мало думал о престиже династии, хотя и был пять лет (с 1899 по 1904 год) цесаревичем. В 1912 году он «ранил сердце матери», женившись на женщине «низкого происхождения и весьма сомнительной репутации». Позднее Марии Федоровне пришлось, превозмогая себя, признать этот мезальянс и даже принимать нежеланную невестку, дважды разведенную и новоиспеченную «графиню Брасову» (урожденная Шереметьевская Наталья Сергеевна; по первому браку Мамонтова, по второму – Вульферт).
К своему старшему сыну вдовствующая императрица относилась всегда с ровной симпатией, которая с годами, под влиянием происходивших событий, стала даже усиливаться. До нас дошло много посланий Николая II к матери, в которых он подробно рассказывал ей о событиях своей жизни, просил совета. По долгу правителя и по обязанностям родственника последний Романов постоянно и много писал писем. Однако, в отличие от всех прочих, за исключением корреспонденции к жене, письма к матери – это особая статья. Они самые пространные, в них он естественен, прост и откровенен.
На время правления Николая II пришлась неудачная Русско-японская война 1904–1905 годов, на которую он с такой легкостью согласился под влиянием, как оказалось, непорядочных и неумных советников. Испытанием стали и революционные потрясения 1905–1907 годов, когда тихая и мирная держава превратилась в кипящий котел недовольства и вражды, и эта страшная и сокрушительная сила чуть было не смела и трон, и порфироносного его хозяина.
Откуда в стране столько ненависти? Этот вопрос много раз возникал перед императором, и часто приходил на ум один и тот же ответ, который ему постоянно подсказывали «знающие люди» из ближайшего окружения. Это заговор кучки социалистов, масонов, евреев, которые, укрывшись в разных заграничных центрах, инспирировали оттуда смуты и волнения. Как было бы все просто, если бы было именно так. Причины лежали внутри страны, они коренились во всем строе российской жизни, в многочисленных напластованиях несуразностей и противоречий, которыми была так богата действительность России.
Летом 1906 года, анализируя неудачу проправительственных сил на выборах в I Государственную Думу, П.А. Столыпин писал императору: «У нас нет прочно сложившегося мелкого землевладения, которое является на Западе опорой общественности и имущественного консерватизма; крестьянство в большинстве не знает еще частной собственности на землю и, освоившись в условиях своего быта с переделом общинной земли, весьма восприимчиво к мысли о распространении этого начала и на частное землевладение. Нет у нас и тех консервативных общественных сил, которые имеют такое значение в Западной Европе и оказывают там свое могучее влияние на массы, которые, например в католических частях Германии, сковывают в одну тесную политическую партию самые разнообразные по экономическим интересам разряды населения: и крестьян, и рабочих, и крупных землевладельцев, и представителей промышленности; у нас нет ни прочной и влиятельной на местах аристократии, как в Англии, ни многочисленной зажиточной буржуазии, столь упорно отстаивающей свои имущественные интересы, как во Франции и Германии. При таких данных в России открывается широкий простор проявлению социальных стремлений, не встречающих того отпора, который дает им прочно сложившийся строй на Западе, и не без основания представители международного социализма рассматривали иногда Россию как страну, совмещающую наиболее благоприятные условия для проведения в умы и жизнь их учений».
Николай II был убежден, что простой народ, благочестивый и богобоязненный русский крестьянин, чтит Бога, а следовательно, и любит своего государя. Крестьянские волнения он не рассматривал как выступления против «всей системы» и венценосного верховного правителя. Эта вера в искреннюю народную любовь к нему Николай Александрович сохранял всю свою жизнь и не избавился от этой иллюзии даже после отречения. В то же время взаимосвязь между общественным недовольством и неудовлетворительным экономическим положением широких слоев населения Николай II прекрасно осознавал. После 9 января 1905 года, о кровавых событиях которого он горько сожалел, принимая рабочую депутацию, заявил: «Знаю, что нелегка жизнь рабочего. Многое надо улучшить и упорядочить, но имейте терпение».
Особенно его занимало неблагополучное положение многомиллионной крестьянской массы, страдавшей от малоземелья. Он считал этот вопрос первостепенным и «несравнимо существенным, чем те гражданские свободы, которые на днях дарованы России. (Речь идет о Манифесте 17 октября. – А.Б.) Правильное и постепенное устройство крестьянства на земле обеспечит действительное спокойствие внутри на много десятков лет». Однако он категорически возражал против всех форм насильственного отчуждения помещичьей земли, считая, что «частная собственность должна оставаться неприкосновенной». Это был важнейший его мировоззренческий принцип, которым он не мог поступиться.
Вместе с тем в 1905 году стало уже окончательно ясно, что для укрепления основ власти нужны преобразования в области крестьянского землевладения и землепользования. Николай II одобрил и поддержал курс столыпинских аграрных реформ, направленных на развитие и укрепление индивидуальных крестьянских хозяйств на свободных землях. О царской поддержке столыпинских преобразований почти никогда не говорят, хотя само их возникновение и осуществление без этого было бы невозможно. О Петре Аркадьевиче царь был очень высокого мнения, считал его крупным государственным деятелем. «Я тебе не могу сказать, как я его полюбил и уважаю», – писал он в конце 1906 года о нем матери.
Царь всегда находился в эпицентре, где перекрещивались интересы многих и многих персонажей из числа тех, кто или действительно играл историческую роль, или кто не был различим на политическом небосклоне, но кто желал потешитьсвое самолюбие у подножия трона. В почти двадцатитрехлетней истории царствования Николая II обращает на себя внимание одна черта, которая не была характерна для правления ни отца, ни деда, ни прадеда и высвечивающая самым неожиданным образом малоприметные, но весьма существенные стороны личности императора и окружающей его среды.
С первого дня воцарения и буквально до последнего мгновения приближенные всех уровней часто считали возможным использовать свое положение для воздействия на венценосца. Делалось это иногда довольно беззастенчиво. Мотивы и методы были различны: «наставить на путь истинный», «открыть глаза», «предупредить об опасности», «засвидетельствовать свою преданность», «добиться милости», но суть всегда оставалась одна – получить от царя угодное отдельным лицам или группам решение.
Трудно найти в истории России другой пример подобного натиска на верховную власть. Такому положению в большой степени способствовала мягкость и деликатность натуры Николая Александровича, его неспособность сказать резкость или грубость и напомнить своему очередному собеседнику-просителю о том, кто есть кто.
Шумную и порою довольно надоедливую компанию, от общения с которой царь не мог уклониться, представляли те, кто по праву рождения был вхож в императорские апартаменты: многочисленные члены «Дома Романовых».
Николай Александрович вступил на престол, когда здравствовали влиятельные четыре брата отца: Владимир (1847–1909), Алексей (1850–1908), Сергей (1857–1905), Павел (1860–1919) и двоюродный дед Михаил Николаевич (1832–1909).
Кроме Павла, все остальные имели видные
