в работу, если была нужна. Иногда работала с музыкантами. Иногда готовила, шила или помогала с реквизитом.
Но в то последнее лето, перед их отъездом на запад, она видела, что Джулиан отходит от всего этого предприятия. Бен в тот год пригласил документалистов, и они рулили всем. При камерах атмосфера недельных репетиций и спектакля изменилась.
– Я два часа еду на север не ради того, чего старательно избегаю на Манхэттене, – сказал в то лето Джулиан.
Флора, как всегда, сдалась на милость его, как она это называла, суждения. Но было то суждением или обидой? Джулиан мог быть таким щедрым, вдохновляющим и поддерживающим, когда одобрял происходящее, когда оно проходило проверку его лакмусовой бумажкой на доброкачественность. И с такой готовностью отворачивался, если не проходило.
Флора не могла не подсчитывать, сколько всего пропустила из-за Джулиана, потому что это было «не его». Когда они только начали встречаться, она перестала петь в церкви – и даже ходить в церковь, – потому что Джулиан вел себя так пренебрежительно. («Время для шоу фокусников?» – спрашивал он каждый раз, когда она собиралась выходить из дома в воскресенье.) Она даже отказалась от мюзиклов (но то было ради Руби; этого она отрицать не могла). Каждый их отпуск, каждый перерыв в работе диктовался нуждами «Хорошей компании». Список все рос. Флора понимала, что мысли эти бесплодны и даже несправедливы. До того как их жизнь усложнила Руби, она испытывала лишь восхищение перед тем, как шел по жизни Джулиан, – его уверенностью в своем выборе, его преданностью. Флора влюбилась во все это. Она этим гордилась.
И, даже задаваясь вопросом о его приоритетах, она принимала их, потому что считала себя и Джулиана командой, считала, что оба они играют по одним правилам. Как встроить это знание в историю ее жизни? Как принять, что ей так прискорбно лгали, что из нее сделали полную дуру? Как решить, была ли ее жизнь последовательностью обдуманных решений, как она всегда полагала, или, в свете нового знания, последовательностью несправедливых компромиссов?
Флора спустилась в кухню и налила себе кофе. Из окна она видела Джулиана, он стоял на лужайке, разговаривал с Беном. Интересно, догадался ли о чем-нибудь Бен за неделю, прошедшую с его приезда. Похоже, что нет. Она вышла на веранду, и при хлопке сетчатой двери Бен и Джулиан подняли глаза. У Бена вид был довольный; Джулиан казался встревоженным. Что опять?
– Привет, – сказала она. – Что там у вас?
– Очень волнующее развитие событий, – сказал Бен, потирая руки. – Это должно быть сюрпризом, но я решил, что вам двоим могу рассказать. Честно говоря, я думал, вы уже знаете. Надеюсь, ничего не испортил.
– Знаем о чем?
– О возвращении единственной и неповторимой Марго Летта! Она будет здесь к концу недели. Восторг, правда? Вся шайка в сборе!
– С ума сойти, – с каменным лицом отозвалась Флора.
Она пошла обратно в дом и сразу поднялась наверх. С Марго станется устроить какую-нибудь нежданную атаку, вмешаться в хрупкое перемирие, которое им с Джулианом удалось установить за три недели. Хотя, если быть справедливой, об этом могло говориться в голосовом сообщении.
Вернувшись к окну на втором этаже, Флора наблюдала, как Бен и Джулиан уходят к Ферме. Через несколько дней должны были начаться репетиции, и Флора была уверена, что Джулиан был рад возможности отвлечься. Наверное, ему не терпится, чтобы все съехались и принялись за работу, умирает, как хочет оказаться в своей стихии, получить повод избегать Флоры, ее злости, ее печали.
Флора не была святой. Она была виновна в ложной гордости. Она честно, искренне верила, что ее брак лучше, чем у других.
– Никогда не знаешь, что происходит за закрытой входной дверью, – любил повторять Джулиан.
Но она знала, что происходит за ее дверью, знала! Это было определяющей ее жизнь истиной, то, что они с Джулианом созданы друг для друга.
Тсуга, росшая прямо под окном – дерево Руби, – болела. У нее желтели иголки, кора была покрыта чем-то похожим на белую плесень. На этой неделе Бен привозил местного специалиста, чтобы осмотрел дерево. Еще даже не спустившись с холма, он поставил диагноз. Тсуги в этой местности были поражены паразитом.
– Жаль, – сказал специалист. – Деревья были надежные, но сейчас страдают.
Проводя новые подсчеты в своей жизни, постоянную утомительную переоценку, Флора поняла, что, когда Джулиан посадил дерево, их роман с Сидни шел полным ходом. Флора спросила его, не отправился ли он тем летом в одну из теперь таких понятных поездок на Манхэттен, не вычистив из-под ногтей грязь после того, как посадил дерево Руби.
– Флора, ради бога, – сказал он, закрывая лицо руками. – Я не знаю. Не помню.
– Бедняга, – сказал специалист по деревьям, ласково поглаживая ствол дерева. – Его сожрали изнутри.
Флора знала, каково это. И ей нужно было спасаться.
Глава девятнадцатая
Так это будет велосипед.
Доктор Кэтрин Ньюэлл будет радостно катить по одной из вымышленных улиц вымышленного городка Кедр после долгого вымышленного дежурства, под легким вымышленным дождиком. На ней будут наушники, она будет слушать музыку (Бесс изобретательно вплетала в сюжет то, что Марго про себя называла «авторскими деталями» – наушники на велосипедистке, неправильно надетый шлем), а с другой стороны будет двигаться большой страшный внедорожник, который слишком быстро перестроится, проскользнет по мокрой дороге и – серия закончится звуком удара и очень «по-кедровски» взятым крупным планом переднего колеса велосипеда, зловеще вращающегося в темноте под какой-нибудь несообразно бодрый инди-поп из наушников доктора Кэт.
Марго стало легче, когда она получила сценарий, потому что, независимо от того, что обещала ей Бесс, доктор Кэт могла погибнуть в авиакатастрофе или автомобильной аварии, за кадром, и в ее последней серии появился бы закрытый гроб с огромной фотографией Марго на крышке. Но Бесс сдержала обещание устроить ей «хорошую смерть». Все должно было растянуться на четыре серии, и Марго пыталась не задумываться о том, что большую часть этих четырех серий проведет на больничной койке. По крайней мере, можно будет не беспокоиться о прическе.
По дороге на студию в последний съемочный день она старалась сосредоточиться на предстоявшем сегодня и отрешиться от всего, что происходило между ней и Флорой с Джулианом. Абсолютное сраное шапито! Марго была вне себя из-за того, что Флора отказывается с ней разговаривать. Она попробовала сесть и сочинить Флоре письмо, но это казалось трусостью, и к тому же Марго не знала, что сказать, как объяснить Флоре, что она пыталась помочь. Или как сказать это так, чтобы Флора поверила? Марго сначала хотела сказать Флоре, что они с Дэвидом думают вернуться в Стоунем, но если Флора не собиралась с ней разговаривать, то и Марго не собиралась ждать. Она позвонила напрямую Бену и сказала, что может участвовать
