тогда как организация «Азат» («Свобода») добивалась независимости Казахстана. Русское население Центральной Азии, встревоженное изменением своего статуса в более демократическом обществе, мобилизовалось для защиты своих интересов. Сильнее, чем где-либо еще, русские группы были в Казахстане, где такие организации, как «Единство» и «Русская община», мобилизовались для защиты прав русских и русского языка. По всему Советскому Союзу в общей суматохе той эпохи вновь проявилась и казацкая идентичность. В Киргизии и в Казахстане появился ряд казачьих организаций. Они боролись за возрождение казачьих традиций, организовывали взаимопомощь и требовали политических прав для своей группы. В Северном Казахстане, который программа освоения целины превратила в район со славянским большинством, некоторые группы требовали отделения от Казахстана и создания Южно-Сибирской республики, которая в ближайшем будущем присоединится к России{380}. В каждой республике возникли и другие организации для защиты прав национальных меньшинств. В Самарканде таджики объединились в группы под названием «Сайгал» («Сияние») и «Офтоби Согдийон» («Солнце Согдианы») для борьбы против дискриминации и за расширение своих прав. В киргизских городах Джалал-Абаде и Оше появились узбекские культурные центры.

Пожалуй, самой примечательной организацией, основанной в Центральной Азии в годы перестройки, была «Невада – Семипалатинск», первое антиядерное движение в Советском Союзе. 26 февраля 1989 года Олжас Сулейменов, выдающийся казахский литератор, прервал чтение своих стихов по национальному телевидению (да, советское телевидение по-прежнему транслировало поэтические чтения в прайм-тайм) и выступил по вопросу ядерных испытаний в Семипалатинске. Два дня спустя тысячи демонстрантов собрались у здания Союза писателей Казахстана в знак протеста против продолжения ядерных испытаний на Семипалатинском полигоне. Организация «Невада – Семипалатинск» набирало обороты и теперь добивалась закрытия испытательного полигона, прекращения производства ядерного оружия и контроля граждан над ядерными отходами. Кроме того, они настаивали на признании ущерба здоровью жителей и окружающей среде, нанесенного ядерной программой. «Невада – Семипалатинск», названная так в знак солидарности с американцами, протестующими против испытательного полигона в Неваде, с самого начала ориентировалась на международный уровень. Она установила связи с антиядерными движениями в США и формировала дипломатические связи за пределами советских границ. «Невада – Семипалатинск» оказалась невероятно успешна в достижении своих целей. Советское правительство отменило ряд запланированных испытаний, а в декабре 1990 года Верховный Совет Казахстана принял закон о запрете испытаний ядерного оружия в республике. В августе 1991 года Семипалатинский испытательный полигон был окончательно закрыт.

Однако организацию «Неваду – Семипалатинск» можно считать исключением. В основном мобилизация во время перестройки происходила во имя нации. (Можно также отметить полное отсутствие какой-либо мобилизации в защиту центральноазиатского единства – химеры, за которой давно гонялись иностранные наблюдатели.) Реформы Горбачева были призваны скорректировать экономику, однако язык экономических прав и классов был настолько дискредитирован в силу ассоциаций с официальной риторикой, что для оппозиционных сил он оказался бесполезен. Язык нации, напротив, был доступен и широко распространен в советском контексте. Национальные категории имели отношение к повседневной жизни людей (как отмечалось выше, национальность указывалась в паспорте и имела значение во многих сферах, от поступления в школу до поиска работы) и служили основой низовой солидарности. В нерусских частях Советского государства даже региональные различия приобрели национальный оттенок. Интеллектуалы, которые вступали в дебаты, отныне видели в себе защитников своих наций, хранителей памяти и пророков, способных узреть будущее.

