорош, но – поцелуи с Чарльзом были огонь. С Чарльзом они целовались, как в новых отношениях, когда никак не можешь насытиться, когда кажется, что съешь другого целиком. И в тот вечер, после десятка с лишним поцелуев на камеру, каждый из которых был лучше предыдущего, достовернее, горячее, они друг друга почувствовали. У них кружились головы, они пошли в бар, где из музыкального автомата заиграл Марвин Гей, и она схватила Чарльза за руку и повела на крошечный танцпол. Она чувствовала, что ей разрешено нечто, что на самом деле разрешено не было, все из-за того, как они провели день, воспламеняя друг друга. В тот вечер она поцеловала его по-настоящему, и он поцеловал ее в ответ, и они взяли вещи, пошли к машинам и продолжили целоваться. Он скользнул руками ей под блузку, и она была готова там и тогда, пока губы Чарльза касались ее соска, раздеться и трахнуться с ним. Она была так готова, ей было так одиноко. Они с Дэвидом понемножку возвращались к близости после инсульта, часто получалось хорошо, но всегда робко и почти никогда достаточно, а тут был Чарльз, такой красивый, он касался ее губами, и она чувствовала, что у него стоит, и все, чего ей хотелось, это чтобы кто-нибудь разорвал на ней блузку и трахнул до потери сознания на капоте ее машины, как возбужденный, отчаянный подросток.
Первым в тот вечер отстранился Чарльз. Он все остановил, сказал Марго, какая она красивая и, господи, какая сексуальная, но – но, но и но. Чарльз открыл дверцу машины, она села за руль, он прикоснулся ладонью к ее щеке и сказал:
– Увидимся завтра. Я тебя люблю.
– И я тебя люблю, – ответила Марго, и они оба говорили всерьез, и оба понимали, какую любовь имеют в виду.
Любовь товарищей. На следующее утро Чарльз пришел к ней в трейлер и рассказал о Натаниэле. О том, как расстался с первой женой, как давно уже понял, что бисексуален, как ему страшно, что все узнают.
– Так прошлой ночью?.. – спросила она.
– Если бы я был не в отношениях? Если бы ты не была замужем?
Тогда он пожал плечами, в смысле «кто знает?». Позднее Марго была лишь благодарна, что не совершила очевиднейшую и глупейшую из ошибок – не переспала с партнером. Они уверенно прошли ту небольшую неровность на дороге. Во многих смыслах это их сблизило, а тот трепет взаимного притяжения, отголоски которого сохранились, помог им убедительнее играть пару.
Марго будет по нему скучать.
Когда снимали крупный план Чарлза во время последней сцены, Марго сделала то, что не позволялось делать никому на съемках «Кедра», если Бесс сперва не давала разрешения. Она сымпровизировала. Посмотрела на Чарльза с больничной койки и сказала:
– Помнишь тот первый вечер? Вечер возле бара? Когда ты мне впервые сказал, что любишь меня?
Это сработало. Чарльз этого не ожидал, совсем, но он был профи.
– Помню, – сказал он. – Никогда не забуду. Текилу, Марвина Гея, велевшего нам «двигаться», тот темно-синий плащ, который я расстегнул на парковке.
Тут он заплакал и прижал ее ладонь к лицу. И она заплакала. И это было прекрасно. Они сделали три дубля, Бесс выкрикнула: «Стоп!» – и для Марго все закончилось.
Она слезла с больничной койки под аплодисменты всей студии. Несколько рабочих сцены бросились снимать наклеенные на нее провода и трубочки. Марго накинула поверх больничной сорочки большой махровый халат. Бесс обняла ее, взяла за руку и повела в центр павильона, где ждали все те, с кем она была знакома дольше, чем предполагалось изначально, – они стояли вдоль стен фальшивого отделения интенсивной терапии, на лестнице фальшивого вестибюля клиники, толпились за декорациями, среди камер и столов технических служб.
– Дамы и господа, – у Бесс был громкоговоритель (как будто он был ей нужен), – линия Кэтрин Ньюэлл в сериале завершена. Прошу внимания – Марго Летта.
Бесс подняла руку Марго, словно та только что выиграла серьезный бой.
– Марго Летта!
Марго случалось бывать по другую сторону на прощальных церемониях. Вежливо стоять в ледяной студии, ждать большого прощания, недоумевать, почему она должна тратить на это свое время. Но теперь пришел ее черед, и все неожиданно оказалось очень эмоционально, очень мило. Она огляделась по сторонам, все аплодировали – Гвинет плакала, Чарльз свистел, все медсестры приемного покоя приветственно кричали, Келси сияла (она знала, что теперь пойдет в гору), техническая команда вышла вперед и почтительно кланялась Марго (она всегда хорошо обращалась с техниками), помреж выкатывал столик с огромным тортом, на котором красовалась фотография Марго в ненавистной лиловой больничной униформе.
Донна, агент Марго, стояла сбоку, рядом с Дэвидом, а возле них было пустое место – немой упрек Марго. Если бы все это происходило месяц назад, Джулиан и Флора тоже были бы здесь; они бы ни за что не пропустили эту церемонию. Когда Марго шла сквозь толпу к торту, на котором вопреки всякой логике горели свечи, кто-то в глубине гулкого павильона открыл одну из массивных грузовых дверей. Смешно, но эти двери на площадке не открывали при ней уже давным-давно. Марго всегда спешила к себе в трейлер, когда кончался ее съемочный день. Калифорнийское солнце, как всегда, ярко светило за стенами студии, и, когда рабочие откатили в стороны тяжелые деревянные двери, лезвие света рассекло затхлую темноту мира «Кедра», прежнего мира Марго, и озарило перед ней путь, которого она прежде не замечала. Новый выход.
Глава двадцатая
Флора не была в Верхнем Вест-Сайде с тех пор, как они уехали из Нью-Йорка в Лос-Анджелес. Она не узнавала ни единого магазина или ресторана на Коламбус-авеню. Исчез индийский ресторан, где она ужинала во время одного из разрывов с Джулианом,
