сообщалось следующее: «Отношение духовенства к власти враждебное, открыто выступать не решается, но частенько в религиозных беседах критикуя советскую власть, ударяет по натянутым струнам населения – о продовольственном и других вопросах хлебной монополии, свободной торговле»[270].
Но, как бы то ни было, в самом начале октября 1919 г. Сергию после долгих мытарств, мучительных и утомительных хлопот удалось получить разрешение на поездку в Москву сроком на три дня.
Ранним утром поезд медленно шел через московские пригороды. Пассажиры, истомленные дорогой, столпились у окон, наблюдая проплывающие мимо здания, мосты, церкви, дороги, изредка встречающиеся группы людей. Вот и перрон Курского вокзала. – Гра-жда-не, – зычно и нараспев крикнул проводник, – Мос-кв-а-а, столица! – И, чуть помедлив, добавил: – Па-пра-шу выходить и вещички не забывать!
Вместе с толпой, в которой преобладали серые шинели военных, Сергий вышел на привокзальную площадь. Быстро найдя свободного извозчика, удобно усевшись и устроив рядом багаж, бросил: «К Брестскому вокзалу!»
Утренний холодок освежил, прогнал дорожную усталость. Разом отодвинулись волнения и трудности, пережитые в поездке, которая из-за бесконечных остановок и проверок растянулась на 12 часов. «Наконец-то я у цели, – думал митрополит. – Теперь осталось добраться до Подворья, и можно считать дело исполненным». В кармане у Сергия лежал синий бланк телеграммы от патриарха – его пропуск и объяснение на все непредвиденные обстоятельства. В тексте значилось, что заседание Синода назначено на 16 часов 8 октября.
– Постой, – обратился Сергий к извозчику. Ему подумалось, что времени в запасе еще много, да и не стоит так рано тревожить патриарха. – Давай-ка сначала к Кремлю, давненько там не бывал.
Показались башни и стены Кремля, Пашков дом… Пролетка спустилась с Большого Каменного моста. Остановились у Манежа. Отпустив извозчика и предварительно сговорившись о встрече в Охотном ряду, оставшись один, Сергий неспешно шел по Александровскому саду. Он узнавал и не узнавал его: сквозь серые осенние облака вдруг проглянуло солнце, и стало видно, что могучие стволы вековых лип выкрашены в лиловый, фиолетовый, малиновый и желтый цвета. На фоне кирпично-красной стены они выглядели каким-то фантасмагорическим наваждением. Сидевший на скамейке обыватель, увидев, как Сергий изумленно озирается вокруг, любезно пояснил: «То художники-авангардисты с разрешения властей таким образом украшают город к двухлетию Октябрьского переворота».
«Прочь, прочь отсюда, – застучало в голове митрополита. – Бегом из этого царства призраков». Сразу же за воротами он увидел сотни людей: стариков, женщин, детей. Все они тянулись в одну сторону – к Иверской иконе. Подумалось: «Хоть здесь-то все по-прежнему. Та же толпа страждущих, нищих и убогих с одинаково умиленными лицами. Вот она, настоящая верующая Россия, спасаемая и спасающая от всех невзгод и бед. И сердце России – Иверская часовня с чудотворной святыней. Вокруг нее сплотившись, все вместе и спасемся».
В три часа дня митрополит Сергий, немного передохнув в Валаамском подворье, отправился на заседание Синода. Вот и Троицкое подворье. Пройдя в дом и поднявшись на второй этаж в зал заседаний Синода, Сергий присоединился к уже собравшимся приглашенным: членам Синода и Высшего церковного совета, московским благочинным, настоятелям крупных московских церквей и наместникам монастырей. Ровно в четыре в зал вошел патриарх Тихон.
– Как вам известно, – начал он свое вступительное слово, – нынешней весной от имени всей полноты Церкви православной мы обращались в Совет народных комиссаров с требованием прекратить надругательства над останками чтимых народом угодников, указуя, что вскрытие мощей обязывает нас стать на защиту поруганной святыни и в случае его продолжения вынудит нас отечески возвестить народу, что должно повиноваться больше Богу, нежели человеку. Но не внемлят голосу Церкви нынешние правители. Как сообщают из Тотьмы и Новгорода, Твери и Ярославля, Ростова и Белева, из других российских городов, вскрытия продолжаются, уже десятки и десятки святых останков выставлены на посрамление и осмеяние. Месяц назад Синод обращался в ликвидационный отдел Наркомюста. С поступившим ответом я вас сейчас ознакомлю.
Патриарх достал очки и не спеша протер их, затем надел, взял со стола лист и прочитал: «В ответ на Ваше письмо VIII отдел Народного комиссариата юстиции сообщает, что безобразия при вскрытии мощей, конечно, недопустимы, о чем разослан циркуляр. Разубедить же старух невозможно. Но имеются массы писем и сообщений с мест, что впечатление в массах при вскрытии мощей не в пользу суеверий, а наоборот. Заведующий VIII отделом Наркомюста П. Красиков».
– Думается – продолжил патриарх – присутствующие имеют представление о том, как все это делается и как к этому относятся миллионы верующих. Нам надо обсудить состояние дел и наметить какие-то шаги к разрешению вопроса. Может, следует обратиться к пастве с новым посланием о надругательстве над мощами, а, может, и перед Совнаркомом ходатайствовать, чтобы не вскрывались святые мощи, не забирали их в музеи, а оставляли святыни в ведении верующего народа. По моей просьбе доклад подготовил Преосвященный Сергий. Пожалуйста, Владыка.
– Ваше Святейшество, ваши Преосвященства и досточтимые отцы, – начал свое выступление митрополит Сергий. – Мне представляется, что с повторным обращением о святых мощах надо повременить. Во-первых, еще не везде успели исполнить распоряжение об устранении во всех храмах и монастырях всякого повода к глумлению и соблазну в отношении святых мощей. А во-вторых, желательно сейчас неотложно снабдить пастырей Церкви соответствующими материалами богословского осмысления существа понимания слова «мощи». Надо убеждать, что Церковь никогда не связывала поклонение чудодейственным мощам с обязательным наличием «целых» тел угодников Божиих. Для Церкви святы любые дошедшие из глубины истории останки христианских святых. Об этом надо говорить и в проповедях, и в печати, и при встречах с верующими. И еще… – Сергий замолчал, как бы раздумывая, следует ли произносить следующую фразу, и все же сказал. – Надо ли идти на новое обострение отношений с властью? Очевидно же, что сила на ее стороне, да и многие верующие с ней. Не используют ли власти это обращение, чтобы вновь обвинить нас, по их терминологии, в контрреволюционности? Может, пора с учетом обстановки продемонстрировать некоторую нейтральность к политической жизни, политике и политикам? Сделать какой-то примирительный шаг?
С краткими заявлениями выступили многие из присутствовавших. Разговор шел в основном в поддержку прозвучавших предложений митрополита Сергия: и обследование мощей завершить, и с властями как-то поладить…
– Итак, все выступили, – подвел итог патриарх. – Касательно письма в Совнарком… – Тихон помедлил, будто подбирая слова. – Давайте так поступим: не будем пока ничего и никому из властей посылать. Через пару-тройку недель еще раз встретимся и обговорим этот вопрос… Думаю, что вы, – повернулся он к Сергию, – во многом правы. А теперь объявляю заседание закрытым.
На следующий день в дом на 2-й Тверской-Ямской пришел посланник из Троицкого подворья.