Литературной сенсацией 1980 года в Советском Союзе стал роман киргизского писателя Чингиза Айтматова «И дольше века длится день», с которым мы познакомились в главе 17. Роман написан на русском языке и представляет собой многослойное размышление о жизни, культуре и памяти. Среди нескольких линий повествования есть легенда о технике пыток, которую древние воины племени жуаньжуанов применяли к военнопленным. Воины напяливали плотную выйную часть верблюжьей шкуры на обритые головы пленных и бросали их на солнцепеке, без воды и пищи. Солнце постепенно высушивало шкуру, она все туже натягивалась на череп пленного и сдавливала его. Большинство пленников умирали мучительной смертью. Те немногие, кому удавалось выжить, лишались на всю жизнь памяти и превращались в манкуртов. «Манкурт не знал, кто он, откуда родом-племенем, не ведал своего имени, не помнил детства, отца и матери – одним словом, манкурт не осознавал себя человеческим существом. Лишенный понимания собственного "я", манкурт… был равнозначен бессловесной твари и потому абсолютно покорен и безопасен… Манкурт, как собака, признавал только своих хозяев… Все его помыслы сводились к утолению чрева. Других забот он не знал. Зато порученное дело исполнял слепо, усердно, неуклонно»{381}. Роман Айтматова стал бестселлером во всем Советском Союзе, а слово «манкурт» вошло в лексикон позднесоветской культуры. Важно помнить, что в 1980 году история манкурта не обязательно была антисоветской и не являлась завуалированным выпадом против русификации. Речь шла скорее о жертвах, принесенных во имя модернизации, о сохранении памяти о прошлом и культурной аутентичности. Это были универсальные вопросы, которые нашли отклик во всем Советском Союзе. В Центральной Азии легенда о манкурте вызвала особую тревогу относительно потери культуры, особенно среди интеллектуалов, которые боялись потерять пристанище в собственном обществе. В Киргизии и Казахстане, где заселение земель европейцами проходило особенно тяжело, беспокойство ощущалось сильнее.

Гласность позволила обсуждать национальный вопрос вне сталинских рамок, которые никуда не делись и в эпоху Брежнева. Исчезла необходимость возносить хвалы русскому старшему брату, бессмертной дружбе народов и идее о том, что царское завоевание было добровольным союзом. И все же бóльшая часть национального дискурса перестройки была пронизана жалобами на неисполненные обещания ленинской национальной политики и призывала к их осуществлению. Политика эта обещала экономическое выравнивание и территориальную автономию титульным национальностям. В действительности же советская экономика была гиперцентрализована и игнорировала национальные различия, а языковые права зачастую существовали лишь формально. Как и в 1917 году, большинство национальных движений стремились не к полной независимости, а к пересмотру своего места внутри Советского государства. Мобилизация вокруг идеи нации не была также и исключительно антироссийским явлением. Ситуация была гораздо сложнее. Многие требования, касающиеся национальных прав, имели своей подоплекой претензии к другим народам. Таджикская интеллигенция вновь подняла вопрос о таджикском меньшинстве в Узбекистане и своих притязаниях на Самарканд и Бухару. Учитывая масштабы смуты, насилия было на удивление мало. В тех немногих случаях, когда конфликты действительно перерастали в насильственные, русские редко оказывались единственной мишенью. В течение этого периода в Центральной Азии произошло три эпизода уличных расправ. В июне 1989 года в небольшом городке Кубасай Ферганской долины вспыхнул ожесточенный конфликт между узбекской молодежью и месхетинцами – турками, которых депортировали в Узбекистан в 1944 году. Согласно оценкам, до вмешательства сил безопасности было убито 57 человек. После этого бóльшую часть месхетинской общины эвакуировали в другие части Советского Союза. Год спустя вспыхнул конфликт между узбекскими и киргизскими земледельцами из-за претензий на землю в колхозе под Ошем. Массовые беспорядки по всему району унесли жизни 300–600 человек. В феврале 1990 года в Душанбе, столице Таджикистана, вспыхнули массовые протесты из-за слухов о том, что армянам, спасающимся от армяно-азербайджанского конфликта в Баку, якобы предоставили приоритетный доступ к жилью в городе. (Жилье было вечным дефицитом, и около 7 % населения города стояло в очереди на получение квартир.) Это были лишь слухи (а число армянских беженцев и вовсе было ничтожным), но они только распалили гнев людей против правительства. Большие толпы людей собрались на главной площади Душанбе, требуя высылки армянских беженцев, отставки правительства Таджикистана, изгнания Коммунистической партии из республики и справедливого распределения прибыли от производства хлопка. Демонстрация снова переросла в беспорядки с применением насилия, однако число погибших составило всего от 15 до 25 человек. Недовольство армянами переросло в нападения на всех европейцев в городе. Несколько армян, в том числе те, кто жил там уже давно, бежали из Душанбе сразу после демонстрации. Национальная идентичность оказывалась вполне реальной причиной для столкновений, однако они не всегда происходили между выходцами из Центральной Азии и русскими.

Политическая мобилизация населения встревожила местную партийную элиту. Ее представители подвергались нападкам со стороны Москвы, а кроме того, с запуском перестройки Москва рассчитывала уменьшить ту роль, которую они играли в местной политике. Несмотря на сопротивление более осторожных коллег, Горбачев провел конкурентные выборы внутри партии, а затем

1 ... 89 90 91 92 93 94 95 96 97 ... 119

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Центральная Азия: От века империй до наших дней - Адиб Халид бесплатно.

Похожие на Центральная Азия: От века империй до наших дней - Адиб Халид книги

Оставить комментарий