самое случилось бы, реши я нарушить обещание и снова с тобой сблизиться.
– То есть из-за того, что ты запал на, прости господи, духа, я могла умереть? Я? Из-за твоего треклятого Ритуала? Просто чтобы ты мог трахаться по лесам?
Она выплёвывала вопрос за вопросом, не веря, что Александр – её Александр – мог пойти на нечто настолько опасное и эгоистичное. Память услужливо подкинула воспоминания о том, как ей то и дело мерещился запах гари каждый раз, когда они сближались. Теперь всё вставало на свои места и становилось понятным. Его странное поведение переставало быть таковым, стоило добавить несколько недостающих деталей головоломки.
– Ты не умерла, – сказал он, протянув к ней руки в примирительном жесте. – Я знал, что справлюсь. И справился. Тебе ничего не грозило – как минимум, из-за меня. Чего уж не скажешь о твоём ненаглядном, не находишь?
– Краса сюда не приплетай!
– Он сам уже сто раз приплёлся, Фима.
– Как ты вообще мог заключить такую сделку? Это же противоречит всем правилам!
Он пожал плечами:
– Мне предложили, я согласился. Вот и весь разговор.
Фима будто не слышала его и говорила сама с собой:
– Ах да, ты не знал…
– Не знал чего, цветочек?
Она сморщилась, услышав ласковое прозвище. Теперь оно звучало надменно и инородно, хотелось заставить его никогда так больше её не называть.
«Но это подождёт», – подумала Фима и потёрла виски, пытаясь разобраться в лихорадочно сменявших друг друга воспоминаниях. В голове одна за другой вплывали сцены, подтверждающие слова Александра. И это причиняло боль. Но вдруг появились и другие воспоминания. Фима внимательно воспроизвела перед внутренним взором их одно за другим и сказала твёрдо:
– Но ты же ревновал.
Её голос не дрожал, не срывался. Она не задавала вопросов, она утверждала. Александр не стал отпираться:
– Ревновал.
– Меня ревновал, а не эту…
– Хытр. Её зовут Хытр, Фима.
– Мне плевать, как её зовут. Мне не плевать на нас, бесы тебя дери!
– Фима, ты была моей, липла как банный лист. Я привык, – он развёл руками. – И вдруг кто-то тебя забирает. Конечно, я приревновал. Да, это собственничество. Да, некрасиво было не отпускать тебя, учитывая, что быть с тобой я точно не смог бы, да и не хотел. Но я всё ещё просто человек. К слову, и ты тоже, – он горько усмехнулся. – Ждала, кто из нас оступится, чтобы мы сделали выбор за тебя. Признайся, если бы Крас меня чуть не убил – ты бы всё ещё металась или всё же отдала бы ему пальму первенства? Не вечность же меня ждать, правда ведь? Но он так любезно облажался, что сомневаться уже не было нужды. Ты просто выбрала удобный вариант, самый простой. Вот и всё, чего стоит твоя любовь.
– Не говори так.
– Разве я в чём-то неправ?
– Конечно.
– Тогда переубеди меня, – он скрестил руки на груди. – Ты же влюбилась в него, не скрывай. Но как кузнечик прыгнула подальше, стоило столкнуться со сложностью.
– Мы сейчас говорим о тебе и мне, не приплетай Краса.
Александр проигнорировал её просьбу. Он поглаживал подбородок и покачивался на месте:
– Интересно, а если бы в тот раз я отбился и прибил бы его, что было бы тогда? Ты бы наконец от меня отстала и была бы ему на веки отдана? Уверен, так и было бы. Эх, идеальный вариант! Жаль, у меня не было шанса. Вот случись бы всё на несколько дней позже, – он заулыбался и пожал плечами, – но увы и ах.
Фима молчала. У неё появилась новая теория, теперь про раздвоение личности. Александр то становился злым и колючим, совсем не похожим на себя, то смягчался и показывал себя настоящего. Точнее, привычного Фиме.
«Не факт, что я действительно знала его . Что если никакого обмана здесь нет, и он именно такой? Что если он и правда только теперь получил шанс на счастье?» – подумала она и тяжело вздохнула.
– Саша, я…
– … опаздываю на свой Ритуал и не смею более тебя задерживать, – проговорил он на тон выше, передразнивая девушку.
Фима знала, что сможет сдерживать слёзы всего несколько секунд – а после закончатся силы. Ей совсем не хотелось показывать ему свою слабость, но и храбриться смысла не было. Он читал её как раскрытую книгу. Она подошла к нему практически вплотную, игнорируя слёзы, уже начавшие холодить щёки.
