до 400 граммов серебра, и мы взяли, конечно, из рук родителей, всякие семейные мелочи: серебряную сахарницу, щипчики для раскалывания твердого сахара рафинада и т.п. Таможенный чиновник все взвесил, отложил один предмет, и пропустил нас в самолет. Позже, через 40 лет в Канаде, мы будем смотреть на эти вещи не как на серебро, а как на далекий привет от родителей и бабушек-дедушек, которых уже больше нет.
Мы перед отъездом
Последние несколько дней перед отлетом были заполнены прощальными делами, например, мы потратили время, чтобы сделать для родителей памятные фотографии.
В аэропорт мы уехали рано утром на такси. Узнав, что мы улетаем, шофер спросил: “Вас в какой аэропорт везти – социалистический или капиталистический?” – “В капиталистический”, – закричали мы. Нас уже ждали родители и жена Гарика Зоя. Погода была мрачная, сквозь заволоченное облаками небо брызгал удручающий мелкий дождь. Все это соответствовало нашему настроению. Ольга Зиновьевна и Евгений Гутманович держались замечательно, беременная Зоя тихо плакала. Прозвучал сигнал к посадке, мы вошли в аэровокзал и со второго этажа через огромное окно видели три фигуры, махавшие нам руками.
Заняв места в самолете, Алла передала Владику большую хозяйственную сумку, в которой тихо сидела, как будто понимая остроту ситуации, наша собака Лада, белый английский фокстерьер с черной мордой. Мы все улетали в будущее…
Глава одиннадцатая
Вена
Сегодняшний день лишь со временем
Откроет свой смысл и цену;
Москва истекает евреями
Через отверстую Вену.
Игорь Губерман
Полет в Вену длился около двух часов, и все это время Алла провела в слезах. Она не замечала, как за окном самолета менялась погода. Мы с Владиком были напряжены, но не могли не видеть, что над нами засверкало сияющее солнце. Венский аэропорт представлял такой контраст тому, что было всего два часа назад! По залитому солнцем пространству сновали маленькие служебные машины ярчайших цветов: желтые, красные; служащие аэропорта в униформах всех оттенков радуги – все казалось нарядным и праздничным. Слезы под напором этих новых впечатлений высохли, люди в самолете – все они, как мы, были новыми эмигрантами – оживленно переговаривались. Наконец начали спускаться по лестнице и обнаружили, что, кроме солнца и ярких красок, нас встречал также большой взвод солдат с ружьями. Наша защита от возможных нападений террористов. Куда теперь?
На огромном поле аэропорта наша группа казалась нам совсем маленькой. Выпущенная из сумки в этот яркий и шумный мир, возбужденная Лада лаяла изо всех сил, и под ее лай солдаты вели нас в специальную огороженную территорию аэропорта, где проводилась регистрация и решалась дальнейшая судьба вновь прибывших эмигрантов из Союза.
Наши московские друзья Миша и Софа Шиллеры уже прошли через Вену и передали нам инструкции, как себя вести, когда ехать, что говорить. Вопрос о том, когда ехать был серьезным: поезд в Рим (!), где сейчас находились Шиллеры, вез советских эмигрантов один раз в неделю. Значит надо купить билеты из Москвы так, чтобы провести целую неделю в Вене, что и было сделано. И мы провели волшебную неделю в этом незабываемом городе. Но самым важным был номер телефона, по которому нужно позвонить, чтобы обеспечить наш переезд в Италию, а не в Израиль.
В то время, как я узнал позже, шла ожесточенная борьба двух сторон советской еврейской эмиграции: израильское правительство настаивало на том, чтобы все уезжавшие направлялись в Израиль. Его представителем была организация СОХНУТ, против нее выступал ХИАС. Мы знали об их существовании еще в Москве, но впервые столкнулись с ними только в Вене. Говорили, что Сохнут ставит препятствия всем, кто хочет изменить маршрут – поэтому и нужен этот таинственный номер телефона. Но ко времени нашего приезда борьба между Сохнутом и Хиасом, – который сумел доказать, что вопрос эмиграции евреев это не только проблема сионистского движения, но и вопрос свободы и прав человека, – кончилась победой последнего, так что шиллеровский волшебный телефон не понадобился. Все прошло гладко.
Представители Сохнута и Хиаса находились довольно близко друг к другу. Не помню сейчас точно, как это было – то ли задавался вопрос “Куда вы едете?”, то ли были плакатики с надписями “В Израиль” – “Не в Израиль”, но толпа скоро разделилась на две группы, бóльшая в Израиль, меньшая – куда-то… Процедура регистрации была медленной, и стоял оглушительный шум людских голосов под аккомпанемент лая нашей Лады. Представитель Сохнута, маленький человек с высоким голосом время от времени взывал ко мне со словами: “Перестаньте играться с собачкой!” Возбужденная Лада не унималась. Я успокаивал собаку как мог, но как только мне нужно было на минуту отойти, передав поводок Алле, она опять начинала свой концерт и снова слышался голос:
“Перестаньте играться с собачкой!”
Подошла наша очередь в группе “Не в Израиль”, все документы и свидетельства были зарегистрированы, и мы присоединились к тем, кто уже прошел формальности. Когда процедура завершилась для обеих групп, израильтян поместили в автобусы и под военным эскортом повезли в замок Шенау. Все знали, в какой опасности были они в связи с усилившимися угрозами арабских террористов. В воспоминаниях Голды Меир есть рассказ о том, как правительство Бруно Крайского (кстати, еврея) вело переговоры с террористами о закрытии Шенау и готово было им уступить. Обычно люди проводили в Шенау из соображений предосторожности коротких 23 дня и опять-таки под охраной доставлялись в аэропорт для полета в Израиль на самолетах Эль-Аль.
Нас же отпустили без охраны и на автобусах отправили в гостиницы. Не знаю, насколько это было разумно, но мы как бы растворились, потерявшись в венской толпе, и в конечном итоге ни с кем ничего не случилось. Представитель Хиаса снабдил каждую семью небольшой суммой денег на мелкие расходы, и мы их потратили разумно, как могли. Наша маленькая гостиница, что-то вроде пансиона, была убежищем для нескольких семей из Союза. В первый же день мы познакомились с семейством Толи и Лиды Черномордиков из Москвы и их дочкой, которую, к нашей неожиданности и удовольствию, звали… Лада – Лада Черномордик. Наша черномордая Ладушка не обижалась: у нее была другая фамилия. С ними была и суровая, очень пожилая матрона, мать Лиды, которая неустанно пилила и ела все семейство. Черномордики были славными людьми, нашим единственным разногласием оказалась их теория, что фрукты – только для детей. А фруктов была масса, и они были дешевы. Самыми
