Рейтинговые книги
Читем онлайн Чрево Парижа. Радость жизни - Эмиль Золя

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 58 59 60 61 62 63 64 65 66 ... 167
косынку на груди, едва созревшая и вся дышащая свежестью весны, девушка соблазняла, внушала чувственные желания. Ведь сама Сарьетта, ее руки, ее шея придавали плодам влюбленную жизнь, атласистую теплоту женщины. Рядом с нею, в соседнем ларьке, старая торговка, отвратительная пьяница, выставляла одни сморщенные яблоки, груши, отвислые, как пустые груди, абрикосы трупного цвета, отливавшие противной желтизной, как кожа колдуньи. А молоденькая Сарьетта обращала свою выставку в одно громадное нагое наслаждение. Это ее губы положили здесь одну за другой румяные вишни, точно следы поцелуев; это она выронила из своего корсажа шелковистые персики; она поделилась со сливами самой своей нежной кожей – кожей на висках, на подбородке, в углах рта; она перелила немного своей алой крови в жилки красной смородины. Страстный пыл красавицы заставлял созревать и наливаться эти плоды земли, все эти семена, любовь которых заканчивалась на этом лиственном ложе, в глубине мшистых альковов – в маленьких корзинках. Цветочный ряд позади ее лавки издавал тусклый запах в сравнении с ароматом жизни, исходившим из этих початых плетенок и ее растрепанной одежды.

В тот день Сарьетта совсем опьянела от мирабели, наполнявшей рынок. Она отлично видела, что у мадемуазель Саже припасена какая-то крупная новость, и хотела навести ее на разговор; однако старуха отвечала, топчась на месте от нетерпения:

– Нет-нет, мне некогда… Я бегу к госпоже Лекёр. Ах, что я только узнала!.. Пойдемте, если хотите.

В самом деле, она завернула во фруктовый павильон лишь для того, чтобы завербовать Сарьетту. Та не могла устоять против искушения. Господин Жюль был тут же и раскачивался на перевернутом стуле, выбритый и свежий, как херувим.

– Посторожи минуту ларек, – сказала она ему. – Хорошо?.. Я сейчас вернусь.

Девушка уже сворачивала в проход, когда он встал и крикнул своим басом ей вдогонку:

– Ну уж извини!.. Знай, я ухожу… У меня нет никакой охоты дожидаться тебя здесь битый час, как это было недавно… Кроме того, от твоих слив у меня начинает болеть голова.

И он преспокойно ушел, заложив руки в карманы. Лавочка осталась без присмотра. Мадемуазель Саже бегом потащила Сарьетту. В павильоне молочных продуктов соседка сказала им, что госпожа Лекёр в подвале. Сарьетта тотчас спустилась вниз на поиски, а старуха расположилась посреди сыров.

Внизу, в подвале, очень темно; вдоль проходов, из боязни пожара, кладовые затянуты частой металлической сеткой; редкие газовые рожки образуют в сгущающихся под низким сводом зловонных испарениях желтые пятна без лучей. Однако госпожа Лекёр приготовляла здесь масло на одном из столов, расставленных со стороны улицы Берже. Слуховые окна пропускают лишь тусклый свет. Столы, которые постоянно в изобилии поливаются водой из кранов, белы как новые. Повернувшись спиной к насосу у задней стены, торговка сбивала в дубовом ящике масло. Она брала образцы различного масла из стоявшей возле нее посуды и перемешивала их, сдабривая одни сорта другими, как это делают при разливе вин. Согнувшись вдвое, вздернув острые плечи, обнажив худые узловатые руки, похожие на тычины, она с яростью вдавливала кулаки в жирное месиво, принимавшее белесоватый цвет мела. Пот лил с нее градом, и она громко пыхтела при каждом усилии.

– Тетушка, с вами хочет поговорить мадемуазель Саже, – сказала фруктовщица.

Госпожа Лекёр остановилась и поправила масляными пальцами чепчик на волосах, очевидно не боясь сальных пятен.

– Ей надо сообщить вам что-то очень интересное.

– Сию минуту, крошка.

И она снова запустила в масло руки по самый локоть. Предварительно размягченное в теплой воде, оно облипало ее жесткое, как пергамент, тело, отчего у нее выступили толстые фиолетовые жилы, бороздившие кожу и похожие на лопнувшие от расширения вены. Сарьетте стало ужасно противно смотреть на эти отвратительные руки, с ожесточением месившие сочную массу. Но девушка вспомнила свое прежнее ремесло: в былое время племянница госпожи Лекёр сама погружала в масло свои восхитительные руки, работая иногда до полудня; оно даже заменяло ей миндальную пасту, служило мазью, смягчавшей кожу, сохранявшей ее белизну и розовый цвет ногтей, придавая нежность пальцам. Помолчав немного, девушка снова заговорила:

– А масло-то выйдет у вас, тетушка, неважное… Вы взяли чересчур твердые сорта.

