зрение, что стало массовым явлением во время затмения 4 июня 1285 г. Роджер Херефордский упоминал о таком же техническом приеме в XII в. и, следуя инструкциям Гийома, Леви бен Гершом, действительно, использовал изображения, полученные в 1334 г. с помощью точечной диафрагмы, чтобы собрать информацию для определения эксцентриситета солнечной орбиты. Леви наблюдал Солнце в дни летнего и зимнего солнцестояний, используя комбинацию из камеры обскуры и жезла Якоба – инструмента собственного изобретения. Кеплер наблюдал затмение 1600 г. почти таким же способом. Один из методов определения эксцентриситета основывался на том, что диаметр изображения находится в обратной зависимости от расстояния до Солнца, поэтому существует прямая связь между наблюдаемыми величинами и геометрией эксцентрической круговой орбиты.
Практическое применение астрономии в Европе испытало бурный рост в конце XIII в. и продолжало развиваться далее без каких-либо серьезных сбоев. Однако такое словосочетание, как «астрономическая практика», может обозначать множество вещей и не должно напрямую противопоставляться «астрономической теории» в современном смысле этого слова по той простой причине, что в те времена оно содержало гораздо большее количество некритично усвоенных предубеждений. Рассмотрим, например, случай комет. Согласно Аристотелю, они имели метеорологическое происхождение. Когда солнечные лучи, как он считал, падают на сухую почву, они вызывают сухие испарения, которые поднимаются в виде дыма и воспламеняются при входе в небесные области. Этот тип рассуждений сложно поддавался опровержению, поскольку прекрасно укладывался в универсальную физическую космологию Аристотеля, пользовавшуюся повсеместным признанием почти со всеми ее отдельными деталями. Его соображения по поводу природы комет редко оспаривались (одним из немногочисленных критиков был римский сочинитель и государственный деятель I в. н. э. Сенека), и те, кто наблюдал кометы, не задумываясь исходили из аристотелевских представлений о них. Когда в XV в. кометы стали более или менее систематически наблюдать (это делали, например, Тосканелли [комета 1433 г.], а также Региомонтан и Вальтер [в 1470‐х]), особый интерес вызывала их разнообразная внешняя форма. Эти формы часто интерпретировались посредством несуразных аналогий, разбавленных весьма стандартными астрологическими теориями. Это не было тем, что большинство из нас понимает под практической астрономией. С другой стороны, это вызвало серьезную заинтересованность в определении их точных координат, а затем и положения их орбит в пространстве, что вполне соответствовало прецедентам, возникшим в рамках планетной астрономии. Тем не менее до конца XVI в. считалось (в полном соответствии с Аристотелем), что место, занимаемое ими в пространстве, относится к подлунному миру. Как будет показано в главе 12, вплоть до того времени, когда Тихо Браге опроверг это предположение, исходя из своих наблюдений за кометой 1577 г., никто из западных астрономов не пытался сделать нечто подобное.
Существуют более ранние примеры серьезного отношения астрономов к определению положения комет. Пьер де Лимож измерил координаты головы кометы 1299 г., используя для этого торкветум – инструмент, который мы обсудим ниже на с. 365. Жоффре де Мо определил координаты кометы 1315 г. по ее положению относительно близлежащих звезд. Джакопо д’ Анджело нашел долготу кометы 1402 г. по долготе Луны. Все трое являлись высокопоставленными медиками, получившими астрологическое образование, каковым, кстати, был и Тосканелли. Если просмотреть список ученых, проявлявших интерес к изготовлению астрономических инструментов, то эта особая социальная группа будет иметь там большое количество своих представителей.
