class="a">[736]. Из зверей Берхгольц в 1721 г. видел синюю лисицу, несколько соболей и, вероятно, дикообраза[737].
Непременной частью каждого сада была оранжерея. Это было довольно сложное техническое сооружение, отапливаемое теплым воздухом, в ней росли самые экзотические растения, которые плодоносили в самые лютые морозы. Несомненно, нужно было высокое искусство садовника, чтобы 1 января 1724 г. поднести государыне Екатерине созревшие яблоки, а 6 мая – «огурцов свежих блюдо»[738].
Сложной технической проблемой оказалась подача воды для фонтанов Летнего сада. При жизни Петра ее так, в сущности, и не решили. Вначале было решено использовать водовзводное колесо, построить которое царь в 1705 г. поручил архитектору Ивану Матвееву[739]. Следовательно, первые фонтаны в Летнем должны относиться к этому времени. Но найти эффективный способ подъема воды, как и в Петергофе, долго не удавалось. В 1717 г. Петр, обеспокоенный этими неудачами, писал Меншикову из Голландии: «Я сыскал машины и пришлю, что огнем воду гонит, которыя всех протчих лутчее и неубыточны»[740]. Скорее всего, это была паровая водоподъемная машина по типу машины Т. Севери 1698 г., не имевшая обратного хода поршня. Мастер Жан Питли привез ее из Лондона в 1718 г., но его постигла неудача, и он стал проситься домой[741]. Надежды Петра на первую в России паровую машину не оправдались. Приходилось применять прежние примитивные, водовзводные «фантанные (или «водовзводные») колеса», которые с помощью ходивших по кругу лошадей, а иногда и людей[742], поднимали воду из Фонтанки (Фонтанной речки), выливали ее в специальный резервуар на «водовзводной башне».
В 1719 г. Трезини получил задание построить мазанковую башню[743], потом возвели еще одну – известно, что в 1729 г. ее оббивали досками. А уже с этих башен вода текла по свинцовым и чугунным трубам олонецкого и уральского производства в фонтаны. Долгое время не удавалось подвести к саду и эффективный водовзводный канал, который бы обеспечивал подъем воды за счет разности высот. Неудачно начали строить канал от Невского монастыря, потом взялись за другую идею. В 1724 г. был закончен упомянутый выше канал, начинавшийся от Литейного проспекта и шедший под углом к Фонтанке. Канал копал Тарас Самойлов по направлению «к новому фонтану». Расчет строился на том, что сооружение это усилит напор невской воды, втекающей из Большой Невы в узкое ложе канала (такой напор хорошо виден под нынешним Прачечным мостом, где начинается Фонтанка), и благодаря ему воду эту можно будет подать на фонтаны[744]. Но и здесь строителей ждала неудача – напора воды не было, а канал стал разрушаться, в 1727 г. где-то там была построена какая-то особая «новая машина для прибавления воды», но потом дело с каналом заглохло[745]. Память о нем – «косая» улица Оружейника Федорова. Лишь когда прокопали многокилометровый канал от Лигово и оттуда вода пошла самотеком в водосборные бассейны (в районе современной Бассейной улицы), проблема обеспечения фонтанов Летнего сада была наконец-то решена – эти бассейны, находившиеся выше Летнего сада, обеспечили нужный напор воды в фонтанах.
При строительстве Летнего сада Петр и его помощники исходили из принятых тогда в Европе, и особенно в Голландии, идей создания некоего искусственного «парадиза», подобия небесного рая на земле, где ничто не оскорбляло взор человека, где все заставляло посетителя, оказавшегося в окружении фонтанов, деревьев, райских птиц, запахов и ощущений забывать о суете несовершенного мира, раскинувшегося за оградой сада. Чтобы люди еще и постигали новые, полезные знания, статуи и фонтаны в саду были снабжены табличками с пояснениями сюжетов изваянных сцен и описанием «персон» богов и героев. Кстати говоря, в отличие от других парков мира, идея оснастить скульптуру пояснительными табличками воплощается в Летнем саду до наших дней и, несомненно, приносит ту же пользу, что и три века назад: ведь люди в своей массе слабо разбираются в античности и ее образах.
Впрочем, как вспоминает Ф.В. Берхгольц, с наслаждением гулявший по аллеям Сада июньским вечером 1721 г., эта гармония нежных звуков, запахов и полезных знаний была резко нарушена отвратительной вонью от ушата грубой, крепкой водки, который носили по аллеям гвардейцы и насильно, именем государя, заставляли каждого встречного выпивать до дна огромную чашу. У опорожнившего чашу тотчас возникала потребность либо срочно бежать в какой-нибудь укромный боскет, либо, не любуясь более природой, спешить к столам с закусками. И уже «прежнего приятного запаха от деревьев как не бывало, и воздух был там сильно заражен винным испарением»[746]. В день, когда там был Берхгольц, они были накрыты на площадках сада – Шкиперской, Архиерейской и Дамской. Названия их говорили сами за себя. На первой собирались покурить пипку – глиняную голландскую трубку – моряки во главе со шкипером Петром Михайловым; на второй – выпить рюмочку-другую большие грешники – иерархи русской церкви; на третью приходила императрица с дамами. В праздник в Летнем Саду везде была иллюминация: на галереях стояли пирамиды из свечей, а вдоль аллей на ветвях деревьев зажигали бесчисленное множество китайских фонариков. Все празднества заканчивалось фейерверком и салютом. В дождливую погоду торжества в Летнем саду проходили в трех упомянутых выше крытых галереях, построенных вдоль Невы и соединенных с берегом лестницей с причалом, к которому подходили мелкие суда. Да и в хорошую погоду здесь стояли столы, а главное – тут устраивались танцы. 30 июня 1720 г. А.М. Девьер писал Меншикову как отмечался день Полтавского юбилея: «Его царское величество и все знатнейшия персоны кушали в галдерее, что в рощице на берегу реки против лугу, и потому гуляли аж заполночь в саду и был фейверок». Театр фейерверка – огромная горящая огнями композиция – размещался напротив галереи на стоящих на Неве барках[747], а, возможно, и на плотах. Когда праздновался юбилей свадьбы Петра и Екатерины в феврале 1720 г., то празднество проходило неподалеку, в Почтовом доме, и фейерверк был устроен на льду Невы[748].
В начале 1725 г. за несколько недель Михаил Земцов построил у самой Невы (берег специально подсыпали, чтобы было место для стройки) деревянную «Залу славных торжествований». Живописные плафоны писали вместе Л. Каравакк и Б. Тарсис. Стены были украшены картинами на темы побед русского оружия. До наших дней дошли несколько картин из зала: «Куликовская битва» А. Никитина, «Гангутское сражение» Ивана Одольского и «Куликовская битва» А. Матвеева[749].
Зала была задумана еще Петром I. В ней он хотел отпраздновать свадьбу своей старшей дочери Анны с голштинским герцогом Карлом Фридрихом, который до этого уже несколько лет жил в Петербурге в качестве жениха
