Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну а Гавар, мадемуазель Саже, а ваш приятель Маржолен? – спросил Флоран, продолжая улыбаться.
– О, если хотите, я расклассифицирую всех наших знакомых. У меня в мастерской давно хранятся в одной из папок их портреты с обозначением, к какому разряду они принадлежат. Это целая глава из естественной истории… Гавар, например, Толстяк, но Толстяк, прикидывающийся Тощим, – довольно часто встречающаяся разновидность… Мадемуазель Саже и госпожа Лекёр – Тощие, впрочем очень опасного разряда – отчаянные Тощие, способные на все, только бы разжиреть… Мой друг Маржолен, юная Кадина, Сарьетта – трое Толстяков, еще невинных, наделенных скромным аппетитом молодости. Надо заметить, что Толстяк, не успевший состариться, – очаровательное существо… Но вот Лебигр – настоящий Толстяк, верно? Что же касается ваших политических друзей, то это в большинстве Тощие: Шарве, Клеманс, Логр, Лакайль. Я делаю исключение только для толстого дуралея Александра и для этого необычайного Робина. Вот кого мне было трудно раскусить.
Художник продолжал разглагольствовать в том же духе на всем пути от моста Нейльи до Триумфальной арки. Он возвращался то к одному, то к другому и заканчивал некоторые портреты обрисовкой какой-нибудь характерной черты: Логр, по его мнению, был Тощим с животом между плеч, красавица Лиза вся ушла в живот, а красавица Нормандка – в бюст; мадемуазель Саже, наверное, пропустила в жизни случай разжиреть, потому что ненавидела Толстяков, презирая в то же время Тощих; Гавар подвергает риску свой жир и кончит тем, что умрет плоским, как клоп.
– Ну а госпожа Франсуа? – спросил Флоран.
Клод пришел в большое замешательство от этого вопроса. Он подумал и сказал:
– Госпожа Франсуа, госпожа Франсуа… Нет, мне не приходило в голову причислять ее к какому бы то ни было разряду: она – славная женщина, вот и все. Она не принадлежит ни к Толстякам, ни к Тощим, черт возьми!
Оба рассмеялись. Приятели дошли до Триумфальной арки. Солнце стояло на горизонте так низко, в уровень с Сюренскими холмами, что громадные тени обоих пешеходов протянулись на белом памятнике двумя черными полосками очень высоко, выше громадных статуй, точно две черты, проведенные углем. Это еще больше рассмешило Клода; он стал размахивать руками, согнулся и наконец проговорил, удаляясь:
– Вы заметили? Когда солнце село, наши головы коснулись неба.
Однако Флоран перестал смеяться. Париж снова овладел им. Париж, который теперь пугал его, тогда, как прежде, в Кайенне, стоил ему стольких слез. Когда он дошел до Центрального рынка, сумерки сгустились, в воздухе стоял удушливый смрад. Флоран опустил голову, вступая в кошмар гигантской снеди, сопутствуемый приятным и меланхолическим воспоминанием о проведенном дне, полном здоровья и пропитанном благоуханием тмина.
V
На другой лень, часов около четырех, Лиза отправилась в церковь Святого Евстафия. Чтобы перейти площадь, она выбрала строгий туалет – черное шелковое платье и ковровую шаль. У красавицы Нормандки, провожавшей ее глазами от рыбного ряда до самой церковной паперти, захватило дух.
– Вот тебе раз! – злобно воскликнула она. – Толстая корова начинает бегать за попами. Ну что ж, – добавила она, – пускай освежит себе задницу святой водой!
Нормандка ошибалась – Лиза вовсе не была святошей. Она не ходила в церковь и говорила обычно, что старается во всем поступать честно, а этого вполне достаточно. Но в то же время она не терпела, когда при ней дурно отзывались о религии, и часто останавливала Гавара, который любил рассказывать анекдоты про священников и монахинь, про шалости духовных лиц в ризнице. Подобные вещи госпожа Кеню находила совершенно непристойными. По ее словам, каждого надлежало предоставить его верованиям и следовало уважать религиозные убеждения всех людей. Кроме того, священники большей частью – люди почтенные. Лиза была знакома с аббатом Рустаном из церкви Святого Евстафия, человеком благородным, способным подать благой совет; она очень дорожила его расположением. Вообще, колбасница доказывала, что для большинства людей религия абсолютно необходима; Лиза видела в ней нечто вроде полиции, потому что религия помогала поддерживать порядок и без нее невозможно было никакое правительство. Когда Гавар в этом вопросе хватал через край, говоря, что следует вытурить всех попов и запереть их лавочки, Лиза, пожимая плечами, возражала:
– Что же вы надеетесь этим выиграть?.. Через какой-нибудь месяц на улицах поднялась бы резня и пришлось бы выдумать другого бога. В девяносто третьем году оно так и было… Вы ведь, конечно, знаете, что я не любительница попов, но тем не менее я говорю, что они нужны, потому что так следует.
