демонстрирующего лунные фазы и затмения. Часы, завершенные уже после преждевременной смерти Ричарда, имели только один циферблат, и в этом они кардинальным образом отличались от более поздних астрономических часов – «астрариума» – сконструированных Джованни де Донди между 1364 и 1380 гг. Донди был сыном астронома-медика. В 1344 г. он разработал конструкцию часов для Падуи, а впоследствии стал врачом императора Карла IV. В 1381 г. его астрариум приобрел один из герцогов Падуи из рода Висконти. Региомонтан ознакомился с ним в 1463 г., и для него изготовили копию, однако астрариум находился в ремонте вплоть до 1530 г., когда император Карл V заново скопировал эти часы.
Механизм Донди обладал семисторонней основой с отдельными циферблатами для каждой из планет, Солнца и Луны. В нем присутствовало тщательно отлаженное цифровое календарное устройство. Каждый планетный механизм, по сути, представлял собой птолемееву диаграмму, воспроизведенную с помощью шестерен. Донди использовал подвижные штанги и эксцентрические колеса, овальная форма которых позволяла поддерживать сцепление на различных расстояниях, и пристрастный инженер, безусловно, поставил бы его талант механика ниже таланта Ричарда Уоллингфордского, однако его астрариум, заключенный в латунную оправу, без сомнения, был более привлекателен возможностью всегда держать под рукой. Есть один важный астрономический момент, о котором нельзя не упомянуть. Он заключается в следующем: как и в более простых экваториумах, копировавших птолемеевы модели и на деле представлявших собой планетные диаграммы, изображенные в рукописных копиях «Альмагеста», астрариум не воспроизводил Вселенную в виде единой системы. Часы Ричарда Уоллигфордского являлись продолжением древней традиции античных анафорических астрономических часов, представлявших Вселенную в единой экспозиции, однако если бы туда были введены планеты, то там, без сомнения, тоже возникла бы нужда в дополнительных циферблатах.
Большинство ранних церковных часов не имело циферблата, и они просто издавали колокольный звон через каждый час, но с течением времени бо́льшая часть крупных кафедральных и монастырских церквей обзавелась механическими часами с той или иной астрономической символикой на едином циферблате, часто дополняемой движением человеческих фигур и других автоматов. Первый пример такого рода – исламские водяные часы. Однако в итоге следует признать, что астрономический циферблат заключал в себе гораздо более важную, хотя и скрытую тенденцию: само стремление создать его благоприятствовало наступлению важнейшей поворотной точки в социальной и экономической истории человечества. Механические часы навязали свою волю всем последующим поколениям, вне зависимости от того, был их циферблат астрономическим или нет.
ОКСФОРД И АЛЬФОНСОВЫ ТАБЛИЦЫ
Когда в 1327 г. Ричард Уоллингфордский написал свой «Альбион», он находился в самом центре оксфордской астрономической жизни и тем не менее ни разу не упомянул в своей работе об Альфонсовых таблицах. Однако он использовал одну из их версий в 1330 г. Около 1340 г. Уильям Реде из оксфордского Мертон-колледжа взял парижскую версию таблиц с шестидесятеричной системой измерения времени и углов и преобразовал ее в таблицы для оксфордского меридиана в более привычной «толедской» форме – например, он использовал по 30° на знак, а не 60°. Тот факт, что сохранились версии таблиц, предназначавшиеся для использования в других городах, некоторые из которых датируются даже 1320‐ми гг. (для Лестера, и Нортгемптона), а также таблицы, составленные для Колчестера, Кембриджа, Йорка и Лондона, является свидетельством проведения значительной части астрономической работы в религиозных институтах за пределами университетов, хотя вряд ли стоит сомневаться в том, что люди, занимавшиеся этой работой, имели университетское образование.
