мелочи. В августе 1707 г., занятый войной со шведами, он писал из похода А.В. Кикину, что ему известно: «Многие деревья засохли, о чем также прошу в осень… на тех местах новые с лутчим бережением коренья и земли около них посадить в толстую оглоблю или малым толще». В другом письме Кикину он приказывал: «По письму вашему уведомились мы о дубовой роще, которой большая часть посохла, того ради…» И далее государь объясняет технику зимней посадки: «Нынешнею осенью заранее присмотри несколько небольших дубовых, а лучше кленовых дерев молодых и, присмотря, окопать около оных землю кругом и не замать до заморозов, чтоб окопанную землю с коренем морозом укрепило, и тогда перевесть и посадить в порозжем месте, где еще роща не досажена, а старых, которые посохли, до весны не выкапывать – авось ли б из тех примутца некоторыя». Царь ревностно следил за своими садом и сердился, если ему не рапортовали о его состоянии. В 1707 г., разгневавшись на молчание ответственных за посадки людей, он писал Кикину: «Щербаку и Островскому скажи, что они ко мне не пишут о моем дворе, а паче о огороде – за то им сам привезу по кафтану стеганому доброму»[706]. Какие «стеганые кафтаны» привозил склонный к мрачному юмору государь, подданные его хорошо знали.
Много лет Летний сад благоустраивали и холили опытные иностранные садовники, главным из которых был Ян Роозен, работавший в Петербурге с 1712 по 1725 г. Петр посылал в Голландию учиться садовой науке и русских людей[707]. Роозен (а потом и Леблон) составлял планы Летнего сада, придумывал в нем различные усовершенствования. Планы эти исправлял сам Петр, относившийся к своему детищу весьма пристрастно[708]. Каждый раз, возвращаясь из походов, царь любовался своим подросшим «огородом»[709].
Иностранцы, посетившие Летний сад, восхищались виденным. Как известно, в регулярных садах главным был геометрический принцип, выражавшийся в жестком подчинении природы искусству, в строгом следовании законам симметрии и перспективы. Поэтому деревья и кусты обязательно подстригали, порой самым причудливым образом, так, что они напоминали шары, кубы, а также зверей или птиц. Густая подстриженная зелень сирени, черемухи, акации, самшита (а при его недостатке – можжевельника), упроченная каркасами из проволоки и реек, делила все пространство сада на изолированные боскеты, коридоры, лабиринты. В выстриженных трельяжных нишах стояли статуи или журчали фонтаны. Посетители проходили по крытым, «огибным» дорожкам (другое название – «покрытые галереи»). Делать их было непросто. Каркас из деревянных дуг («поддуг») прикреплялся к врытым столикам брусками, а затем ветви посаженных рядом деревьев и кустов пригнетались и привязывались к этим сооружениям с помощью проволоки. Так возникал живой свод, создававший тень[710]. Из документа 1720 г. видно, что деревянные конструкции «крытых дорог» красили зеленой краской, а проволоки на их укрепление уходило очень много – «двадцать пуд»[711]. По этим зеленым коридорам посетители выходили в такие же зеленые залы, к пруду, посредине которого был островок с беседкой – место уединения царя. Иностранец, побывавший в Летнем саду в 1721 г., пишет, что попасть в беседку с берега можно было только на ботике. В пруду плавали утки и гуси, которые жили в домиках на берегу. Здесь же на крошечном, «всамделишном» кораблике катался карлик Петра[712]. По дороге на мостике гости могли случайно наступить на рычаг «фонтана-шутихи», и тогда их обливало струями воды, хотя, судя по современному Петергофу, под мостом, скорее всего, сидел служитель, открывавший кран.
Аллеи и дорожки, усыпанные мелкими ракушками[713] (а не песком), украшали мраморные статуи и бюсты, заказанные Саввой Рагузинским и другими эмиссарами Петра у венецианских скульпторов Пьетро Баратты, Джованни Бонацци, Антонио Тарсиа, Джузеппе Торретто и др. Была здесь и античная скульптура, закупленная в Риме и других местах Италии Юрием Кологривовым[714]. Все эти выдающиеся шедевры появились в Летнем саду к концу 1710-х гг. Иностранный путешественник, побывавший в Летнем саду в 1710 или 1711 гг., писал, что в нем не было ничего примечательного, за исключением нескольких мраморных статуй и бюстов, среди которых был заметны бюсты польского короля Яна Собеского, его супруги Марысеньки и шведской королевы Кристины[715]. Положение резко изменилось к 1719 г., когда в саду начали срочно строить из дерева пьедесталы под фигуры, вазы и бюсты, доставленные из Италии[716]. Среди садовой скульптуры выделялась «Венус» – привезенная из Италии знаменитая Венера Таврическая, которую поставили в одной из трех прибрежных, вдоль Невы, галерей («Голярея, что в еловой роще»). Возле статуи (вероятно, для защиты от воинственных консерваторов и пьяных поклонников мраморной дамы) держали караул[717].
Отступление:
Как обманули Папу, или «Купил я статуу марморную Венуса, старинная»
Так писал Петру I в 1719 г. из Рима его агент в Италии Юрий Кологривов, который занимался закупками «мармуров» для царских садов и дворцов. Кологривов приобрел эту античную статую III в. до н. э., найденную в окрестностях Рима буквально накануне и всего лишь за 196 ефимков. Кологривов увел шедевр из-под носа одного из местных «охотников» – влиятельных любителей древностей, и надеялся контрабандой вывезти шедевр из Рима, но замысел его не удался – такие находки по закону принадлежали Папскому государству, и на статую тотчас наложили арест. По просьбе Кологривова в дело вмешались русский агент в Италии Савва Рагузинский, канцлер Г.И. Головкин и даже сам Петр I. Началась переписка с влиятельными кардиналами Оттобони и Альбани. В конце концов папа Клемент XI решил, в виде исключения, подарить статую, после надлежащей реставрации, русскому царю. При этом Ватикан надеялся, что Петр сделает ответный жест доброй воли и поможет вывезти из лютеранской Швеции в Рим мощи почитаемой католиками Святой Бригитты[718]. Это пожелание, настойчиво повторяемое в письмах официальных лиц Престола, впоследствии породило легенду об «обмене» Венеры на мощи святой Бригитты, якобы захваченные Петром в монастыре в Пирита под Ревелем. На самом деле монастырь святой Бригитты в Пирита был разрушен русскими еще в 1577 г., а мощи находились в шведском городе Вадстенде. Надежды Ватикана на обмен строились на том, что при заключении мира со Швецией Петр может получить «ненужные» «богомерзким лютеранам» мощи католической святой и затем передаст их Риму. Петр, канцлер Головкин, Рагузинский и другие охотно обещали Риму содействовать возвращению мощей в лоно католической церкви. Но обещания эти оказались лживыми – получив весной 1721 г. «Венус», Петр даже не упомянул о мощах в инструкциях Я.В. Брюсу и А.И. Остерману, которые вели со шведами переговоры о мире в Ништадте. Поняв обман, Рим прекратил