И когда Лиза попадала в церковь, она держалась там благоговейно. Она купила красивый молитвенник, и, хотя никогда не открывала его, он сопутствовал ей на всех похоронах и свадьбах. Во время церемонии колбасница, когда следовало, опускалась на колени, вставала и старалась сохранять приличный вид, как того требовала благопристойность. Для нее это было чем-то вроде парадной формы, которую должны надевать люди порядочные, коммерсанты и собственники, чтобы оказать уважение религии.
В тот день красивая колбасница, войдя в церковь Святого Евстафия, осторожно затворила за собою двойную дверь, обитую полинялым зеленым сукном, истертым руками набожных молельщиц. Она омочила пальцы в чаше со святой водой и не спеша перекрестилась. Потом, стараясь ступать неслышно, Лиза направилась к приделу Святой Агнесы, где две женщины, стоя на коленях и закрыв лицо руками, дожидались своей очереди, а голубое платье третьей виднелось из исповедальни. Госпоже Кеню стало немного досадно; она обратилась к церковному сторожу в черном клобуке, который медленной походкой проходил мимо:
– Разве аббат Рустан принимает сегодня исповедующихся?
Тот ответил, что господин аббат скоро кончит, так как остались всего две дамы, и посоветовал Лизе присесть в ожидании своей очереди. Она поблагодарила, не сказав, что пришла не для исповеди, и, решив подождать, направилась мелкими шажками по церковным плитам к главному входу. Отсюда молодая женщина стала разглядывать центральный свод, высокий и строгий, без всяких украшений, и ярко расписанные боковые приделы. Она слегка вздернула подбородок, находя главный алтарь слишком простым, не понимая холодного величия камня; ей гораздо больше нравились позолота и завитушки боковых приделов. Со стороны улицы Дюжур приделы утопали в сероватом сумраке и освещались только через пыльные окна, тогда как со стороны рынка закат зажигал цветные стекла, расписанные нежными красками, преимущественно зеленой и желтой, до того прозрачными, что они напоминали молодой женщине бутылки с ликерами перед зеркалом у Лебигра. Лиза перешла на эту сторону, как бы согретую ярким пламенем, и на минуту залюбовалась ракой со святыми мощами и разукрашенным алтарем, с рисунками, на которых играли радужные переливы преломленных лучей. Церковь была пуста; под сводами – трепетная тишина. Несколько женских платьев темнели пятнами на матовой желтизне стульев, а из запертых исповедален слышался шепот. Вторично проходя мимо придела Святой Агнесы, колбасница увидела голубое платье, по-прежнему расстилавшееся у ног аббата Рустана. «Если бы я захотела, то могла бы исповедаться в десять секунд», – подумала Лиза, гордясь своей честностью.
Она вошла вглубь храма. Позади главного алтаря, в тени двойного ряда колонн утопал, окутанный мраком и тишиной, придел Богоматери. На темной живописи окон выступали лишь одежды святых, ниспадавшие широкими красными и фиолетовыми складками, горевшими в немом молитвенном экстазе среди благоговейного сумрака, точно пламя мистической любви. Это был уголок тайны, сумеречный уголок рая, где теплились звездочками две восковые свечи, где чуть видимые четыре люстры с металлическими лампадами, спускаясь со свода, напоминали большие золотые кадильницы, колеблющиеся в руках ангелов над ложем Пресвятой Девы. Там, между колонн, всегда можно увидеть млеющих от мрачного сладострастия женщин, которые опираются локтями на сиденье перевернутого стула.
Лиза совершенно спокойно стояла и смотрела. Она вовсе не была нервной и находила, что напрасно здесь не зажигают люстр – при свете было бы гораздо веселее. В этих потемках
- Король в Желтом - Роберт Уильям Чамберс - Разное / Ужасы и Мистика
- Призрак Оперы. Тайна Желтой комнаты - Гастон Леру - Зарубежная классика / Исторические приключения / Разное / Ужасы и Мистика
- Пробуждение - Кейт Шопен - Зарубежная классика
- Русская революция от Ленина до Сталина. 1917-1929 - Эдуард Халлетт Карр - История / Разное / Прочая научная литература / Прочее
- Центральный парк - Вальтер Беньямин - Разное / Культурология / Науки: разное
- Пират - Аргирис Эфтальотис - Разное
- Кашпар Лен-мститель - Карел Матей Чапек-Ход - Зарубежная классика
- Золото тигров. Сокровенная роза. История ночи. Полное собрание поэтических текстов - Хорхе Луис Борхес - Зарубежная классика / Разное / Поэзия
- Ромео и Джульетта (Пер. Т. Щепкина-Куперник) - Шекспир Уильям - Зарубежная классика
- Аватара - Теофиль Готье - Разное / Ужасы и Мистика