Это относительно простая переработка. В Оксфорде произвели две гораздо более радикальные ревизии, первая осуществлена в 1348 г. человеком, имя которого осталось неизвестным, возможно это был Уильям Бейткомб, а вторая – в следующем столетии – Джоном Киллингуортом. Таблицы 1348 г. оказались значительно более совершенными, чем эргономичные Великие таблицы Иоанна де Линерииса (сдвоенные таблицы, где два уравнения приводились к одному). Таблицы 1348 г. позволяли определять планетные долготы более или менее непосредственно, за исключением небольшой прецессионной поправки. Эти таблицы были объемны и могли использоваться для передачи информации о прямых движениях, стояниях, попятных движениях планет и другого материала, игравшего важную роль в астрологии. Здесь мы снова сталкиваемся со свидетельством того, что астрология служила одним из мотивов серьезного изучения астрономии. Не стоит забывать: 1348 г. отмечен вспышкой эпидемии чумы в Оксфорде, и как писали многие ученые того времени, это обратило их помыслы к Богу. Вряд ли стоит сомневаться в том, что иногда это обращало их мысли и к астрологии.
Таблицы 1348 г. пользовались популярностью у ученых со всех концов Европы. В Силезии и Праге сохранились ранние манускрипты, содержавшие их доработку. Генрих Арнаут из Зволле на севере Нидерландов пользовался ими, ссылаясь на них как на «английские таблицы». Их перевод на древнееврейский сделан в Италии в XV в. неким М. Финзи, которому ассистировал анонимный христианин из Мантуи. Джованни Бьянкини из Феррары, наиболее яркий итальянский астроном середины XV в., находился под их влиянием во время создания серии аналогичных таблиц, широко применявшихся такими выдающимися современниками, как Пурбах и Региомонтан. Через аналогичное посредничество, а также через восточноевропейскую версию XIV в., известную как Tabulae resolutae (Коперник изучал их в свою бытность студентом в Кракове), они составили основу одноименных таблиц Иоганна Шёнера (напечатаны в 1536 и 1542 гг.). Те, в свою очередь, широко использовались в течение многих десятилетий, однако истоки их происхождения оказались надолго забытыми. Это история об альбионе, снова напомнившем о себе; однако в Средние века, и это их отличительная особенность, всякая истина считалась истиной от Бога, а потому авторство не являлось чем-то, за что нужно было бороться как за свои владения.
После таблиц 1348 г. появилась еще одна серия оксфордских Альфонсовых таблиц, заслуживших широкое признание; их составил астроном Мертон-колледжа Джон Киллингуорт (ок. 1410–1445). Таблицы предназначались для использования при расчетах полного набора параметров планетного альманаха (эфемерид). Одна из копий, изготовленная для глостерского герцога Хамфри, была обильно украшена сусальным золотом и поражала красотой своего исполнения. Предполагалось ли таким образом выказать особое уважение гениальности их автора? Этот вопрос остается невыясненным, однако можно со всей определенностью сказать, что это скорее исключение, чем правило. На ил. 106 изображен образец одной из страниц, взятой из более приземленного повседневного экземпляра. Таблицы имплицитно включали в себя элементы теоретических рассуждений, не изложенных автором в явном виде, однако то немногое, что поддается современной реконструкции, могло быть получено без обращения к дифференциальному исчислению.
106
Страница из знаменитых таблиц, составленных Джоном Киллингуортом и предназначенных для сокращения работы, необходимой для составления «альманаха», эфемерид всех планет с заданными значениями положений на каждый день в соответствии с Альфонсовыми принципами.
ФИЛОСОФЫ И КОСМОС
К 1380 г. в Европе существовало порядка тридцати активно работавших университетов; большинство из них только-только возникло и было невелико по составу, но они азартно конкурировали друг с другом. В восточной германоговорящей Европе нельзя отметить ничего, заслуживавшего особого внимания, за исключением Праги и Вены. К 1500 г. этот список пополнили еще около пятидесяти учреждений. Многие из них стояли на вторых ролях, однако более дюжины новых университетов появились в германоговорящих землях. Именно оттуда, а также из еще более восточных областей пришла новая волна увлечения астрономией, которая, скорее всего, и обеспечила более чем вековое превосходство этих учреждений над старыми центрами.
Это движение нельзя рассматривать в отрыве от изменений, случившихся в тот же самый период в религиозной жизни, хотя взаимоотношения между этими двумя типами деятельности никогда не были однозначными. Например, несмотря
