Гермионы упал на Рона, который, как ни странно, разговаривал с Амелией и ее любовницей Кэми. Амелия выглядела похудевшей, но более счастливой и расслабленной, чем Гермиона когда-либо видела ее, и Гермиона не была уверена, было ли это потому, что она больше не работала или потому, что она, так сказать, "вышла в свет" и могла перестать жить в тайне. Как бы то ни было, Гермиона была очень рада за нее, и за последний месяц они довольно много раз виделись, и Гермиона стала ближе, чем когда-либо, к своей старой наставнице.
Видя, что все гости кажутся счастливыми и довольными, ее мысли, наконец, вернулись к прошлой ночи, и она вздрогнула. Она все еще не могла поверить, что Люциус видел тот поцелуй… Слава Мерлину, он был готов поговорить с ней. У Рона, наверное, случился бы припадок раздражения.
Вчера Рон испытал такое облегчение, узнав, что с Мэнди все будет в порядке, что начал плакать, а Гермиона решила, что выпивка поможет ему успокоиться. Они направились в "Три метлы", где в течение тридцати минут Рон прикончил полбутылки огневиски и начал невнятно произносить слова. Не желая, чтобы он причинил себе боль, она привела его к себе домой, приготовила чашку кофе и постелила на диване.
Гермиона планировала спать в комнате для гостей, так как не хотела видеть Люциуса в ночь перед свадьбой. Люциус думал, что это глупый магловский обычай, но уважал желание Гермионы подчиниться традиции.
Вернувшись в дом, Рон начал откровенничать с ней о своих чувствах к Гарри, потом об их браке и, наконец, о своем сожалении в своей неверности. Он не жалел, что сделал это, но, казалось, ненавидел, что ему пришлось так долго лгать Гермионе и детям. Они, наконец, разоткровенничались и обо всем поговорили, и это было тем самым завершением, которого и не хватало с момента их разрыва.
Гермиона поняла, как она устала, и поняла, что ей нужно поспать, чтобы не идти к алтарю с огромными мешками под глазами, поэтому встала и направилась к дивану, чтобы отвести Рона. Он притянул ее в объятия, и это временно вывело Гермиону из равновесия, но было приятно снова быть друзьями, поэтому она обняла его в ответ. К сожалению, в организме Рона все еще было слишком много крепкого алкоголя, поэтому он и поцеловал ее. Это так удивило Гермиону, что сначала она никак не отреагировала, но потом мягко оттолкнула его.
Понимая, что было плохой идеей держать Рона в доме в том состоянии, в котором он находился, Гермиона трансгрессировала его обратно в его собственный дом и уложила в постель. Она слишком устала, чтобы даже подняться наверх, и заснула, все еще одетая, на диване, который и предназначался для Рона.
Дети разбудили ее в восемь утра, и после того, как она высадила их у Гарри, Гермиона направилась в отель, где остановились родители, чтобы подготовиться. Она чувствовала себя виноватой из-за того поцелуя и знала, что должна рассказать об этом Люциусу, прежде чем он поведет ее к алтарю. Она хотела, чтобы этот брак был честным и открытым. И не хотела, чтобы между ними были какие-то секреты. Поэтому, когда она пришла на свадьбу, то зашла в небольшой туалет и попросила Гарри позвать к ней Люциуса.
Сначала его голос звучал так сердито, что Гермиона подумала, что он не поймет или не простит ее, но потом он понял… А остальное, как говорится, уже история. Гермиона знала, что они еще поговорят об этом позже, и она объяснит все более подробно, не потому, что этого требовал Люциус, а потому, что чувствовала, что он этого заслуживает. Затем она проведет следующие несколько часов, показывая ему… в мельчайших деталях… как она счастлива, что он женился на ней.
Мелодия закончилась, и Гермиона увидела, что Люциус направляется к ней с хищным выражением в глазах, и задрожала в предвкушении.
— Дорогая, считаю, что нам пора отправляться, — промурлыкал он ей на ухо, притягивая ее в свои объятия. — Наш медовый месяц ждет нас.
Гермиона обняла всех на прощание и поблагодарила Рона за то, что тот отвезет детей завтра на Хогвартс-экспресс, направляющийся в школу. Сказала родителям, что летом они привезут детей во Флориду погостить, и, обняв Роуз и Хьюго, отвела Гарри в сторону.
— Еще раз спасибо, что позволил нам остаться на твоей вилле на наш медовый месяц, Гарри, ты знаешь, что это имеет для нас особое значение. Увидимся через две недели, хорошо? — Гермиона крепко обняла Гарри; она будет скучать по нему… сильно.
— Гермиона, ты можешь оставаться там, сколько захочешь, глупышка… потому что это мой свадебный подарок тебе, — взволнованный Гарри улыбнулся своей лучшей подруге, видя ее такой счастливой.
— Как я уже сказала… спасибо, Гарри, я обещаю, что мы вернем ее в хорошем состоянии, — она отвернулась, чтобы найти своего мужа, когда Гарри схватил ее за руку и притянул обратно.
— Не так, Гермиона… Я имею в виду, это мой свадебный подарок… вилла… теперь она твоя, — Гарри выждал необходимые пять секунд, пока его слова окончательно не дошли до сознания, а затем улыбнулся, когда она вскрикнула, бросаясь в его объятия.
— О, ты замечательный, замечательный друг… Я люблю тебя… ты самый лучший… — у Гермионы на глазах выступили слезы счастья, когда он, наконец, отстранил ее руки, чтобы снова дышать.
— Тебе это нравится, так что вместо того, чтобы продавать ее… Я хотел, чтобы она была у тебя… И я тоже люблю тебя, подружка… — он поцеловал ее в нос и отступил, прежде чем она могла снова наброситься на него с объятиями.
— А сейчас тебе лучше уйти, Гермиона, а то твой муж бросает на меня определенно подозрительные взгляды… и веселись, дорогая, я буду скучать по тебе… — Гарри подтолкнул ее в направлении Люциуса и ожидающей машины.
Гермиона с мужем отправились в международный терминал аппарации на заднем сиденье длинного лимузина, благодаря ее родителям. К сожалению, роскошный интерьер с таким же успехом мог быть картонным из-за того, что они мало обращали на него внимание, торопливо начав праздновать свадебное путешествие.
* * *
Люциус стоял позади своей жены, когда они любовались заходящим сонцем с балкона своей спальни. Прохладный ветерок быстро высушил пот с его тела, и он почувствовал, как Гермиона слегка вздрогнула, когда он притянул ее к себе. Она была по-прежнему ненасытна, и они четыре раза занимались любовью, прежде чем выйти на воздух… Но он не жаловался.
"Разве это не самая прекрасная смерть?" — мелькнуло в голове.
Он наклонился и сбоку
