class="p1">Слова были похожи на те, что Мэй произносила на кладбище. Я подумала, не было ли это еще одним из тех енохианских заклинаний, о которых упоминал Зик.
Затем «священник» обратился к своей завороженной аудитории.
– Кто прострется передо мной в ожидании исповеди в своих грехах? – спросил он.
Несколько прихожан встали и направились к центральному проходу.
Первый из них вышел на площадку перед помостом. Это был мускулистый мужчина лет тридцати или около того, его песочно-русая голова была низко опущена в знак стыда.
– Брат Илай, – приветствовал его «священник».
– Прошу Его милости, – тихо ответил тот.
– Узрите! – провозгласил главный жрец. – Этот агнец признался… в краже!
Прихожане одобрительно зашумели.
Жрец продолжил:
– Он украл зерно у своих братьев. Он согрешил в глазах нашего Владыки. Только Он дарует тебе прощение. Ты должен искупить свой проступок.
«Священник» подал знак, чтобы мужчина поднял рубашку. Мужчина последовал приказу, задрал ее повыше на спине и опустился на колени у ног «священника», обутых в черные сапоги.
Затем «священник» поднял конский хлыст и сильно ударил мужчину.
УДАР!
УДАР!
Все прихожане без малейшего сострадания наблюдали за тем, как этого человека избивают за его грех. После нескольких ударов мужчина рухнул на землю от боли.
– Посмотри в лицо своему господину! – потребовал жрец. – Не будь трусом в глазах нашего Владыки!
Собрав все оставшиеся силы, мужчина со стоном поднялся с пола и встал на четвереньки.
«Священник» ударил еще раз. Кровь потекла по спине мужчины.
Мне пришлось отвести взгляд.
После того как «священник» закончил, мужчина пополз к краю сцены, где женщина в серой кофте накрыла его кровоточащую спину одеялом. Сильный, трудоспособный человек превратился в комок дрожащей плоти и беззвучных слез.
Когда следующий мужчина шагнул вперед к «священнику», чтобы исповедаться в своем грехе, что-то в глубине зала привлекло мое внимание.
Я увидела, как кто-то вошел в зал за последним рядом со стороны женщин.
Черные волосы блестели в свете свечей.
Это была Мэй.
На ней было длинное белое платье на бретельках, возможно, то самое, которое она надевала в качестве костюма Кэрри. Они наверняка накажут ее за то, что она облачилась в нечто столь откровенное и облегающее.
Она поправила платье, готовясь направиться к центральному проходу и, видимо, исповедаться в своих грехах. А это означало, что ее ждет наказание.
Я должна была остановить ее.
Было слишком далеко, и я не могла окликнуть ее так, чтобы никто не услышал. В голове мелькали мысли о том, хватит ли мне времени, чтобы пробраться обратно через боковую дверь и пройти к главному входу в глубине зала.
Мэй пригладила волосы.
Я должна была оказаться рядом с ней до того, как она подойдет к алтарю. Я могла бы пригнуться, выскользнуть из-за портьеры и проползти к ней за скамьями, но это было рискованно. Вдруг кто-нибудь из этих людей поймает меня? Я видела, что они готовы были сделать с теми, кого знали, на что же способны, если перед ними будет совершенно посторонний человек?
Все вокруг погрузилось во мрак.
Глава 46
Сюзанна больше не могла спокойно сидеть на месте – она должна была найти Джулс и Мэй.
Не давая себе времени опомниться, она открыла дверь машины, высунула костыли и поднялась с пассажирского сиденья.
Вдохнув холодный ночной воздух, Сюзанна посмотрела за сарай, где над крышами возвышался церковный шпиль.
На костылях она направилась в ту сторону, пробираясь по жутко тихим улицам.
Она проходила мимо темных домов, пока что-то не привлекло ее внимание. Сквозь щель в занавесках Сюзанна увидела нечто и прильнула лицом к оконному стеклу.
У нее буквально отвисла челюсть.
Сквозь шторы Сюзанна увидела маленького ребенка, подвешенного вверх ногами на перевернутом кресте.
Ребенок висел в каком-то шкафу, но дверца была оставлена открытой. Ноги ребенка были привязаны к верхней части креста, а руки раскинуты в стороны и прибиты гвоздями. Похоже, ребенку заткнули рот, но определить это было трудно, потому что внутри было темно, лишь мерцали угли очага.
Об этом ритуале Сюзанне рассказала Мэй. С помощью этого метода секта отсеивала «слабых» детей, чтобы выжили только «сильнейшие». Так поступили и с Мэй, после чего у нее остались шрамы на ладонях – неприятное напоминание о том, откуда она родом.
Сюзанна должна была получить фотодоказательства. Они были нужны ей, чтобы выстроить дело против секты, добиться справедливости за то, что они сделали с Мэй и другими детьми. Эти люди должны были понести наказание за такое жестокое обращение с детьми.
Сюзанна достала из кармана куртки телефон и сделала снимок через стекло. С такого расстояния трудно было разглядеть, что там изображено. Она попыталась увеличить изображение, но свет был слишком слабым. Нужно было сделать снимок получше.
Дом выглядел пустым. Она окинула взглядом маленькую улочку, убедилась, что никого нет, и с замиранием сердца потянулась к дверной ручке. Холодный латунный засов подался…
Не заперто.
Она медленно приоткрыла дверь и, вслушиваясь в тишину, протиснулась внутрь.
Сюзанна огляделась. В комнате стояло несколько предметов неудобной деревянной мебели. Не было ни подушек, ни пледов, ни картин, ни фотографий. Ничего, что создавало бы уют.
В центре гостиной виднелась дровяная печь, в которой горели поленья, дававшие слабый свет. Сюзанна прошла мимо печи к шкафу, где был подвешен малыш.
Бедный мальчик висел вверх ногами. Он был в сознании, но не плакал. Скорее всего, он просто оцепенел от боли.
Глаза Сюзанны заблестели.
Ей было тяжело, но она должна была сфотографировать его в качестве доказательства.
Сделав несколько снимков, она уставилась на мальчика. Она не могла позволить себе оставить этого бедняжку там. Она должна была снять его. Но как? Ей нужно было вытащить гвозди из его рук, а есть ли способ сделать это, не причинив ему вреда? Может быть, она могла бы найти что-то, чтобы высвободить гвозди? Если ей удастся освободить его, она сможет вызвать скорую, как только они вернутся в зону действия сотовой связи.
– Так-так-так, – раздался за ее спиной хрипловатый голос. – Все еще пытаемся спасти мир, да?
Сюзанна повернулась и увидела шерифа.
Глава 47
Когда я медленно повернула голову, в ушах раздался тихий хруст.
Голова раскалывалась. Я попробовала вспомнить, почему она так сильно болит, но ничего не могла сообразить.
Я приоткрыла глаза, но было так же темно, как и с закрытыми глазами.
Где я нахожусь?
Я попыталась пошевелить рукой, чтобы почесать лицо, но обнаружила, что она не двигается. Я дернула другой рукой, но и она не шелохнулась. Постепенно я поняла, что мои руки связаны
