государством», в котором у всех народов будут равные права и все они будут «хозяевами у себя дома» благодаря системе автономии (цзы чжи). Однако у автономии и самоопределения не будет ничего общего. «Все национальные региональные автономные районы, – говорится в заявлении 1956 года, – являются частями Китайской Народной Республики и не могут быть отделены от нее; национальная региональная автономия – это местная автономия, осуществляемая под единым руководством центрального народного правительства, а органы национальной автономии имеют статус местного самоуправления, зависящего от вышестоящих национальных органов управления. Это обеспечивает защиту районов, являющихся местами компактного проживания национальных меньшинств, и в полной мере реализует их право быть "хозяевами у себя дома" (право определять свое место жительства и управлять своими делами)»{335}. В то же время государство попыталось классифицировать различные неханьские народы страны и составить этнографическую таблицу. Сунь Ятсен рассуждал о пяти расах, населяющих Китай, а теперь государство признало 56 национальностей. Ханьцы составляли более 90 % населения, а остальные 55 национальностей считались «меньшинствами». Таким образом, уйгуры были признаны меньшинством даже в Алтышаре, где составляли подавляющее большинство населения. Ханьцы были самым передовым миньцзу и потому их обязанностью было вести меньшинства к прогрессу и социализму. Эта формула «55 меньшинств + ханьцы = КНР» (или сокращенно «55 + 1 = 1») стала основной парадигмой управления национальными различиями в КНР{336}. В этом было ее принципиальное отличие от СССР. Русские в Союзе господствовали – официально они считались старшими братьями всех остальных национальностей и главной движущей силой, – но государство никогда не позиционировало себя как российское или веками существовавшее в качестве единого. Другое дело КНР: государство китайское, которое воображается как всегда сохранявшее единство. Это государство принадлежит единому китайскому народу, который тоже существовал всегда. Неханьские национальности – в этой стране меньшинства, и потому не имеют исконных притязаний на территорию, где они живут.

В 1955 году КНР объявила автономию Синьцзяна. Первоначально автономия должна была быть чисто территориальной. Однако Азизи утверждал, что «автономия не дается горам и рекам. Она дается определенным народам». Мао, похоже, был с ним согласен, и Синьцзян назвали Синьцзян-Уйгурским автономным районом{337}. Однако связь этого района с уйгурами мало в чем проявлялась, а сама автономия была строго ограничена. Синьцзян превратился в лоскутное одеяло из множества автономий, возникших на ровном месте (см. карту 19.1). На низшем уровне управления находятся многочисленные автономные округа, расположенные внутри более крупных подразделений. Территория, подконтрольная второй ВТР, стала Или-Казахским автономным округом. Есть еще Чанцзи-Хуэйский и Кызылсу-Киргизский автономные округа, а также два монгольских, один из которых, Баян-Гол-Монгольский, занимает почти половину территории Синьцзяна. Механизмы управления контролируются архипелагом хозяйств бинтуань, которые являются частью параллельной административной системы и подчиняются непосредственно Пекину. Таким образом, несмотря на то что уйгурский народ закрепился в официальном названии Синьцзяна, эту территорию не признали национальной родиной уйгуров и уйгуры не имели на нее никаких прав (в отличие, скажем, от узбеков в Узбекистане в советский период). Синьцзян – это место, где «тринадцать народов мирно живут вместе».

Синьцзян был уникален для Китая тем, что с середины 1930-х годов в нем проводили национальную политику в советском стиле. Шэн, как мы помним, признал в Синьцзяне четырнадцать национальностей и для каждой из них учредил ассоциации культурного развития. Хотя ему никогда и не была близка идея территориальной автономии, а к национальностям он и вовсе остыл после 1937 года, но идея национальных прав осталась. За годы правления Гоминьдана в Синьцзяне произошла мобилизация городского мусульманского населения на почве национальной идеи, и ВТР оказалась сильно вовлечена в нее. Поэтому национальная политика КПК с минималистской концепцией автономии стала горьким разочарованием для национальных элит, которые продолжали требовать большего. Собрание 51 представителя интеллигенции, состоявшееся в Кульдже в 1951 году, проголосовало за создание автономной республики Уйгуристан в составе федеративного Китая. Параллельная встреча казахских активистов потребовала создания автономной казахской провинции в Синьцзяне, которая объединила бы казахское население долины реки Или, Урумчи и Внутренней Монголии. Оба предложения предусматривали передачу власти как от партийных, так и от правительственных органов уйгурским и казахским деятелям по советской модели{338}. Советская территориальная автономия родилась на могилах национальных движений эпохи Гражданской войны и основывалась на упреждающей стратегии, а для коренных элит Синьцзяна, многие из представителей которых учились в Ташкенте (поколение ташкентцев 1930-х годов оставалось костяком местной политической и культурной элиты в Синьцзяне вплоть до 1950-х годов), она представлялась далеко опережающей любые проекты, которые могла предложить КПК{339}. Увлечение советской моделью не было лишь вопросом симпатий элиты. Вплоть до середины 1950-х годов все учебники для уйгурских и казахских школ в Синьцзяне поступали из Советского Союза. «Местных жителей, – жалуются два китайских историка, – эта ситуация только запутала в представлениях о родине. В 1950-е годы дети из этнических меньшинств в районе Или кое-что знали об СССР и Москве, но понятия не имели о Китае и Пекине. Многие интеллектуалы, представители этнических меньшинств и широких масс, считали СССР своей родиной и рассматривали Китай как родину второстепенную»{340}.

