по-моему, не только можно, но должно сравнивать их действия с действиями Гвардии, и по виду также. Все время стояла холодная, дождливая погода, местность для маневрирования была трудная, переходы огромные и, несмотря на все эти невзгоды, на параде все войска представились в таком виде, в котором, дай Бог, они всегда бы оставались впредь.
В строю было 128 000 человек и 468 орудий, из которых был дан залп в момент поднятия Императорского штандарта на Царской палатке. Я в жизнь свою не забуду этого чудного зрелища; каждое орудие дало по три выстрела в течение двух минут и все это сливалось с потрясающим ура! обеих армий. Приятно было видеть и чувствовать эту мощь, сосредоточенную на небольшом сравнительно пространстве, и сознавать, что это только десятая часть всей нашей армии. Я тебя уверяю, что у меня редко так сильно билось сердце.
Все шесть дней маневров мы жили в Ровно в здании реального училища, совершенно превращенного во дворец. Каждый день выезжали на маневры по железной дороге, в последний день в экипажах – до того были велики расстояния между сторонами. Между прочим, на параде участвовали и твои Крымцы и прошли великолепно Александровской колонной, все 4 батальона вместе.
Здесь мы благодушествуем с 3‑го числа, ездим каждый день на охоту и очень удачно. Sweatu убил четырех больших оленей и двух хороших кабанов. Ксения здесь в первый раз и вполне наслаждается здешним способом жизни. Теперь здесь гостит тетя Тира со старшей дочерью. Мы останемся еще ровно неделю; 25‑го едем в Скерневицы на 5 дней и затем возвращаемся в Гатчину, где я вероятно буду иметь удовольствие увидеться с милым картофелем[628].
Очень вероятно, что мне придется сесть на фрегат не в Севастополе, к несчастью, а в Триесте, если недоразумения с Портою не уладятся[629]. Покаместь буду ждать окончательного приказания в Пирее, где ты наверное увидишь Пупи.
Прощай мой милый Сандро. Ксения и я тебя крепко обнимаем.
Твой Ники.
Великому князю Александру Михайловичу
29 ноября 1890 года.
Красное море. Фрегат «Память Азова».
Мой дорогой Сандро.
Сердечное тебе спасибо за твое письмо, которое я получил на Ниле, на обратном пути из Верхнего Египта. В Каире были ровно (через) месяц после вас. Начну с начала, т. е. после нашего ухода из Пирея.
Последние дни в Афинах мы были на трех балах; я танцевал с увлечением, хотя картофеля очень недоставало. Казалось, что судьба хотела вознаградить нас за потерянный для нас всех сезон 1891 года. Может быть ты не знаешь, что греческий Джорджи[630] пошел с нами на фрегате и будет плавать до Владивостока, откуда вернется назад на «Корнилове».
Переход из Пирея в Порт-Саид был скверный, мы шли с попутным штормом, как оказалось впоследствии. Фрегат валяло сильно боковою качкою, мы делали 14 размахов в минуту, иногда доходило до 28 градусов в каждую сторону. Из этого ты можешь судить, что происходило в каютах, а также во время еды. Я вовсе не был болен, наоборот, чувствовал себя отлично и часто думал о тебе. Офицеры «Азова» с этой минуты стали питать ко мне некоторое заслуженное уважение; я думаю, что теперь навсегда избавлен от морской болезни! Или качка фрегата так мягка и вместе с тем быстра, что не возбуждает во мне тошноты.
В Порт-Саид пришли в 7 часов утра 10 ноября, прошли половину канала до Измаилии, где остановились на ночь на якорь. На другой день поехали в Каир с братом хедива – Хусейн-пашою. Туда приехали в полдень с чудной погодой. Я был в полной гусарской форме. Прием был поразительно торжественный и радушный, французская и греческие колонии отличились на славу. Хедив сам удивительно любезный и предупредительный человек; я очень скоро сошелся с ним, и он мне каждый день все больше нравится.
Джорджи сравнил наш приезд в Каир с въездом победителей во вновь покоренную столицу – и это очень верное сравнение! Мы жили в прелестном загородном дворце Гиза, любезно уступленным Хусейном, который встречал нас в Измаилии.
Каир мне чрезвычайно понравился; разумеется у нас целый день уходил на беготню по городу с научной и покупательною целями. К несчастью, по маршруту мы не могли оставаться более 4 дней, так как требовало торопиться подняться по Нилу по возможности до первых порогов.
14‑го вечером мы отправились в Суэц по железной дороге и 15‑го утром были уже на яхте хедива. Из-за недостатка помещений с нами пошла другая его яхта, на которой остальные ночевали, проводя целый день с нами на первой. По утрам мы снимались с якоря и шли обыкновенно до 4‑х или 6‑ти часов, останавливались против какого-нибудь городка или арабской деревни, в окрестностях которых находятся развалины старых храмов. Должен тебе сказать, что это удовольствие довольно скучное.
Зато по вечерам мы всегда уходили с яхты шляться по арабским кварталам и раза четыре были у альмей, где смотрели на их танец и поили их. Раз они даже разделись и проделывали все что следует в костюмах Евы! Давно мы так не катались со смеху, при виде этих темных голых тел, которые набросились на Пупи. Одна окончательно присосалась к нему, так что только палками мы его освободили от нее. Это происшествие случилось в Луксоре; в тот же вечер вместе с моею молодежью мы зашли в европейскую гостиницу и выпили все шампанское. Окончательно напоили нашего консула, который, в свою очередь, угостил нас вкусным арабским обедом, где все ели пальцами.
В Асуане, откуда ездили смотреть пороги, видели черный батальон нубийских войск, под начальством английского полковника и четыре парохода с железными щитами для экспедиций в Судан. 24‑го вернулись в Каир, а 26‑го праздновали именины Пупи на фрегате.
Сегодня уже третий день в море – страшная жара и штиль. Посылаю это письмо из Адена, надеемся быть в Бомбее 11‑го декабря. Все здоровы и веселы. Крепко целую тебя и Сергея.
Твой Ники.
Великому князю Александру Михайловичу
16 декабря 1890 года.
Эллора (Индия)
Мой дорогой Сандро!
От души благодарю тебя за письмо из Сингапура, которое я получил в день нашего прихода в Бомбей. Мне это кажется сном – быть в Индии, так это все странно, что просто не верится. Из Адена мы ушли 4‑го декабря с «Корниловым», которого я нашел в блестящем виде, прошли Индийский океан штилем и 11‑го рано утром бросили якорь в Бомбее. Вид наших трех судов в сравнении с рядом стоящей английской эскадрой – из старой дряни и
