Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но сейчас, он поклясться мог, что пара глотков кагора никак не могла явиться причиною такому видению.
Почти на корточках он подкрался к окну.
Скакавшие по стеклу капли искажали мир снаружи, и отец Серафим не увидел за стеклом ничего, кроме сцепившихся в страшном танце веток да покачивающихся стволов.
Аккуратно, решив отчего-то не шуметь, отец Серафим задёрнул боязливо занавеску, развернулся и так и сел на подвернувшуюся кухонную табуретку.
Сон, который ещё недавно повисал на веках, теперь же совсем не шёл в голову.
Он поставил на пол пустую бутылку, затем подошёл к кривобокому серванту, нагнулся и открыл нижнюю дверцу. Пошарив рукой во тьме, он вынул припрятанный от попадьи именно для таких случаев сосуд. Он поднял его и рассмотрел.
Вспышка молнии пронзила занавески и подсветила жидкость внутри толстого стекла. Не в силах больше сомневаться, отец выдернул пробку. Благородные спиртовые пары ударили ему в нос.
От предвкушения он прикрыл глаза.
Затем запустил руку в карман и вытянул оттуда складной металлический стаканчик, который по осени приобрёл у одного умельца в рядах.
Привычным движением руки он тряхнул стакан. При этом кольца стакана разъехались и сомкнулись, образовав металлический конус.
Отец Серафим продул его от пыли и налил из бутылки полстаканчика того, что оказалось чистейшей, двойной прогонки, водкой, которую попадья не посмела выкинуть и лишь спрятала в комод, наивно полагая, что Серафим этого не заметит.
Аромат через ноздри проник ему в голову, закружил, завертел. Да так, что он, ещё даже и не выпив, начал забывать о проросшем в солнечном сплетении страхе.
Он выдохнул и опрокинул стаканчик. Пищевод приятно обожгло. Дыхание схватило. На глазах навернулись благодарные слёзы. Как и подобает православному человеку, отец Серафим не мог позволить себе двух вещей: закусывать первую и долго тянуть до второй. Поэтому он, едва выдохнув, снова наполнил стакан и выпил.
Некоторое время он недвижимо стоял, покачиваясь и переживая забытое наслаждение. Но новые звуки с кладбища вернули его в страшноватую реальность. Звуки эти было сложно описать. Это было что-то среднее между стенаниями и улюлюканьем. Будто кому-то подсыпали в штаны углей.
С удивительно трезвой для своего теперешнего состояния рассудительностью отец Серафим заключил, что источником, единственно возможным источником этого крика мог быть не кто иной, как сам дьявол.
Он цокнул языком и позволил себе ещё водки пальца на четыре. Ему вдруг подумалось, что пока паства спокойно спит, он – служитель Христа – продолжает нести свой смиренный пост, охраняя землю от Сатаны.
Серафим отхлебнул из кружки.
– А что может быть благороднее этого? – заговорил он вслух сам с собой. – Разве что государево дело. Да, непременно сложнее. Ведь у государя-самодержца приход – это цельная держава! А то и ещё вдобавок несколько держав помельче.
Гордо, страшно гордо стало отцу Серафиму за отчизну свою. Как всегда становилось после водки. В этом он даже и видел метафизическую связь напитка этого с судьбой России и более того, с божьим покровительством. Об этом он не раз вёл многочасовые богословские беседы с другими попами, когда служил в городе.
Теперь же обсудить это было не с кем. Он был один в маленьком сыром домике, а за окном в это время хлюпали мерные шаги.
Шаги были тяжёлыми и ровными. Казалось, что идущему нипочём был ливень и грязь. Что ему некуда торопиться. И этот кто-то, кто бы он ни был, шёл прямой дорогой по направлению к приходскому домику.
Колени отца Серафима прострелила слабость. Он опустился на табуретку, отставил бутылку и стал молиться. Молиться, чтобы дьявольская напасть обошла его дом стороной. Кто бы ни направлялся к нему с кладбища, здесь, в окружении резных окладов и укутавшись в вечный запах свечей и ладана, он должен быть в безопасности.
– Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое; да будет воля Твоя яко на небеси, и на земли, хлеб наш насущный даждь нам днесь, и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим, и не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого.
Что-то подсказывало, что эту битву с лукавым ему не выиграть в одиночку.
Но медленно вера вместе с остатками патриотизма начала покидать его. И пространство, страшное, неизвестное, тёмное пространство, начало снова сжиматься вокруг.
Шаги за окном приближались, и мерцающая тьмою неизвестность пробиралась в его душу, изгоняя оттуда христианские концепции и заселяя её древними языческими страхами и суевериями.
Страх чёрными струпьями пророс в груди отца Серафима.
Шаги затихли возле занавешенного окна. В оконной раме появилась громадная тень. Затем фигура отдалилась и чьи-то тяжёлые ноги пошли вдоль стены дома по направлению к двери.
– Яко Твое есть Царство и сила и слава во веки, – шептал отец Серафим и крестился.
Из-за двери теперь раздавалось чьё-то звериное прерывистое дыхание.
Раздался колокольчик звонка. Отец Серафим вздрогнул. Затем стоящий за дверью дёрнул за шнурок ещё два раза.
«Вот оно, – подумал отец Серафим. – Пришло моё время».
Сам не понимая, что делает, он поднялся, прошёл на ватных ногах до двери и открыл щеколду.
Дверь распахнулась, и на пороге предстал он.
Каким бы страшным ни рисовали дьявола фантазирующие клирики в древних книгах, настоящий сатана оказался куда более устрашающим. Толстое, разбухшее тело его было перепачкано в глине, на искажённом пучеглазом лице висели слипшиеся пряди волос, на лбу выдавался один коротенький иссиня-чёрный рог, коротенькие ножки перестукивали в нетерпении. Чудовище сопело и фырчало, будто ему не терпелось разорвать тело Христово на тысячи частей.
– Изыди, лукавый… – прошептал отец Серафим и попятился.
Лукавый поднял руку, в которой была зажата внушительная пачка мокрых ассигнаций. Затем чудище молвило человечьим и чуть гнусавым голосом:
– Они ваши. Только умоляю, батюшка, свезите тотчас в город.
* * *
Хор, погуляв вначале, выровнялся и залил залу стройным мужским пением. От пения этого, безусловно, красивого, но и пугающего, как и всё русское, публика переглядывалась и подёргивала плечами.
Дотянув последнюю тревожную ноту, хор рассыпался в похрустывающую отражениями и перешёптываниями тишину и беззвучно удалился.
Граф стоял и умилялся некоторое время этим ушедшим безвозвратно звукам. По щекам его текли слёзы.
Затем он шумно прочистил
- Скверная жизнь дракона. Книга четвертая - Александр Костенко - Городская фантастика / Попаданцы / Периодические издания / Фэнтези
- Три мира одиночества - Валерий Рыжов - Фэнтези
- Академия Тьмы "Полная версия" Samizdat - Александр Ходаковский - Фэнтези
- Дорога висельников - Наталья Резанова - Фэнтези
- Скверная жизнь дракона. Книга пятая (СИ) - Костенко Александр - Фэнтези
- Лунный Зверь - Игорь Вереснев - Фэнтези
- Бисер для вепря - Татьяна Гуськова - Детективная фантастика / Любовно-фантастические романы / Периодические издания
- Серебряная река - Шеннон А. Чакраборти - Фэнтези
- Ухватить молнию - Кэтрин Азаро - Фэнтези
- Злой город - Дмитрий Силлов - Фэнтези