Наибольшее внимание уделялось конструкции инструментов. Гийом де Сен-Клу, например, написал среди прочего довольно нетипичную работу о солнечных часах («директориум»), оснащенных магнитным компасом для их ориентации. Однако в качестве иллюстрации другого более чем практического вопроса он составил новый церковный календарь, начинавшийся с 1292 г. и отличавшийся повышенным вниманием к точному соответствию базовым астрономическим данным. Все студенты, обучавшиеся на факультете искусств, обязаны были изучать азы церковных календарей, но обычно это процедура приобретала вид «натаскивания» без какого-либо серьезного понимания заключавшихся в них астрономических знаний. Способные к более глубокому проникновению в их астрономические основы, как, например, Гроссетест и Бэкон, выражали неудовольствие несовершенством существующих календарей задолго до того, как появилась новая версия Гийома, и другие студенты следовали их примеру. Юлианский календарь не только смещался по временам года, но еще и не удовлетворял христианским требованиям по расчету праздника Пасхи. В итоге недовольство ученых привело к григорианской календарной реформе, осуществленной в 1582 г., и к замене старого календаря, особенно в католических странах. Попытка Гийома де Сен-Клу соединить вместе как идеальную, так и альтернативную рабочую версию календарей, вполне вероятно, была весьма наивной. Процесс же подготовки реформы затянулся на четыре столетия не столько из‐за церковного консерватизма, а потому, что церковные советы были озабочены более насущными политическими делами.
Еще до конца 1582 г. этому примеру почти сразу же последовала бо́льшая часть Италии, Испании, Португалии, Польши, Франции и католических Нидерландов. По соображениям сохранения религиозного достоинства, протестантские страны часто не спешили следовать руководящему примеру католической церкви, это наблюдалось даже в Англии – стране, так долго ратовавшей за осуществление реформы. Однако зачастую массовое противостояние имело совсем иной, не религиозный характер, оно было особенно распространено среди крестьянства, чьи календарные обычаи, пословицы о погоде и торжественные праздничные дни смещались из‐за введения первоначального десятидневного григорианского сдвига. В общем и целом календарем распоряжались ученые. В Англии многие образованные астрономы, включая Джона Ди, Томаса Диггеса и Генри Савиля, давали самые лучшие рекомендации григорианскому проекту, но английские епископы, памятуя об отлучении королевы Елизаветы от церкви предыдущим папой, тормозили реформу. Немецкие протестанты выступали в гораздо менее сдержанной манере: согласно одному из немецких источников, реформа была делом рук дьявола. Шотландия приняла предлагавшиеся изменения в 1600 г., но Англия последовала этому примеру только в 1752 г., когда большинство европейских стран уже давным-давно адаптировалось к новым правилам. Согласно парламентскому постановлению, в октябре указанного года из английского календаря были изъяты одиннадцать дней, и случилось это спустя пятьсот лет после смерти предполагаемого автора реформы Гроссетеста. Это вызвало серьезные общественные беспорядки (одна из гравюр Хогарта содержала призыв, ставший лозунгом предвыборной кампании, – «Верните нам наши одиннадцать дней!»), однако в конце концов здравомыслие победило. Повторим слова проповеди, прочитанной неким священником Пирсоном Ллойдом: если Англия сохранит свою старую систему, то «по прошествии некоторого времени нам придется отмечать два главных праздника – Рождество и Пасху – в один и тот же День». Он не стал оповещать свою паству о том, сколько тысяч лет должно пройти, прежде чем это случится.
Но оставим проблемы, связанные с календарем, и вернемся к технической астрономии конца XIII в. Благодаря произведенным наблюдениям Гийом де Сен-Клу обнаружил: положения звезд указывают на ошибку примерно в один градус теории, приписываемой Сабиту. По этой причине Гийом отдал предпочтение равномерному прецессионному движению. Говоря вообще, его подход к астрономии отличался нетипичной требовательностью и конструктивностью, но своим использованием свежих наблюдений он подавал пример, которому в то время мало кто был готов следовать. Представляется вполне вероятным (хотя мы не можем доказать этого со всей строгостью), что он вдохновил своим примером Иоанна де Линерииса и его учеников на работу, кульминационной точкой которой стали различные версии Альфонсовых таблиц. Они, как мы могли убедиться в предыдущей главе, датируются 1320‐ми гг.
Другим астрономом того же поколения с практическими наклонностями и прочными парижскими связями был Петр Филомен, являвшийся какое-то время штатным священником собора в Роскилле (Дания). Он преподавал астрономию и астрологию в Болонье, а затем переехал в Париж (в 1292). Пробыв там около десяти лет, он затем снова вернулся в Роскилле. Как и Гийом, он составил календарь (даже более ортодоксальный), который стал крайне популярен. Кстати,