– Прекрасно знаю, – со стоном ответила торговка. – Но как же иначе? Ведь надо его сбыть. Есть люди, которым нужен дешевый товар, вот им такой и приготовляешь… Да что там! И это чересчур хорошо для покупателей.

Сарьетта подумала, что она не стала бы есть месива, приготовленного руками тетки. Она заглянула в горшочек с разведенной в нем красящей жидкостью.

– Ваш рокур слишком светел, – заметила она.

Рокур придает сфабрикованному вручную маслу красивый желтый цвет. Торговки воображают, что им одним известен способ его приготовления и что они хранят свой секрет в нерушимой тайне, тогда как эта краска добывается просто из зерен растения року или орлеана; но правда и то, что его нередко заменяют соком моркови или ноготков.

– Ну, идете вы наконец! – воскликнула отвыкшая от смрада подвалов племянница, начиная терять терпение. – Мадемуазель Саже уже, пожалуй, ушла. Она, должно быть, узнала очень важные вещи насчет дяди Гавара.

Госпожа Лекёр моментально бросила все – и масляное месиво, и рокур. Она даже не вытерла рук, а только легким шлепком поправила чепец и пошла следом за племянницей; поднимаясь по лестнице, она повторяла в тревоге:

– Ты думаешь, что она не стала нас дожидаться?

Однако, увидев мадемуазель Саже между сырами, торговка успокоилась. Та и не думала уходить. Все три женщины уселись в глубине тесной лавчонки, чуть не на колени друг к другу, и заговорили, близко наклонившись одна к другой. Впрочем, старая дева предварительно добрых две минуты хранила молчание; потом, убедившись, что обе ее собеседницы сгорают от любопытства, она сказала наконец язвительным тоном:

– Знаете, Флоран-то… Теперь я могу вам объяснить, откуда он взялся.

И она протомила их еще минуту, а они не спускали с нее жадных глаз.

– Он бежал с каторги, – отрезала Саже, страшно понизив голос.

Сыры всевозможных сортов распространяли вокруг них острые запахи. На двух полках в глубине лавки стояли рядами глыбы масла: бретонское масло вылезало из корзин; нормандское, обернутое полотном, было похоже на слепки животов, на которые скульптор набросил мокрые полотенца; другие, початые глыбы, изрезанные широким ножом наподобие заостренных скал с долинами и трещинами, напоминали обрушившиеся вершины, позолоченные бледными вечерними лучами осеннего солнца. Под прилавком красного мрамора белели, как мел, корзины яиц, были здесь и ящики с соломенными плетенками, на которых лежали творожные сыры, сложенные верхушка к верхушке, и плоские, как медали, гурнейские сыры, более темные, испещренные зеленоватыми пятнами. Но в особенности много сыров громоздилось на прилавке. Тут, рядом с фунтовыми плитками масла, завернутыми в листья свеклы, распластался гигантский кантальский сыр, как бы разрубленный ударами топора; затем шел честер золотистого цвета; швейцарский сыр, похожий на колесо, отвалившееся от какой-нибудь колесницы варваров; голландские сыры, круглые, как отрубленные головы, перепачканные запекшейся кровью, твердые, точно пустые черепа, за что их и называют «мертвыми головами»; среди этой тяжелой тестообразной массы выделялся своим острым запахом пармезан. Три сыра бри лежали на круглых дощечках с унылым видом потухших лун; два из них, очень сухие, изображали полнолуние; третий, во второй четверти, – сочился белой, как сливки, жидкостью, образовавшей лужицу, несмотря на тонкие дощечки, при помощи которых старались сдержать эту жидкую массу. Пор-салю, похожие на античные диски, были помечены внизу клеймом фабрикантов. Романтур, обернутый в серебряную бумагу, напоминал кусок нуги или какой-то засахаренный сыр, попавший невзначай между этими сырами, выделявшими испарения. Рокфоры под хрустальными колпаками важничали, как богачи с жирными физиономиями, испещренными голубыми и желтыми жилками, точно пораженные постыдной болезнью людей, съевших на своем веку слишком много трюфелей. А лежавшие рядом на блюде козьи сыры, с детский кулачок, твердые и сероватые, напоминали булыжники, которые катятся из-под ног козла-вожака на крутых каменистых тропинках. Потом начинались неприятные запахи: от светло-желтых мондоров

1 ... 58 59 60 61 62 63 64 65 66 ... 167
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Чрево Парижа. Радость жизни - Эмиль Золя бесплатно.
Похожие на Чрево Парижа. Радость жизни - Эмиль Золя книги

Оставить комментарий