Исполнение светского акта (циркуляра Наркомюста) реализовывалось стремительно, и уже в декабре 1920 г. VIII съезд Советов констатировал, что в период 1918–1920 гг. состоялось 62 вскрытия мощей православных святых. В ряде епархий освидетельствования мощей, проводимые в рамках указа патриарха, но без согласований и разрешений со стороны советских органов, впоследствии были признаны властью «незаконными», а его организаторы и участники были привлечены к судебной ответственности.
…Во исполнение указания патриарха, с конца февраля 1919 г. в Новгородской епархии под началом викарного епископа Тихвинского Алексия (Симанского), без уведомления властей, начались освидетельствования мощей. Первыми освидетельствованы мощи преподобного Антония Римлянина в Антониевом монастыре. Несколько позже епископ посетил Сковородский монастырь с той же целью.
По слухам, циркулировавшим в церковной среде Новгорода, на начало апреля власти наметили массовую кампанию по вскрытию мощей. Действительно, 3 апреля 1919 г. Новгородский губисполком принял постановление о проведении вскрытия мощей, находившихся в пределах Новгородской губернии, в том числе и в Софийском соборе Новгорода.
Стремясь опередить власти, епископ Алексий вместе с духовенством, не уведомляя местные власти, освидетельствовали мощи в Софийском соборе. Из рак вынули вату, лишние пелены и другие посторонние предметы. А наутро в собор пришла общественная комиссия, состоявшая из представителей местных Советов, воинских частей, партийных и общественных организаций. Вскрыты были шесть рак. От глаз комиссии не укрылся тот факт, что некоторые из мощей были кем-то заботливо приведены в порядок. По итогам работы комиссия доносила председателю ВЧК Ф.Э. Дзержинскому: «В губернии… производилось вскрытие мощей Софийского собора в присутствии представителей различных организаций и духовенства. Вместо нетленных мощей оказались полусгнившие человеческие кости. К вскрытию мощей население отнеслось спокойно»[264].
Епископ Тихвинский Алексий (Симанский) в губернской газете «Звезда» в статье «Что такое мощи?», опубликованной после проведенного вскрытия, убеждал верующих и неверующих, что «решительно должны отпасть легенды о том, будто в раках заключается что-то искусственное, не имеющее отношения к угодникам. Впрочем, не желающие верить не поверят и самой очевидности… Мы же, служители Церкви, и все верующие заветам Христа, Спасителя мира, не должны смущаться и не смущаемся никакою силою неверия и бесстрашно должны нести всякие испытания нашей верности Господу Иисусу и Его Божественному учению»[265].
Спустя неделю епископ Алексий вместе с членами Епархиального совета обратился к властям с просьбой вернуть мощи в храм. Но положение осталось без изменения: мощи были выставлены на всеобщее обозрение в церкви Входа Господня в Иерусалим в Новгородском кремле, куда хлынул поток любопытствующих из Новгорода и близлежащих деревень. Странное и непонятное чувство порождали в сердцах духовенства поступки и слова тех, кто, казалось, еще совсем недавно с благоговением и религиозной экзальтацией молились в храмах, прикладывались к святым мощам, шептали молитвы-обращения, а теперь – не просто безразличие и покорность обстоятельствам, факту осквернения святынь, но и активное в том участие! Видно, что-то внутри этих крестьян и рабочих давным-давно сдвинулось в их отношении к вере и церкви, и виноватыми в том были отнюдь не большевики и не советская власть… [266]
Наибольший всероссийский резонанс получила история со вскрытием мощей Сергия Радонежского, хранившихся в течение веков в Троице-Сергиевой лавре. В начале марта 1919 г. в газетах Сергиева Посада, а затем и Москвы появляется информация о желании «некоторой группы лиц» вскрыть и подвергнуть осмотру мощи святого. На заседании Совета рабочих и крестьянских депутатов Сергиева Посада 1 апреля 1919 г. фракция коммунистов вносит резолюцию: «считая, что мощи Сергия являются средством пошлой эксплуатации малосознательных масс и почвой для злостной агитации черного духовенства, пленум Совдепа считает необходимым мощи Сергия вскрыть».
После бурного обсуждения, голосами: «за» – 29, «против» – 3, «воздержались» – 4, резолюция принимается[267]. С просьбой предотвратить «святотатство» к Ленину вначале обращается наместник Лавры архимандрит Кронид (Любимов), а затем и патриарх Тихон, писавший 2 апреля 1919 г. председателю Совнаркома: «По долгу пастырского служения заявляю вам, что всякое оскорбление религиозного чувства народа вызовет в нем естественную скорбь, справедливое негодование и может взволновать его даже в несравненно большей степени, чем все другие невзгоды жизни… Вскрытие мощей нас обязывает стать на защиту поругаемой святыни и вещать народу: должно повиноваться больше Богу, нежели человекам (Деян. 5:30)» [268].
Но все призывы Тихона остались без внимания. 11 апреля 1919 г. в присутствии многочисленных представителей местных и центральных властей, общественных организаций, монастырского духовенства, монашествующих и верующих мощи были вскрыты. Весь процесс был заснят на кинопленку. На следующий день после вскрытия исполком Сергиево-Посадского Совдепа, ссылаясь на многочисленные просьбы волостных советов оставить мощи во вскрытом состоянии, чтобы желающие могли их видеть, постановил: «вскрытые мощи оставить держать открытыми для обозрения граждан»; устроить стеклянную крышку над гробницей и опечатать ее.
…Одновременно с бедами общецерковными патриарх переживал и личные беды. 12 июля 1919 г. на него было совершено покушение. Святейший в сослужении сонма духовенства и при обычном, многотысячном, стечении молящихся, совершал торжественную литургию в храме Христа Спасителя по случаю Петрова дня. По окончании ее и благословив молящихся, патриарх, в сопровождении своего многочисленного окружения и клириков храма Христа, вышел из кафедрального собора и направился к своей пролетке, стоявшей, по обыкновению, внизу широкой каменной лестницы. В этот момент из толпы к нему подбежала вооруженная ножом женщина и, воспользовавшись всеобщим мгновенным замешательством, нанесла патриарху удар в правый бок. Пострадавшему немедленно была оказана медицинская помощь; к счастью, нож застрял в одежде и ранение было легким.
Задержанная была доставлена в милицию, где при установлении ее личности назвалась Пелагеей Кузминичной Гусевой. В октябре 1919 г. особая сессия Московского совнарсуда при участии представителя Наркомюста П.А. Красикова рассматривала дело о покушении на патриарха Тихона. Гусева, согласно представленным медицинским документам, была признана психически ненормальной, действовавшей в день покушения в невменяемом состоянии. Суд вынес решение «от судебного преследования освободить и дело прекратить» и направить Гусеву на лечение в психиатрическую лечебницу[269].
В октябре 1919 г. патриарх решил собрать заседание Синода и Высшего церковного совета по вопросу вскрытия мощей. Членам Синода, а также иерархам ближайших российских епархий или проживавшим в Москве, было направлено приглашение.
Среди тех, кто получил приглашение патриарха, был митрополит Владимирский Сергий (Страгородский). Хотя Владимир и расположен относительно недалеко от Москвы, но добираться до нее было непросто. Железные дороги были на военном положении, и получить пропуск для проезда в Москву любому гражданскому лицу можно было только у властей. В условиях Гражданской войны власти весьма неохотно выдавали их иерархам церкви, считая их поездки по стране нежелательными, тем более что для властей церковь стала силой, выступающей на стороне белых или им сочувствующей. Например, в 1919 г. в одном из донесений Владимирской губчека