– Я хочу обнять тебя на прощание. Можно?
Александр опешил, но через пару мгновений успокоился и мягко кивнул. Раскрыл руки и сам обнял девушку, нежно и ласково погладил её по спине, провёл пальцами по волосам. Он шепнул ей на самое ухо:
– Извини, что всё так вышло. Мне правда жаль.
Фима посмотрела на него. Будучи так близко, она могла видеть каждую детальку его лица. Распознать искреннее сожаление, заметить признаки глубокой усталости и грусти. Девушка всхлипнула и провела кончиками пальцев по его лицу: от внешних уголков глаз по скулам и к линии подбородка. Наконец, она привстала на цыпочки и поцеловала его в щёку: поцелуй был целомудренным, она едва коснулась губами его левой щеки.
– И ничего тебе не жаль, – сказала она, отстраняясь.
Александр не стал отвечать, а Фима была тому лишь рада. Она рассудила, что продолжать этот разговор сейчас – всё равно, что переливать из пустого в порожнее. Возможно, они вернутся к этому позже, когда всё уляжется и оба они успокоятся. А быть может, это последняя их беседа. Глубоко в душе она надеялась на второе.
Фима развернулась и вновь отправилась на всполохи огня, её ожидавшего. Она не слышала, как Александр пошёл своей дорогой, и не знала, стоит ли он там же или уже купается в ласках хрустальной девушки, которая даже девушкой-то не была. Это не имело значения.
Наконец, Фима вышла на большую поляну, поросшую высокой травой и дикими лилиями. Цветы у неё на глазах раскрывались, увядали и гнили, в то время как новые ростки появлялись из земли и стремительно росли, проходя тот же путь. Вся природа вокруг широкой огненной колонны сменялась, будто на ускоренной съёмке. Фима сделала шаг к огню, и трава обвила её ступни, не давая пройти. Первым порывом было дёрнуть ногой посильнее, чтобы прорвать себе путь к огню, и Фима уже даже приподняла ногу, но вовремя остановилась. Сделав глубокий вдох, она присела на корточки и погладила накрутившиеся вокруг её щиколоток пучки зелени. Лишь они одни не проходили все стадии жизни ежеминутно и оставались неизменными. Ведьма с нежностью гладила каждую травинку и шёпотом приговаривала:
– Травушка, пусти меня в духам, родная. Я пришла к ним с дарами, желаю магию творить. Ну пусти, миленькая, а?
Не сразу, но трава выпустила её из ловушки. Будто на прощание, пучки ещё раз скользнули под её пальцы, чтобы получить каплю ласки. Фима шмыгнула носом и прошлась ладонями по траве, наслаждаясь её шелковистостью и невесомостью. Казалось, травинки были сотканы из тончайших нитей, были кружевами для королевского платья, а не лесной порослью. Хотелось гладить её и гладить, но Фима вытерла щёки и вновь выпрямилась. Шаг, другой. Теперь уже её никто и ничто не останавливали – и даже она сама не смогла бы изменить направление своего движения. Огонь заполнял собой всё вокруг и тянул её неумолимо. В голове набатом звучала одна и та же мысль, и Фима не знала, кому та принадлежала: ей самой, волшебному пламени или духам, что ждали её по другую сторону. Снова и снова её пронизывали слова:
«Назад дороги нет».
Глава 19
Яркая вспышка ослепила и дезориентировала Фиму. Она потеряла равновесие и вскрикнула от ощущения падения, но всего через секунду её ноги вновь коснулись твёрдой земли, а глаза перестало слепить. Она упёрлась руками в колени и перевела дыхание. Ощущения были неприятными – будто уселась в первый вагончик на американских горках, вскарабкалась на самую высокую точку – от страха кажется, что выше облаков и гор – и в самый неожиданный момент сиганула вниз.
Когда сердце успокоилось, а дыхание восстановилась, Фима оглянулась по сторонам. Она по-прежнему была в лесу. Вот только не в том же самом, откуда пришла. Был день – о том говорили сразу семь солнц, занявших на небосводе все позиции от восхода до заката. Смотреть на небо было практически невозможно – от яркости глаза тут же начинали слезиться. Поляна, на которой Фима очутилась, была вся в цвету. Десятки видов растений пёстрым ковром покрывали всё вокруг, а вдоль кромки росли цветущие персиковые и вишнёвые деревья. Вдалеке виднелись высокие белоснежные шапки черёмухи. Аромат стоял такой сильный и едкий, что было сложно дышать. Хотелось проветрить, сбавить обороты. Сладость залепляла ноздри и ползла в лёгкие,
