Там была боковая дверь, которая вела внутрь, в отгороженную занавесками боковую часть храма. Никто не смотрел в эту сторону, и я прошмыгнула внутрь.
Занавески на самом деле оказались портьерами, которые свисали прямо со стропил. Я спряталась за ними. Красный бархат пах затхлостью, и этот запах странно успокаивал меня, напоминая о старинных вещах моей бабушки на чердаке.
Пока пение продолжалось, я осторожно выглянула из-за края портьеры в основную часть церкви.
В огромном помещении, озаренном свечами, стояли ряды деревянных скамей. Мужчины сидели по правую сторону от прохода, а женщины – по левую.
Мужчины были облачены в темные одежды, в основном черные. На них были тяжелые плащи, рядом на сиденьях лежали шляпы. Женщины были одеты в плотные платья, в основном коричневые, с небольшим количеством серых и черных. Некоторые из них носили чепцы. Они выглядели так, словно пришли из восемнадцатого века, и походили на амишей. У некоторых из тех, кто сидел ближе ко мне, я заметила на шеях кресты.
Прищурившись, я разобрала, что кресты перевернуты.
Наблюдателю во мне захотелось достать телефон и сфотографировать их, но я не решилась.
В передней части зала на платформе перед прихожанами стояли несколько пожилых мужчин. Они были в длинных черных одеждах и черных капюшонах.
Должно быть, это были старейшины, о которых мне рассказывала Мэй.
За их спинами возвышался большой перевернутый крест.
Пение начало набирать силу, и поющие вложили в него все свои старания. Я не могла разобрать слова. Текст не был похож ни на один из тех псалмов, которые я слышала раньше. Мне почудилось, что они поют молитву к Деве Марии, но потом я поняла, что они произносят не ее имя.
Они воспевали Сатану.
Мелодия стала замедляться по мере того, как пение подходило к концу. Когда последние звуки эхом отразились от стропил, прихожане заняли свои места.
Пока они рассаживались, я обшаривала взглядом затылки женщин, выискивая черные волосы Мэй.
«Священники», стоявшие впереди, прошли через помост, готовясь к следующей части церемонии. Если не считать скрипа древних половиц, в зале стояла тишина. Все прихожане вели себя предельно чинно.
Один из «священников» отошел к краю помоста и взял у прислужника, мальчика лет десяти со свежим личиком, небольшую серебряную шкатулку. Второй забрал у другого серебряный потир[58] – судя по всему, полный. Кажется, наступило время причастия.
Затем на сцену вышел мужчина. Он был одет так же, как и остальные «священники», – в длинное черное облачение, – но на голове у него вместо капюшона была маска – голова барана с рогами, закручивающимися вверх.
Должно быть, он был каким-то главным жрецом. Весь в черном, с бараньей маской, закрывающей лицо… Он был чертовски страшен.
Они передали главному жрецу серебряную чашу. Тот прочел какую-то молитву над чашей, в которой, как я поняла, было вино.
Хотя я не узнавала слов, я снова услышала обращение к Сатане.
Не нужно было быть гением, чтобы понять, что это значит.
Мужская часть прихожан встала и направилась к центральному проходу, выстроившись в ряд.
Я продолжала искать среди женщин Мэй, но не могла ее обнаружить. Я должна была найти ее как можно скорее. Мне нужно было выбраться отсюда.
Продвигаясь по проходу, прихожане-мужчины поднимались на помост. Там каждый из них получал из рук «священника» кусочек хлеба, а затем отпивал из чаши с вином в руках верховного жреца-барана.
Когда очередь мужчин начала укорачиваться, женщины встали и выстроились за ними. Сквозь толпу женщин я увидел копну черных волос. Мое сердце заколотилось, но тут черноволосая женщина повернулась, и стало ясно, что это не Мэй – лицо у женщины было загорелое.
На помосте я заметила девушку-подростка, вышедшую на площадку. Другие женщины в церемонии не участвовали, и мне стало интересно, что она там делает.
Несколько таких же девушек, как и первая, подошли и встали рядом с ней.
Затем каждая из них расстегнула манжету своего платья и закатала тяжелый рукав, обнажив кожу.
Прислужник поднес еще один серебряный потир одному из «священников», стоящему в конце очереди женщин. Он кивнул пожилой женщине с седым пучком, которая что-то надела на руку первой девушки. Она что-то завязывала?
Я пристально всмотрелась: это был жгут.
Затем женщина с седым пучком ввела что-то в руку девушки. Шприц. Игла шприца была подсоединена к трубке, которая тянулась к серебряному потиру в руках у прислужника.
Эти люди пили не вино, а кровь.
Черт возьми.
Лицо девушки побледнело. Тогда пожилая женщина вынула иглу и приложила что-то к месту, где она была, наверное, ватный диск.
Прислужник поднес потир к главному жрецу, который раздавал питье прихожанам. Тот взял полный потир с кровью и передал мальчику пустой. Затем мальчик отнес чашу к шеренге девушек, где пожилая женщина перешла к забору крови у второй девушки.
У меня свело живот. Это было безумием. Эти люди пили человеческую кровь! Хорошо, что я не ужинала, иначе меня могло бы вырвать.
Мне нужно было сосредоточиться. Я должна была найти Мэй.
Я окинула взглядом очередь женщин, ожидающих «причастия», но ни одна из них не была похожа на Мэй. Мама была уверена, что Мэй будет здесь. А где еще мне искать ее? Все дома выглядели пустыми, и все они были одинаковыми.
Женская очередь в проходе начала сокращаться, и последняя девушка на помосте, отдавшая свою кровь, теперь вяло одергивала рукав.
Когда они закончили, прислужники начали убирать потир и кусочки хлеба, и все заняли свои места. Первосвященник зашел за стол и достал деревянный ящик.
Открыв его, он достал длинный толстый конский хлыст.
– Аве Сатана, да пребудет с вами благословение нашего великого Повелителя Тьмы.
– И с тобой, – в унисон ответили прихожане.
Жрец с бараньей головой обратился к своей пастве.
– В глазах нашего Владыки мы все грешники. И наш долг, – он сделал паузу, – исповедовать Ему свои грехи, чтобы Он простил нас и был доволен нами и чтобы мы могли идти с Ним во тьме и за ее пределами. Слава нашему великому Владыке.
– Аминь, – отозвалась паства.
Прихожане внимательно слушали.
– Мы взываем к Его имени, дабы Он явил нам великую справедливость, ибо мы раскаиваемся в наших грехах и тем угождаем нашему Владыке. – Затем он начал читать нараспев. – О вы, сыны и дщери пораженного разума, восседающие на судилище над неправедностью, учиненном мною… Внемлите Глас Сатаны! Обетование Того, Кто средь вас зовется обвинителем и верховным судией! Выйдите и покажитесь! Откройте тайны сотворения вашего! Будьте друзьями мне, ибо я есть тот самый! Истинный предстоятель высочайшего и неизреченного Царя Ада.
