в Киев находит Гмырю в столице Украины. И он делает единственное, что может певец в таких обстоятельствах, он продолжает петь, для местного населения и иногда для нацисткой элиты. На одном из его выступлений присутствовал Гитлер. После войны на Гмырю посыпались обвинения в сотрудничестве с немцами и измене родине. Спас певца своим вмешательством Хрущев и встреча со Сталиным, после которой он получил звание Народного артиста СССР. Так Гмыря продолжил свою карьеру ведущего баса в Союзе.
Борис Романович Гмыря
Нина Дорлиак и Святослав Рихтер составляли необыкновенный ансамбль, в котором голос и фортепиано были равными партнерами: не голос на первом плане, а аккомпанемент на втором, но два музыканта, составляющие замечательное единство. Конечно, нельзя сравнить гений Рихтера с талантом Дорлиак, но они в концертах и записях вместе укрепляли и вносили новое в традиции русской вокально-камерной школы. В этом сыграли роль близость их музыкальных вкусов и стремлений.
Репертуар был широким: русская и зарубежная классика, барокко, советский авангард того времени – Прокофьев и Шостакович. Исполнение Гадкого утенка Прокофьева стало сенсацией, прекрасное пение Дорлиак и незабываемые сольные части для фортепиано в исполнении Рихтера. В звуках рояля мы слышали и буквально ощущали, как замерзает вода в озере, где плавает гадкий утенок, борясь за свою жизнь.
Однажды к Нине и Славе пришел Шостакович и принес свое новое сочинение, цикл песен на слова еврейских поэтов. Он сыграл и спел все песни и попросил Дорлиак и Рихтера быть первыми исполнителями и найти еще двух певцов: меццо-сопрано и тенора. Времена в Советском Союзе были тяжелые, и Еврейские песни были исполнены только через 7 лет, через 3 года после смерти Сталина. После визита Шостаковича возбужденный Рихтер сказал: “Ниночка, ты понимаешь, кто к нам приходил, это ведь как если бы к нам пришел Чайковский!”
Первая запись еврейского цикла была осуществлена не с Рихтером, а с Шостаковичем за роялем. Это шедевр. Первый номер, Плач по мертвому ребенку, – дуэт сопрано и альта, – Нина Дорлиак и Зара Долуханова. Диалог между двумя женскими голосами вызывает слезы:
Мою последнюю программу, опера Игрок Прокофьева, я сделал уже не в Эдмонтоне, а в Лондоне, Онтарио, куда мы переехали в 2004 г., там живет наш сын с семьей. Лондон это меленький провинциальный город, ничего общего с большим Лондоном. Но у нас есть все, как у большого – река Темза, крошечная улица Пикадилли, рынок Ковент Гарден, где, однако, нет оперы, а в 45 минутах езды шекспировский фестиваль в городе Стратфорде, и если Лондон ничем не знаменит, то Стратфордский фестиваль известен на весь мир. Игрок был моей последней работой, связанной с официальным миром. Теперь я стал частной личностью и всерьез перешел на пенсию в 74 года. Но у меня была еще одна задача – написать воспоминания о себе, моих близких и о временах, в которые я жил. Начало этому проекту положено в 2005 г., а с 2011 мои воспоминания, Шаги времени, публиковались в интернетных русских журналах Заметки по еврейской истории и Семь искусств, под редакцией Евгения Берковича, которому я очень благодарен за поддержку и терпение. Теперь и это закончено. Что дальше? Я слушаю шаги времени…
Вместо эпилога
Шаги времени…
Шаги времени, несущие радость и взлеты, горе, разочарования и падения – всегда неумолимо идут вперед. Шаги времени это открытия юности, уверенность и ошибки зрелости, мудрость и ограниченность старости, идущей к неизвестности? Вечности? Слушая шаги времени, кто-то решает двинуться в новом направлении и находит себя в эмиграции, для одних – одной из самых больших трагедий, для других – открытие новых горизонтов. Шаги времени вырывают эмигранта первого поколения из привычной жизни. Позади остаются корни: родная культура, язык, люди. Но все так или иначе приспосабливаются, осваивают язык, обычаи, а многие добиваются успехов и удовлетворения. Шаги времени могут быть и жестокими, и приносить счастье. Шаги времени нужно слышать и понимать
Прощай, дорогой читатель. Слушай шаги времени…
