в пионерском лагере под Харьковом. Политзанятия для штата лагеря, вожатых и обслуживающего состава, происходили раз в неделю, днем, во время перерыва на обед, когда дети спали. Обычно их проводил завхоз, который медленно и с трудом читал нам статьи из газет о политических новостях. Главной новостью одного, запомнившегося мне навсегда дня, было сообщение об аресте главы КГБ Берии и его обвинении в том, что он английский шпион. Зачем Берии шпионить в пользу Англии?!
В голове вспыхнула мысль – это же просто шайка бандитов, борющихся за власть! У них никогда не было никаких идеалов, только стремление к власти. Для меня это было последней каплей, и мои счеты с советской властью на этом достигли своего апогея. Читаю то, что сейчас написал, и думаю, как наивны были мои заблуждения, в то время, когда уже миллионы людей понимали, что есть что. Но таких, как я было много, молодых (мне было 23) и слепых. Думаю, что те, кто читает сейчас эти строки, не будет осуждать мою глупость и наивность. Единственное, что Советская власть сделала успешно, была не индустриализация и, тем более, не коллективизация, и даже не победа во второй мировой войне, а пропаганда, промывка мозгов и оболванивание огромной страны.
Все это, весь процесс “прозрения”, я описал для того, чтобы мой читатель понял одну из основных, так сказать, основополагающих причин нашей эмиграции в 1974 г.
В октябре 1959 г. я встретил Аллу, моего самого большого друга, возлюбленную и жену на всю жизнь. В январе 60-го мы поженились. Для меня и наших друзей она с самого начала, и до сегодняшнего дня, хотя нам обоим больше восьмидесяти, была не Аллой, а Аллочкой, но здесь, для читателя в публикующихся мемуарах, иначе говоря, в печатном виде, я называю ее Алла. За несколько дней до нашего решения начать жизнь вместе Алла рассказала мне историю своей ранней юности. Ее рассказ произвел на меня впечатление взрыва, которое завершило мое тогда уже вполне созревшее политическое сознание, еще одной, сугубо личной стороной, касавшейся не только Аллы, но всей нашей семьи: ее, меня и, в будущем, нашего сына Владика.
7 февраля 1951 г., ночью, в квартире на улице Качалова раздался резкий, угрожающий звонок в дверь. Это было время повальных арестов. За кем пришли, наверное, за отцом? Но на самом деле, пришли за восемнадцатилетней Аллой. Ордер на обыск и арест, Лефортово, одиночная камера на полтора года допросов, суд военного трибунала, приговор – заключение в лагерях на 25 лет, и… в 1956-м освобождение по амнистии. То, что я сейчас описал, это протокол событий, происходивших в те времена с сотнями тысяч людей. Но у каждого была своя судьба и история.
Жизнь шла вперед, родился наш сын Владик, Алла работала, я начал петь в Мадригале, появилось движение диссидентов, самиздат, в новостях все чаще сообщалось о новых политических процессах против инакомыслящих. Зазвучала авторская песня, имена Пастернака, Ахматовой, Цветаевой приобретали значение протеста.
Одними из первых таких процессов было дело генерала Григоренко, присужденного к помещению в психиатрическую больницу в 1964 г. за защиту крымских татар, и суд над Синявским и Даниэлем в конце 1965-начале 66 года. В 1968 были арестованы и получили разные сроки участники демонстрации против вторжения в Чехословакию. Вовсю шло преследование диссидентов (Сахарова, Буковского, Красина, Жореса Медведева). В 1970 г. был уволен из журнала Новый мир его главный редактор А. Твардовский, запрещен Солженицын. Полицейские политические щупальца захватывали все большие слои интеллигенции. Мы следили за всеми этими событиями с растущим беспокойством. Информации о реальной действительности было мало, но уже появился Самиздат, и люди проводили много времени, стараясь сквозь глушилки, услышать правду на Голосе Америки, Радио Свобода, Голосе Израиля и других станциях. Анатолий Максимович Гольдберг из Лондона стал членом многих семей, в том числе, нашей.
* * *
Однажды мне в руки попалась самиздатская брошюра, в которой Майя Улановская запечатлела судебное разбирательство дела их организации. Она подробно описывала всю процедуру судилища военного трибунала, речи обвинителей, выступления обвиняемых, и в центре была схема расположения обвиняемых, где в каждой клеточке стояло имя члена организации. Вдруг я увидел:
Алла Рейф! Я читал брошюру ночью и моментально представил себе, что, может быть, в эту самую минуту ее читает агент КГБ и видит имя Аллы, среди других. Как часто людей сажали по второму и третьему разу. Что делать? – Бежать… но как!
В самом начале 70 годов появились первые “вынужденные” эмигранты, т.е. люди, перед которыми власть поставила ультиматум: арест или отъезд из страны. Так эмигрировали Андрей Тарковский, Александр Галич, Юрий Любимов, Эрнст Неизвестный, Мстислав Ростропович, Виктор Некрасов. И, хотя это была, по сути, высылка из страны, слово эмиграция зазвучало во весь голос. Как раз в это время состоялось Соглашение о благоприятных торговых отношениях между Советским Союзом и Америкой, которое содержало и условие о более свободной эмиграции из Союза. Советская сторона объявила, что критериями для нее будут воссоединение семьи, отъезд на историческую родину (евреи, немцы Поволжья) и иммигранты в страну, из которой они эмигрировали в СССР (армяне). Так началась официальная эмиграция из матери-родины.
Для советских евреев, кроме всех политических и экономических обстоятельств, которые вынуждали думать об отъезде из страны, главной причиной таких мыслей был растущий и поощряемый правительством антисемитизм. Мы с Аллой не чувствовали его на работе прямо, хотя в обращении и манерах некоторых “коллег” были явные черты враждебности. Зато нашего сына Владика антисемитизм бил прямо в лицо. Клеймо еврея преследовало его каждую секунду в школе. Национальности всех учащихся значились в журнале классной руководительницы, учительницы истории Веры Сергеевны (Веры Серы, как называли ее ученики), и ее тон выдавал неприязнь, когда она называла русскую фамилию Владика, Туманов. Сын рассказывал нам обо всем этом каждый день, и мы, как могли, помогали ему, старались, чтобы эта повседневность не сломала его характера. Но однажды, придя из школы, Владик сказал: “Завтра меня будут бить. Весь класс”.
История была типичная. У школьников, которых на переменах заставляли смирно ходить парами, к концу дня накапливалось столько энергии, что любые агрессивные действия служили разрядкой. Любимым занятием было выбивание портфелей из рук товарищей. Однажды кто-то из мальчиков принес в класс показать яйцо пингвина, привезенного его отцом с дальнего севера. А после уроков началась обычная игра: выбивание портфелей – и Владик, конечно не нарочно, не думая, выбил портфель с яйцом. Яйцо было разбито, его владелец и Владик в слезах, а весь класс напустился