Эти обиды вылились в недовольство, когда Мао издал свое знаменитое воззвание: «Пусть расцветают сто цветов, пусть соперничают сто школ». Эта кампания, начатая в 1956 году, была призвана вызвать реакцию общества на коммунистический режим. Последовавший за этим поток критики застал партию врасплох, и она развернула кампанию по преследованию критиков, защищавших национальные права. В Синьцзяне мусульманские интеллектуалы жаловались, что Синьцзян автономный только номинально, по факту же никаких реальных прав у него нет. Они выражали глубокое недовольство масштабами ханьских поселений и тем, что ханьцы занимают все ключевые посты в партии и промышленности, а также тем, что природные ресурсы Синьцзяна эксплуатируются на благо Китая. На пленарном заседании партийной организации Синьцзяна в январе 1958 года мусульманские кадры громко выступали за автономию по советскому образцу: «Зачем нам помощь ханьцев, если мы и сами можем стать социалистами? В Советском Союзе федеральная система и каждая этническая группа стала социалистической республикой, не так ли» Другие заходили еще дальше. Глава департамента культуры правительства провинции Зия Самеди потребовал создания отдельного от КНР Уйгуристана{341}. Он получил значительную поддержку на собрании, однако Азизи, самый высокопоставленный уйгурский коммунист, выступил с четырехчасовой речью под названием «Решительно выступайте против местного национализма и боритесь за великую победу социализма». В конце концов пленум утвердил «План по исправлению положения в среде неханьских кадров и интеллигенции», в рамках которого диссидентов обвиняли в «местном национализме», «раскольничестве» и симпатиях к Советскому Союзу. Это стало огромным ударом по немногочисленной коренной элите, члены которой занимали посты в новых органах власти с 1949 года. Абдурахим Эйса (или Иса), заместитель председателя Народного комитета Или-Казахского автономного округа, покончил с собой, когда его взгляды подверглись осуждению. «Цветущие цветы» сменила ожесточенная кампания «против реакции и местного национализма», в результате которой многих лидеров коренных народов уволили. Более 1600 человек обвинили в «местном национализме». Девяносто два из них бежали в Советский Союз, а остальных отправили в трудовые лагеря «исправлять образ мыслей».

Борьба с местным национализмом была связана с двумя важными событиями. Первым стало ухудшение отношений с Советским Союзом. После того как в 1956 году Хрущев сменил курс, напряженность, которая и так всегда существовала в китайско-советском альянсе, вышла на первый план. Мао облачился в мантию «марксистской ортодоксии» и обвинил Хрущева в ревизионизме и капитуляции в классовой борьбе внутри страны, а также в борьбе с капиталистическим блоком за рубежом. В Синьцзяне симпатии к ревизионизму стали признаком политической неблагонадежности и контрреволюционной деятельности. Вторым событием стало начало Большого скачка – программы форсированного преобразования сельскохозяйственной экономики Китая в индустриальную. Она напоминала сталинскую мобилизацию 1930-х годов, призванную подтолкнуть индустриализацию. В Синьцзяне эта программа подразумевала отказ от политики примирения с местными национальными особенностями. Если Китай собирается сделать рывок вперед, необходимо уничтожить все формы отсталости, независимо от их национального или культурного происхождения. Официальная риторика теперь считала национальную проблему проблемой классовой, которую необходимо решить путем

1 ... 79 80 81 82 83 84 85 86 87 ... 119

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Центральная Азия: От века империй до наших дней - Адиб Халид бесплатно.

Похожие на Центральная Азия: От века империй до наших дней - Адиб Халид книги

Оставить комментарий